Рус пожал плечами.
— Тилла берёт её с собой на прогулки. Вряд ли можно вымыть собаку с одной здоровой рукой.
— Похоже, она со всем справляется. Повезло тебе, вот что я скажу. Послушай, а сестрёнки у неё, случайно, нет?
— Даже если б и была, знакомить вас я не стал бы.
— Боги, какие мы злые!.. — насмешливо протянул Валенс и поднял крышку пивного бочонка. — Вижу, ты наконец-то вошёл во вкус.
Рус, щурясь, заглянул в пустой бочонок.
— Должно быть, Тилла вылила, — пробормотал он. — Вообще, она была не в восторге от того, как мы здесь ведём хозяйство.
— В следующий раз закажу вино, — сказал Валенс и захлопнул крышку. — Молодец, Рус, уважаю. Всегда знал, что на тебя можно положиться в поисках хорошей служанки.
— Я ведь уже говорил. Здесь мы держать её не будем.
— Мы не будем, — передразнил его Валенс. — Здрасьте, приехали! Она уже стала нашей служанкой! Отлично. Могу разделить с тобой расходы по её содержанию. Обещаю, что не буду заваливать её в постель, предварительно не спросив у тебя разрешения.
— Да никто и не собирается ложиться с ней в постель!
Валенс долго смотрел на него — в глазах танцевали насмешливые искорки, — затем покачал головой.
— Ах, Рус, Рус. Хороший ты парень, и я искренне люблю тебя. Но тебе надо научиться расслабляться и получать хоть какое-то удовольствие от жизни.
Рус окинул свои новые шерстяные штаны хмурым взором. Хорошо Валенсу рассуждать о необходимости расслабиться. У него нет ответственности перед семьёй, увязшей в долгах в Галлии, ему нет надобности пристраивать в приличное место полубольную рабыню. Рабыню, которая, как он только что понял, слишком привлекательна, чтобы держать её и дальше в этом доме.
Клавдия часто жаловалась, что её рабыни глупы и ленивы, но ни одну, насколько он помнил, нельзя было даже с натяжкой назвать хорошенькой. И ещё он начал понимать, что Басс был прав. Рынок всегда открыт для красивых молодых рабынь.
Рус поднял голову. Дорога впереди была пуста, если не считать выехавшего из леса кавалерийского отряда. Тилла свернула влево, перебралась через канаву и шла теперь полем по направлению к лесной опушке.
Если б она обернулась, то увидела бы, как медикус ступил на толстый ствол дерева, перекинутый через глубокую канаву, прошёл по нему и выбрался на узкую грязную тропинку, что вилась среди высокой травы. Но она не оборачивалась, не предпринимала никаких мер предосторожности и продолжала торопливо и целеустремлённо шагать к лесу.
Чтобы не потерять её из виду среди деревьев, Рус ускорил шаг, теперь их разделяли всего какие-то двадцать — тридцать ярдов. Тропинка, извиваясь, тянулась в тени, под кронами деревьев. Дорогу отсюда не было видно. Через несколько секунд Рус уже перестал слышать топот лошадиных копыт по гравию, кавалькада проехала дальше. Под подошвами его сандалий громко чавкала грязь и шуршали опавшие листья. Он то и дело оскальзывался и спотыкался об узловатые корни, торчащие из земли. По штанинам хлестали ветки кустарника. Рус избегал наступать на сухие ветки, которые могли с треском сломаться и привлечь внимание девушки. Несколько раз он замирал на месте и прислушивался. И вновь убеждался, что Тилла не делает никаких усилий, чтобы остаться незамеченной или неуслышанной. Напротив, похоже, тот человек, к которому она спешила, должен был знать о её приближении. Что ж, тем лучше. Если Рус будет соблюдать осторожность, его внезапное появление станет для маньяка неприятным сюрпризом.
Солнце просвечивало сквозь листву, отбрасывало танцующие блики на синий плащ девушки, что мелькал впереди. Рус прибавил шагу, перешагнул через очередную сухую ветку и начал нащупывать правой рукой висящий на поясе нож.
Ножа не было.
Только пояс, подхватывающий мешковатые шерстяные штаны. Он принялся ругать себя за то, что оставил ножны в портняжной мастерской, и тут вдруг увидел, что тропинка выходит на поляну. Впереди — высокая трава, залитая лучами солнца. А вон и синий плащ, свисает с ветки дерева. Самой же девушки видно не было.
Рус сошёл с тропинки и спрятался за толстым стволом дерева, увитым плющом. Затаил дыхание и стал прислушиваться, надеясь уловить звук шагов. Напрасно. Тогда он выглянул из-за спутанных веток плюща и обозрел поляну.
Трава. Кусты. Пышные заросли папоротника. Плащ, слегка колышущийся на ветру. По поляне пролегали две тропинки, но он не думал, что девушка успела так быстро уйти по одной из них незамеченной. Никакого движения в траве и листве не наблюдалось. Никаких признаков того, что на поляне находится кто-то ещё. Он бы услышал, если бы Тилла поздоровалась со своим знакомым. Маньяк вряд ли мог бы напасть на неё незамеченным. Ведь эта девушка собиралась оглушить легионера ударом суповой миски по голове. Должно быть, прячется где-то, поджидает того, с кем должна встретиться. Или же она всё-таки заметила Руса и надеется, что просидит в укрытии достаточно долго, ему всё это надоест — и он уйдёт.
Откуда-то с другого конца поляны доносилось журчание лесного ручья. Оставалось надеяться, что терпение Тиллы быстро иссякнет. На дежурстве ему надо быть к семи вечера, а теперь, должно быть, перевалило за полдень.
По поляне прыгала чёрная птица с жёлтым клювом. Медленно и осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, Рус изменил позу, выпрямил затёкшие ноги. Птичка как ни в чём не бывало продолжала поклёвывать что-то в траве. Никаких других движений и перемещений не наблюдалось.
Сидя у ствола дерева в окружении густого подлеска, Рус вдруг подумал, что преследование любого местного обитателя, к тому же в глухом лесу и без оружия, ничем хорошим закончиться не может. Это неразумно и крайне опрометчиво с его стороны. Дорога далеко, никто его криков не услышит. Если вдруг откуда ни возьмись появится не один, а сразу несколько вооружённых мужчин, ему с ними не справиться.
Наверное, именно поэтому голос так напугал его. Впрочем, всего на секунду, как позже уверил Гай сам себя. Нет, всего лишь на секунду показалось, что он слышит воинственный клич дикаря, готового разорвать его на мелкие кусочки. Или же то был голос некоего призрака, явившегося отнять у него душу и скрыться с ней в глубине чащи. Впрочем, опомнившись от секундного приступа страха, он тут же понял, что звука этого бояться не стоит. Разумом он понимал это, а сердце продолжало колотиться как бешеное, словно он спасался бегством от стаи голодных волков, а не сидел, привалившись спиной к стволу дерева и слушая пение женщины.
Тилла пела и у него на кухне, но это было совсем другое. Здесь, в лесу, она сперва издавала пронзительный и вибрирующий звук, затем тон постепенно понижался. В звучном голосе появлялось придыхание и ещё — некий странный оттенок интимности. Рус осторожно выглянул из-за дерева сквозь листву. Теперь он видел её на поляне. Вроде бы одна. Он недоумённо нахмурился, затем понял, что девушка, должно быть, стоит в каком-то углублении, за пышными ветвями папоротника, в дальнем конце поляны. Здоровая рука поднята к небу. Лицо мокрое, блестит от воды. Потемневшие пряди волос липнут ко лбу. Глаза закрыты. Выражение самое сосредоточенное. Похоже на экстаз. Рус вздохнул. Его рабыня отправилась в лес на встречу не с любовником, а с богом.
В воздух поднималась тонкая струйка дыма. Его мучили вопросы. Как умудрилась Тилла развести огонь посреди этого сырого леса, что именно несла она сюда в корзине? Очевидно, теперь он может добавить к списку её грехов ещё и хищение из дома растопки.
Песня тем временем не смолкала. Было в ней нечто варварское и одновременно — прекрасное. Порой Русу казалось, что он узнает мелодию, но она тут же менялась, ломалась, превращалась в другую. Он уловил повторы отдельных отрывков, они казались бесконечно заунывными, наползали друг на друга, а потом вдруг сменялись совершенно новым напевом. Вот ещё один взрыв пронзительно высоких вибрирующих звуков, а потом голос вдруг срывается до хрипоты, и слышна в нём дрожь, от которой мурашки бегут по коже. Впрочем, часть мелодии была узнаваемой: Гай слышал её на кухне.
