— Жди здесь, — сказал он.

Голос эхом разнёсся по помещению. А ещё Рус воспроизвёл жест, которым обычно Валенс приказывал собаке «Сидеть!».

Он зажёг всего одну лампу: вполне достаточно, и так сойдёт. Женщины не любят погружаться в холодную воду. Клавдия терпеть не могла. Ну, и рабыни, наверное, тоже.

А вот в парилке воздух так прогрелся, что туника тут же прилипла к телу. Гай споткнулся о деревянный башмак, брошенный кем-то на пол, и едва не подвернул лодыжку. Лампа, которую он нёс в руках, накренилась, немного масла с шипением выплеснулось на каменный пол. Рус сердитым пинком послал башмак к двери, туда, где в полоске света виднелись специальные полки для снятой обуви. На бортике ванны лежала грязная мочалка, сально поблескивающая, с чьими-то прилипшими тёмными волосами. Рус никогда не пользовался больничными термами, никогда не инспектировал их, и он вдруг подумал: вряд ли здесь оставляют такой беспорядок в присутствии главного управляющего. Очевидно, никто не ждёт его раньше завтрашнего утра.

Он прополоскал мочалку, вытер полотенцем, затем бросил полотенце на пол и протёр им масляное пятно. Поверхность воды в ванне отливала радужными разводами. Хорошо хоть сама вода была тёплая. Он увидел оставленные кем-то на полке пузырьки, открыл, принюхался. Пряности, лаванда. Впрочем, пусть девчонка сама выбирает.

Углей в жаровне было совсем немного. Пахло перегретым человеческим телом. Он шагнул в ванну, но тут вдруг что-то шлёпнулось ему на голову с потолка. Рус испуганно заморгал и поднял руку, чтобы стряхнуть это, потом покачал головой и улыбнулся. Здесь не Африка. Тут почти нет страшных кусающих и жалящих тварей, в госпитале нет даже специалиста по ядам. Здесь с потолка капает лишь влага.

Рус вышел из парилки. Девушка тут тоже наверняка долго не выдержит.

Вернувшись в предбанник, он увидел, что она по-прежнему сидит на краешке скамьи всё в той же позе, скорчившись, сжавшись в комочек. И смотрит так растерянно, даже испуганно. Только сейчас до Руса дошло: в госпиталь она поступила без сознания, а теперь впервые увидела здесь нечто другое, кроме двенадцатой палаты.

Он обернулся, хотел найти ей чистое полотенце, но полка была пуста. Он снова жестом приказал ей сидеть и вышел в коридор, где столкнулся с санитаром, который нёс поднос с кувшинами для воды.

— Где тут у вас чистое бельё, простыни, полотенца?

— Третья дверь налево, господин. — И санитар скрылся в боковом проходе.

Рус щёлкнул задвижкой, толкнул дверь, но она не открывалась.

Толкнул ещё сильнее и только тут заметил замочную скважину.

Когда в коридоре снова возник санитар, на этот раз с пустым подносом, он спросил:

— Где ключ?

— У офицера Приска, господин.

— Так он хранит ключи и от шкафчика с тряпками тоже?

— Офицер Приск отвечает у нас за все ключи, господин.

— Нет, это просто смешно!

Санитару хватило ума не комментировать последнее высказывание. Рус размышлял, что делать дальше, как вдруг услышал знакомый голос.

Очевидно, кто-то помешал вечеринке Валенса. Он шагал по коридору и вёл жаркие споры о скачках с седым ветераном с забинтованной от паха до ступни ногой. Рус подошёл и спросил:

— Где тут берут чистые полотенца в отсутствие начальства?

Валенс удивлённо поднял на него глаза.

— Обычно, уезжая, он оставляет запас, чтобы хватило до его приезда. Наверняка утром принесут ещё, из прачечной.

— Но не мог же он уехать и не оставить ни одного чистого полотенца?

— Прошу прощения, я на минуту, — сказал Валенс ветерану и отошёл.

Они приблизились к двери в бельевую кладовку, и тут Рус услышал, что где-то в госпитальном здании лает собака.

— Ты слышал?

— Что?

Рус подумал: может быть, показалось?

— Ладно, не важно.

— У Приска своя система, — объяснил Валенс. — Одному Юпитеру известно, в чём она состоит, но никто не хочет вмешиваться и хотя бы попробовать что-то изменить. Главное — не трогать его, только тогда есть надежда получить необходимое.

— Но мне полотенце нужно сейчас! Кстати, куда его понесло, ты не знаешь?

— Думаю, отправился в Вирконий на переговоры. Будут обсуждать контракт по поставке одеял для госпиталя.

— Одеял?.. О боги! Но неужели любой крестьянин, имеющий пару овец и жену, не может смастерить несколько одеял?

— Хм, — хмыкнул Валенс. — Это мы с тобой так думаем. Но одеяла для больницы должны соответствовать определённым, так сказать, требованиям... Не всякое, знаешь ли, одеяло подходит для больничной койки.

— И что же, люди действительно верят в это? — спросил Рус.

Валенс пожал плечами.

— Постоянно приходится выпрашивать самое необходимое.

Оставшись в коридоре один, Рус вновь осмотрел дверь в кладовку. Он ещё не успел познакомиться с офицером Приском, зато уже возненавидел его всеми фибрами души. Похоже, этот господин превратил управление госпиталем в некую особую форму искусства — нечто непостижимое уму, ценное и одновременно бесполезное. А тем временем больная сидит на лавке и смотрит на груду грязных полотенец.

Рус отошёл от двери на пару шагов, в последний раз взглянул на замок, примерился и ударил. Жуткий грохот разнёсся по пустому коридору. Все ухищрения госпитальной администрации удалось преодолеть одним сильным и прицельным ударом ноги.

— Полотенца! — объявил он и торжественно выложил стопку перед девушкой.

Однако это произвело на неё меньше впечатления, чем он надеялся. Тогда он взял её за здоровую руку и помог подняться. Распахнул дверь в парилку, почувствовал, что она пытается вырваться. Ещё крепче ухватил её за руку.

— Тебе нужно помыться, — сказал он и подтолкнул её к парилке.

Они вошли. О боги, до чего же худенькая, подумал он, приподняв девушку и посадив на край массажного стола. Затем взял отмытую мочалку, два пузырька с маслами и снова приблизился к ней. В глазах её читался ужас. Она приподняла здоровую руку, пытаясь заслониться, затем соскользнула с края стола.

Рус снова показал знаком «Сидеть!». Обошёл стол с другой стороны, перегнулся и начал развязывать у неё на стройной шее узел от повязки. Почувствовал, как напряглись её плечи, и тут же вспомнил беременную Дафну из заведения Мерулы. О том, как она нервно отпрянула при прикосновении вышибалы.

— Всё хорошо, — как можно убедительнее произнёс он. — Ты здесь в безопасности. Никто тебя не обидит.

Он вспомнил, что внёс девушку через восточные ворота. Уже в палате бережно опустил её на койку и переодел в стираную-перестираную серую тунику, что сейчас на ней. Он уже видел эти тонкие выступающие рёбра, ввалившуюся от недоедания грудь, желтоватые синяки на бледной коже. Он знал, что вид её обнажённого тела вызовет у него только гнев, ничего больше. Будучи не в силах объяснить ей всё это, он дотронулся до повязки на руке и предупредил:

— Смотри, чтобы вода не попала на бинты.

А затем накинул полотенце на здоровую руку и сказал, что вернётся позже.

Он закончил просматривать записи с историями болезней, и времени заняться главой «Лечение и обработка глазных ранений» уже не осталось. Сделал обход, посмотрел абсцесс, попросил человека, получившего сотрясение мозга, сосчитать пальцы его растопыренной ладони. Затем приказал санитару сменить компресс на раздавленной ступне, простучал грудь ещё одного больного — ему не нравился его кашель. Потом поболтал с сигнальщиком, осмотрел недавно прооперированных пациентов и заявил изумлённому штату сотрудников, что рассчитывать на такое каждый день не стоит. Затем осмотрел в маленькой боковой комнатке пожилого центуриона — его доставили в госпиталь без сознания — и окончательно убедился в правильности своего первоначального диагноза. Это была пневмония. Мужчине исполнилось шестьдесят шесть. И сделать они для него почти ничего не могли, лишь постараться устроить поудобнее, вот и всё.