Под дверью заскреблась одна из собак. Гай перечитал написанное и понял, что пропустил одно важное слово. Перевернул стило, разровнял воск на табличке.

Из столовой снова донёсся взрыв смеха. Но вот он затих, настал благословенный момент тишины. И тут под дверью снова заскреблась собака. Рус принял твёрдое решение не обращать на неё внимания. Переписал третью строку и начал мысленно выстраивать все пункты главы «Лечение и обработка глазных ранений» в должном порядке.

Скрестись собака перестала. Теперь из-за двери донёсся жалобный вой. Рус написал: «Далее, проверить...»

Тут стило снова замерло над табличкой, никак не удавалось вспомнить, что именно надо проверить дальше. Он отбросил стило и метнулся к двери, при этом умудрился пребольно удариться большим пальцем ноги об острый угол сундука, который не позаботился до конца запихнуть под кровать.

Едва успел он отворить дверь, как собака ворвалась к нему в комнату и тут же остановилась, принюхиваясь. А следом за ней вбежали несколько круглых мохнатых комочков и шмыгнули под кровать. Рус едва не наступил на одного щенка.

Один из друзей Валенса, ветеринар, размахивал руками, желая показать, какую высоту преодолела молодая кобыла, считавшаяся лучшей лошадью в провинции.

— Рус! — радостно воскликнул сидящий на кушетке Валенс и достал из плошки финик. — Хочешь купить лошадь?

— Не сегодня.

— Как продвигается работа?

— Э-э... Собака выразила желание прочесть написанное.

— Извини! — Валенс выразительно махнул рукой с фиником в сторону спальни. — Просто хотел сказать тебе... — Рус терпеливо ждал продолжения. Валенс откусил кусочек, стал жевать. — Думаю, там у тебя поселилась мышь. Собака весь день проторчала перед этой дверью. Пусть побудет там, рано или поздно непременно её поймает.

— Да, пожалуй.

— Тебя что-то ещё беспокоит?

Рус привалился к дверному косяку.

— Скажи-ка мне вот что, друг мой, — медленно начал он. — Допустим, ты покупаешь девушку для работы в таверне. Стал бы ты обращать внимание на её акцент и образование?

Валенс пожал плечами.

— Почему бы нет? Она помогала бы вести бухгалтерию.

— И вообще, добавила бы заведению класса, — встрял владелец кобылы.

— Могла бы даже привлечь одного-двух офицеров, — раздался ещё чей-то голос.

Владелец голоса возлежал на полу, рядом стоял кувшин вина. Гай узнал в нём человека из гарнизона надзора над провинциями.

— Вообще-то, Рус, если честно, я бы два раза подумал, — добавил возлежащий возле кувшина. — Такая девица — это хороший вклад, однако не всегда способствует ведению дел. Не советовал бы тебе замахиваться на какой-то там высокий класс...

— Но лично я не являюсь владельцем заведения, просто спрашиваю, потому...

— Он просто коллекционирует женщин, — перебил его Валенс. — Кстати, вспомнил! Нам нужна девушка, которая бы умела прилично готовить. Тот, кто найдёт, приглашается на обед.

Рус вернулся к себе в комнату. Торопливо вырвав из-под носа любопытного щенка драгоценный свиток, он собрал все записи и убрал в сундук. Запер его на защёлки. Всё, что могли сжевать собаки, убрал на буфет, на самый верх. А затем, поскольку денег у него не было и идти было особенно некуда, отправился в казармы.

Рус зажёг лампы в регистратуре, плотно затворил дверь, достал коробку, помеченную надписью «Истории болезней», поставил её на стол. Затем придвинул табурет, уселся, подперев голову ладонями, и долго и задумчиво смотрел на коробку с табличками. Истинный философ не стал бы впадать в отчаяние из-за неудавшегося вечера. Истинный философ — это человек, полный решимости использовать всю силу логических рассуждений в любых обстоятельствах. И наверняка бы обрадовался, что ему выпал шанс просмотреть истории болезней.

За окном послышались чьи-то шаги. Приглушённые голоса. Но вот звуки эти затихли где-то вдали, и на смену им явился запах жареных цыплят. Так и просачивался сквозь ставни.

Гай перебирал таблички с записями, пока не дошёл до собственноручно написанной им три дня назад. Прочёл: «Повреждение левой стопы (отдавлена)». Поразмыслив секунду-другую, Рус достал стило и написал: «День третий: стопа всё ещё распухшая, обширное посинение, никакой подвижности в пальцах не наблюдается; лечить примочками из настоя белены, наложить компресс повторно». Отложив табличку в сторону, он просмотрел следующую и приписал на ней: «День четвёртый: дыхание стабилизировалось». Речь шла об инфекционном воспалении дыхательных путей.

Запах жареных цыплят по-прежнему проникал в комнату. Напомнив себе, сколько денег он сэкономил, обедая с легионерами, Рус записал жалобы, с которыми к нему пришёл сегодня кузнец. У крепкого волосатого мужчины был нарыв на одном интересном месте. Русу предстояло вскрыть нарыв завтра утром.

Снаружи солдаты шутили, смеялись, ели жареных цыплят. Внутри убогого больничного корпуса Рус в одиночестве коротал свободный вечер, записывая симптомы разнообразных болезней, которыми страдали совершенно чужие ему люди. Менее философски настроенный человек впал бы в отчаяние.

Девушка-рабыня сидела в постели. Рядом на тумбочке поблескивал в свете лампы бульон, к которому она за несколько часов так и не притронулась. Рус приветствовал её словами:

— Добрый вечер. Ну, как самочувствие?

Ответом, как обычно, было молчание. Лишь необыкновенно серьёзный, сосредоточенный взгляд — и молчание. Это уже начало раздражать его. Она сама не понимает, до чего ей повезло. Ведь могла умереть. А теперь, если вылечить руку, откормить и вымыть хорошенько, за эту девушку можно будет выручить неплохие деньги.

Но цена снизится, если она будет и дальше молчать и оставаться такой букой. Так что, вместо того чтобы осведомиться: «Ну, как твоя рука?» — то было обычной прелюдией к осмотру и смене повязки, — Гай присел на краешек кровати и сказал:

— Итак, скажи-ка мне, почему не съела обед?

Он пристально рассматривал девушку — и ему казалось, что она, в свою очередь, делает то же самое: изучает его. Интересно, как долго она пробыла рабыней. Должно быть, её владелец был достаточно богат, чтобы вдевать в проколотые уши серёжки с драгоценными камнями. Или она сама... И наверное, кто-то обучил её, как и Софию, грамоте. Наверняка судьбы рабов тесно связаны с судьбами владельцев, они переживают те же взлёты и падения, что и их хозяева. Но если Гай не найдёт к девушке подхода, он так никогда и не узнает, почему она пала так низко, что какой-то Клавдий Инносенс мог позволить себе таскать её по улицам, как полудохлую собаку.

— Знаю, говорить ты умеешь, — продолжил он. Он начал бы уже сомневаться в этом, если б не слышал, как она, опоенная маковой настойкой, бормочет и вскрикивает во сне.

Нет ответа.

— Ты всегда была такой молчуньей?

Снова нет ответа.

— Что же, это к лучшему — заметил Рус. — А то, знаешь, мой дом полон пьяных любителей лошадей. Да и собаки шумят. Так что немного покоя и тишины не помешает, хотя бы ради разнообразия.

Он взял табличку, раскрыл её. Заголовок «Лечение и обработка глазных ранений» показался каким-то бессмысленным. Он даже фыркнул. Потом покосился на девушку.

— Скажи, давно ли ты была в термах? Может, ты вообще никогда не мылась?..

Несколько минут спустя Рус распахнул дверь в госпитальные термы, свободной рукой он придерживал девушку за плечи. Зайдя внутрь, подвёл к скамье и усадил. Пошёл искать лампу. На пути обратно снова поместил табличку с надписью «ЗАКРЫТО» на стену у входа.

В помещении для переодевания было тепло, казалось, стены хранят жар некогда горячих углей, хотя растапливали тут давным-давно. Девушка не сводила с него глаз, прижимала больную руку к груди, вдыхала влажный, пропитанный запахом пота и масел воздух. Рассматривала стены, выкрашенные голубой краской, ниши и крючки для одежды, белые полотенца, небрежно сваленные на одной из скамей. Поначалу Рус решил аккуратно сложить эти полотенца, затем решил, что делать этого не стоит. Получится, будто хозяин прислуживает своей рабыне.