Жак понимал, что должен догнать его; ему практически бросали вызов. Человек-Арлекин вторгся в его Имперские таро с ловкостью червя-плети, отхватывающего кусок мяса у случайного прохожего, и сейчас этот чертов тип, можно сказать, презрительно размахивал плащом у Жака перед носом, приглашая погнаться за собой. И все же не это беспокоило Жака. Игнорировать такую провокацию было бы большей глупостью, чем отнестись к ней со всем вниманием. Оставив Гугола присматривать за снаряжением, он вместе с Гриммом поспешил на вокзал, чтобы встретиться с Ме’Линди.

Бар был наполнен пьянящими ароматами цветов-паразитов из джунглей и другими чужеродными запахами, которые подействовали на чувства Жака, внеся легкую неразбериху в его восприятие, вкус и обоняние. Некоторые запахи были галлюциногенными, и у многих посетителей был явно остекленевший взгляд.

Хотя возможно, что эти люди всё еще были в шоке от опустошений в их городе — которые Жак и скват в изобилии видели и осязали по пути сюда. Но в тоже время, клиенты арома-бара могли просто притворятся, чтобы не сильно разглядывать Ме’Линди, что, вообще то, могло показаться дерзким поведением.

— Сэр Драко! — поприветствовал Жака один из телохранителей.

Он смерил сквата таким взглядом, словно тот был ручной обезьянкой торговца, но почему-то без поводка. Витающие в воздухе ароматы позволяли чувствам иногда соскакивать с языка.

— Ха! Теперь можете мотать отсюда, — воскликнул коротышка. — Выметайтесь и катитесь!

Бросив на Гримма предостерегающий взгляд, Жак расплатился с наемниками местными «вороновками» и дал еще сверху, чтобы ждали вызова в случае необходимости.

Как только двое парней направились в сторону ближайшего торговца снедью, Жак обратился к Ме’Линди:

— Конечно же, это он позволил тебе обнаружить себя. Он специально попался под ноги.

В ответ она кивнула:

— Весь вопрос в том, осмелишься ли ты, Жак, не попасться на его удочку?

— Скорее, нет. Я не думаю, что он намеревается заманить нас куда-то, чтобы убить.

— И, тем не менее, — задумчиво произнесла Ме’Линди, — арлекин выглядит как ассасин. Даже как… отступник-ассасин? Нет, конечно же такого зверя не бывает!

— Кто же его наниматель? — спросил Гримм. — Или он работает самостоятельно?

Она пожала плечами.

— И он тебе ни капли не понравился?

В ответ на это шаловливое высказывание Ме’Линди сердито зыркнула.

— Возможно, его оставил Обиспал, — предположила она. — Может он хочет зачем-то унизить вас, Жак? Я невольно выдала ему наше присутствие здесь.

— Именно это ты блестяще сделала! — согласился скват.

— Потише, — сказал им Жак. — Если Обиспал решил, что за ним тайно следит другой инквизитор, то он, конечно же, был бы дураком, решив отомстить за это — особенно, если не оступался. Я думаю, это сделано для того, чтобы показать мне что-то на случай, если я сам этого не заметил.

— Да, то есть на гидру? — спросил Гримм.

— Я нахожу это несколько унизительным, не так ли? — спросил Жак свою псевдолюбовницу. — Когда мною манипулируют!

На самом деле выбора у них не было никакого, кроме как сесть на ближайший поезд до Кефалова.

Пока капсула пассажирского вагона скользила по прозрачной трубе над размытым зеленым адом джунглей, Жак внимательно изучал личную карту таро и вспоминал своё путешествие к Терре на борту Черного Корабля.

Лишь в пути он понял, во что вляпался.

Всеми своими чувствами он ощущал, что вместительный и битком набитый корабль наполнен психическим бардаком — и это несмотря на подавляющее поле, которое проецировал адепт, подключенный к таинственным машинам. Это притупляющее поле вызвало слабое чувство тошноты, оно было психическим эквивалентом спертого, переработанного воздуха. Но, несмотря ни на что, Жак легко читал задатки способностей, надежду, тихий ужас; со стороны одной части команды — скуку, перемешанную с отвращением, со стороны другой — исступленную приверженность делу с редкой примесью сожаления.

Подавляющее поле как-то не так действовало на Жака, который уже знал, как скрыть свой свет. Раньше он не мог видеть настроение людей, но сейчас почти каждый на борту словно начал смутно транслировать свои чувства.

Шепотки на ста диалектах Готика щебетали по всему кораблю, словно пытаясь рассказать ему о его судьбе — призрачное эхо миллиона бывших пассажиров, десятков миллионов за те прошедшие века, что судно рассекало космос.

И, конечно, корабль был наполнен обычными разговорами на разных вариантах Имперского готика — какие-то из диалектов были отрывистые, какие-то более текучие, диапазон акцентов от мягких до грубых, от шипящих до гортанных.

«Огромный флот из таких кораблей, как этот, курсирует по галактике…»

«Они вылавливают подающих надежды псайкеров…»

«Неуправляемых, извращенных псайкеров беспощадно травят на многих мирах. Против них проповедуют, их убивают. Инквизиция карает их. Планетарные губернаторы уничтожают…»

«И в тоже время чистые, непорченые псайкеры отбираются. Их отправляют на Терру в таких же Черных кораблях…»

Психический дар был плотиной, через которую злобное безумие сил варпа могло вторгаться и опустошать миры, могло превращать человеческую расу в грязных рабов зла.

Но в тоже время этот дар был надеждой на будущее, на галактику, в которой наша раса, свободная и сильная, могла защитить себя ментально.

А пока Бог-Император должен защищать разрозненные многие миллиарды своих подданных беспощадной жертвенной силой. Ибо на первом месте стояло страшное уравнение: то, что в конечном итоге спасет человечество — эволюция высшего сознания — на пути своего долгого и уязвимого созревания легко могло уничтожить человечество, если допустить разврат, скверну, извращение и разрушение. Лишь абсолютная беспощадность искалеченного, живущего только за счет машины тирана и растянутых сил его свирепого, но все еще хрупкого Империума, позволяла человечеству идти по рвущемуся канату над пропастью.

«Жертвуй…»

Жертвуя и со своей стороны, это правда. Разве не Император изнурял и мучил себя неустанным бдением?

«Жертвуй…»

Но жертвуя также и собственных подданных…

Из всех собравшихся на Черном Корабле лишь небольшой доле — самых лучших и ярких — суждено стать псайкерами на службе Империума. Большая часть будет связана с душой Императора для их же собственной защиты.

«Связывание душ — это мучительная пытка…»

Ужасный психический ритуал выжигает зрительные нервы и оставляет псайкеров навечно слепыми.

«Жертвуй…»

Многие из находящихся на борту, те, кто обладает заурядным талантом, будут служить, отдав свою жизненную силу на поддержание ненасытной души Императора, чтобы он и впредь продолжал быть маяком и защитником. После соответствующей продолжительной подготовки к ритуалу эти псайкеры будут использоваться в течение нескольких недель или месяцев, а после того, как их души полностью истощатся, они умрут.

«ЖЕРТВУЙ!»

Но это не доставляло Императору удовольствия. О, нет. По слухам, каждая поглощенная им душа наполняла его муками и болью. Такой жестокой была цена за то, что человечество выживало во враждебной вселенной.

«ЖЕРТВУЙ!»

Все пассажиры на борту были не старше двадцати стандартных лет. Большинство были намного младше — такие, как сам Жак. Особенно одна девочка… он заставил себя не думать сейчас о ней. Когда экипаж провел тесты и проверил свой человеческий груз, стало очевидно, что почти все на борту шли на смерть.

Достойную смерть, необходимую смерть. Но все же смерть.

Ну и чем же эта судьба отличается — не считая достойности — от судьбы быть убитым у себя дома?

Разница была…

«ЖЕРТВУЙ! ВО ИМЯ БОГА И ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!»

Некоторые дети плакали. Кто-то молился. Кто-то буйствовал. Тех, кто буянил, связывали. Позднее Жак понял, что именно этот Черный Корабль нес на себе намного больше индивидуалистов с недавно обращенных в имперскую веру миров, чем все остальные подобные корабли. Но всё же большинство хранили холодное спокойствие и даже принимали горячее соучастие в уготованной им судьбе; таких превозносили. Благочестивая преданность крайне желательна при жертве души.