Впрочем, в письмах Валенса Британия выглядела весьма романтично. Острова, населённые женщинами-воительницами ростом не меньше шести футов каждая, а также поэтичными мужчинами с длинными отвислыми усами. Мужчинами, которые совершают вылазки в покрытые туманом горы, стремясь обратить в истинную веру тамошние воинственные племена.

Собственные же наблюдения Британии заставили Руса заподозрить, что Валенс нарочно, обманом выманил его сюда, не в силах совладать со скукой.

Да, конечно, британцы накоротке с морем, и в этом для него заключалась главная новизна, но к тесному знакомству с этой стихией Рус вовсе не стремился. Когда корабль его пришвартовался в Рутупиае, капитан предложил Русу остаться на борту и доплыть этим же кораблём до портового города Дева. Рус отверг предложение, тем более что подвернулся попутчик, глазной врач, он обещал довезти до Лондиниума, где собрался делать операцию супруге губернатора. Уже там Рус взял лошадь и скакал к северу до места назначения несколько дней. Наверное, тогда и пришлось ему разминуться на дороге с главным управляющим Приском, который ехал в противоположном направлении обсудить контракт по поставке медицинского оборудования для армии. Путешествие оказалось интересным и вполне познавательным, Рус многое узнал о стране, где ему предстояло работать.

Почти невозможно было представить, что эти сочные зелёные лужайки и поселения Британии некогда служили сценой действия для ужасающей кровавой трагедии: её свидетели сейчас уже беззубые старики. Только они и помнят ту резню, именуемую «восстание»...

На пятый день путешествия холмы стали более пологими, городки — менее приветливыми, а интенсивность перемещения армейских частей по дорогам увеличилась. Очевидно, и порядок поддерживать здесь было легче. Порой дорога тянулась через высокий тёмный лес, и время от времени в отдалении поднимался столб дыма. Это могло означать что угодно — к примеру, что там работают угольщики, или кто-то готовит себе завтрак, или же кто-то совершил нападение на какого-нибудь неосторожного сборщика налогов — и тот подаёт сигнал бедствия. Поля были возделаны на совесть, а вот домики землепашцев вид имели самый жалкий и примитивный: обмазанные глиной хижины в одно окошко низко проседали под соломенными крышами и походили на грибы. Разумеется, водопровода здесь не было и в помине. Проскакав ещё с полдня к северу, Гай оказался у развилки. Там мимо него под охраной манипулы вооружённых наёмников провели группу местных с мрачными лицами. Многие люди плакали, у других были лица в крови; охрана взирала на всё это с хорошо отрепетированным равнодушием. А вот офицерская лошадь, единственное здесь ни в чём не повинное создание, подняла голову и заржала, глядя на Руса, очевидно, в надежде, что явился наконец человек, который заберёт её отсюда.

Единственная неприятность, с которой Гай столкнулся на пути к северу, была небольшая заварушка в придорожной таверне. Но в целом, хоть все встреченные по пути жители были мрачны и угрюмы, как и местная погода, они покорно расступались, чтобы пропустить его. Ничего себе, и это так называемые дружественные племена! Впрочем, многим из его соотечественников удалось сохранить репутацию в самых неблагоприятных условиях, в холод и дождь, что властвовали на окраинах великой империи. И Рус, нуждавшийся в переменах по причинам, о которых не собирался рассказывать никому, утешался мыслью, что назначение в Британию послужит ещё одним шагом в продвижении по карьерной лестнице.

— Свежей рыбы, господин? — Какая-то женщина, запыхавшись, толкала перед собой тележку вверх по настилу. Остановилась, приподняла кусок ткани: под ней сверкнули удлинённые серебристые тельца. Она усмехнулась, во рту, в том месте, где полагалось быть передним зубам, зияла дыра. — Как раз к обеду поспела.

Рус отрицательно помотал головой.

Пройдя ещё сотню шагов, он отверг ведёрко с мидиями, горошек со жгучим перцем, тележку с углём, обеденный сервиз, амфору с вином, отрез ткани, из которого, по уверениям торговки, можно было соорудить самое красивое в Деве покрывало, ещё какие-то совершенно непонятные штуки в форме маленьких колбасок и приглашение посмотреть экзотический танец. Выйдя на причал, он едва не столкнулся с тачкой, которую толкал перед собой маленький мальчик — за этой тачкой его и видно-то почти не было.

— Спелые сливы, господин!

Всё же приятно, что он производит впечатление человека с деньгами.

На причале остро пахло рыбой и водорослями, к этому запаху примешивался слабый аромат сандалового дерева. Должно быть, один из приезжих обронил какой-то дорогой предмет. Кругом суетились моряки, спешили выгрузить прибывший товар. Отлив уже начался, причал, насколько хватало глаз, был забит мешками, корзинами, ящиками: всё это доставили сюда ради поддержания цивилизации в одном из окраинных уголков империи. И капитаны подгоняли своих подчинённых, спеша отвести свои корабли подальше в открытое море, пока те не застряли в грязи. Пробираясь между телегами и тачками, Рус натолкнулся на целую гору черепицы, которую, очевидно, доставили с гор на западе и которая к концу недели уже, возможно, будет украшать чью-то крышу. Тут же перед ним возник целый строй кувшинов с надписью «Соль» — они предназначались для отправки. Он знал это не потому, что хорошо разбирался в торговле или экспорте. Просто один из легионеров из отряда, охраняющего соляные копи, получил ранение, перелезая через изгородь: в теле у него застрял острый наконечник. И Рус, делая операцию, в подробностях расспрашивал солдата обо всех его обязанностях, стремясь отвлечь от боли.

Из клетки на него пялилась коричневая обезьянка с широко расставленными глазами, детские пальчики цепко обхватывали прутья решётки. Пройдя чуть дальше, Гай увидел группу белокожих рабов в цепях. Похоже, напуганы они были ничуть не меньше, чем обезьянка. Двое посматривали на зелёные водоросли, опутавшие сваи причала, и, очевидно, размышляли о том, уж не броситься ли им в воду. Остаётся надеяться, подумал Рус, что им хватит ума не делать этого: за цепи их тут же вытащат, а затем припишут к нагрудной табличке: «Склонен к самоубийству». И эта надпись развяжет руки новому хозяину, приравняется в его глазах к другой: «Просьба нагружать работой, пока не сдохну».

Однако среди кораблей, скопившихся у пристани, «Сириуса» Гай не заметил. Он развернулся и зашагал назад, механически стараясь попасть в ногу с ритмом, который отбивали по настилу грубые башмаки целой толпы моряков.

И тут из-за высокого борта какого-то корабля показался «Сириус» — надпись была сделана крупными синими буквами. Тут же, на краю причала, Рус заметил знакомую фигуру. Его товарищ уютно устроился на стуле, положив ноги на маленький столик.

— Скверные новости, — заявил Валенс, поднимаясь ему навстречу. — Похоже, с твоим багажом вышла какая-то накладка. — Он кивком указал на резной стул, на котором сидел. А заодно — на два больших сундука. И Рус увидел на крышках своё имя и слова, выведенные мелом: ЛЕГ. XX ДЕВА БРИТ. — Ты должен выяснить, — продолжил Валенс. — Лично мне не удалось получить толковые объяснения. Только и твердят, что всё здесь. Одному Юпитеру известно, куда они отправили остальное.

Рус опустился на колени, проверил печати на сундуках.

— Нет. Они говорят правду. Здесь всё.

Валенс удивился.

— А где же твоя мебель?

— Термиты, — объяснил Рус, предвидевший этот вопрос. — В Африке они кишмя кишат.

— Термиты? — Валенс задумчиво поскрёб в затылке и уставился на столик. — Выходит, термиты сожрали «счастливую кровать», спасшую от землетрясения?

Рус пожал плечами.

— Да там стоит только отвернуться, как эти проклятые твари налетают со всех сторон и сжирают всё подряд.

Из всех пропавших предметов больше всего Русу было жаль кровати. Она напоминала ему о временах, когда он, пусть и недолго, абсолютно уверился в том, что боги одарили его своим благоволением. Теперь же благоволение богов сводилось, похоже, к тому, чтобы рассказывать разные небылицы об утраченном имуществе.