— Будь мы все прокляты тогда, — улыбнулся Карл.

— Значит, мы нуждаемся в чем-нибудь еще. В чем-нибудь хитром.

— Я подумаю над этим, сэр, — сказал он.

Два бледных, тусклых солнца стояли в зените, когда мы вышли на побережье. В сумерках перед нами, постоянно нагибаясь и что-то выискивая, по пляжу двигался человек.

Береговую линию усеивали миллиарды левых ладоней… настоящих, из плоти и крови. Все казались одинаковыми и каким-то невозможным образом снабженными у запястий хромированными вилками подключения.

Зэф Матуин двигался вдоль берега, подбирая ладони одну за другой и пытаясь вставить их в гнездо своей левой руки. Когда очередная не подходила, он отбрасывал ее в сторону.

Матуин был высоким темнокожим мужчиной огромной физической силы. Его черные волосы были заплетены в дрэды. В этом сне глаза его не горели красными угольками аугметики. Они были мягкими и карими.

Он оглянулся, когда мы приблизились, выбрасывая очередную дергающуюся кисть.

— Вот дерьмо, — произнес Нейл, разглядывая длинный, широкий берег, заваленный шевелящимися руками. — Сны Зэфа бредовее даже, чем мои.

— Зэф? — окликнул я Матуина.

— Не могу ее найти. Не могу найти. Не могу.

— Зэф, — вновь произнес я.

— Чего? — пролаял он, оборачиваясь и впиваясь в меня взглядом.

— Я хотел спросить…

— Ответ — да, — сказал он и возвратился к своим поискам на берег, полный извивающихся пальцев.

Мы, наконец, нашли Кару Свол в раздевалке позади грохочущего театрального зала на задворках Бонавентуры. Снаружи комментаторы, вооружившиеся медными рупорами, объявляли о шансах на победу, и ревела толпа. Кара сидела перед ярко освещенным зеркалом гримерной, убирая рыжие волосы с покрытого белой пудрой лица и подвязывая их шнурком.

Низкорослая, гибкая, чувственная, она повернулась на своем раскладном стульчике, когда мы вошли.

— Время пришло? — спросила она.

— Да, — сказал я.

— Время отправляться дальше?

— Да.

Она подошла ко мне и погладила мои руки, поправила мне манжеты.

— Вы были таким красивым, Гидеон.

— Спасибо.

— Иногда я забываю… забываю, каким вы были тогда. Вы давно уже ко мне не приходили в таком облике.

— То же самое сказал и я, — произнес Нейл.

Лицо Кары переменилось.

— Это ведь сон?

— Да, сон.

— Мы приступаем к делу завтра?

— Да.

— И вы пришли ко мне во сне, чтобы спросить, пойду ли я с вами?

— Да.

— Даже на верную смерть?

— Именно так.

— А что насчет остальных?

— Пэйшэнс, Зэф и Карл идут со мной, — сказал я.

— И я тоже, — произнес Нейл.

— А Фраука и Заэль?

— Во сны Фрауки я не смог бы войти, как бы ни пытался… и не стану проникать во сны мальчика. Это касается только нашей команды. Мне надо знать, остаешься ли ты со мной.

— Конечно!

— Кара… Это последний шанс. Если ты захочешь уйти, то решайся сейчас.

— Шутите? — сказала она. — Шоу должно продолжаться.

Следующим утром по корабельному времени «Аретуза» вышла в материальное пространство на краю системы Юстиса. Старая баржа так часто подвергалась ремонту и перестройке за свою жизнь, что всякие признаки ее первоначального корабельного класса и предназначения давно уже стали неразличимы в беспорядочных очертаниях ее корпуса. Ануэрту нравилось думать о своем судне (и о себе, собственно) как о капере, но на самом деле «Аретуза» была просто космической развалюхой, таскающей по торговым маршрутам дешевые безделушки и скоропортящиеся грузы.

Вынырнув из точки перехода, мы влились в оживленный внутренний поток и, в конце концов, были вынуждены оплатить услуги лоцманского катера, который провел нас мимо переполненных платформ высоких причалов к свободному доку. Стыковочное место стоило двадцать крон в сутки, и мы зарезервировали его за собой на один календарный месяц.

Под нами медленно вращался грязный шар Юстиса Майорис. Орбитальные гавани являли собой сверкающие огнями суперструктуры из латуни и стали, напоминающие своими очертаниями гигантские цирковые каллиопы[52] размерами с целые континенты, связанные вместе свободно провисающими струнами. Более десяти тысяч судов бросили якорь возле опорных причалов вокруг нас. Некоторые из кораблей принадлежали независимым перевозчикам и торговцам; другие представляли собой крупнотоннажные суда известных дипломированных компаний и лицензированных линий перевозок. Ряды унылых, серых фрахтовщиков Муниторума присосались к краям платформ. Золотые и темно-красные миссионерские суда Экклезиархии, разукрашенные, будто церемониальные скипетры, натягивали колоссальные цепи, которыми были пришвартованы к частным, освященным стыковочным полям. Вдалеке виднелись угрожающе-черные военные корабли, прячущиеся в бронированных доках в стороне от остальных гаваней. Околоземное пространство бурлило движением: шаттлы, обслуживающие суда, мобильные краны, танкеры, шаланды и лифтеры направлялись к поверхности, доставляя товары на рынки городов Юстиса Майорис.

Если не считать беглой идентификации, оплаты лоцманского катера и регистрации при стыковке, прибытие «Аретузы» осталось незамеченным. Просто очередной грязный, не поддающийся классификации космический бродяга, чей мятый корпус покрывают ледяные наросты, оставляющий за собой след топлива, утекающего через бреши в тех местах, где давления Эмпиреев прогнули и деформировали его.

Карл пришел ко мне рано утром, чтобы описать план, родившийся в его голове. Больше всего я ценил Тониуса за его гениальность в технике, но эта схема впечатлила меня своей смелостью и дерзостью. Он начинал взрослеть в профессиональном плане:

— Есть риск, — сказал я.

— Конечно. Но, как вы и сказали, мы должны иметь возможность работать, не опасаясь раскрытия. Даже самым лучшим образом сфабрикованные документы будут распознаны, если их захочет проверить Информиум. А у нас есть все основания полагать, что люди, с которыми нам предстоит иметь дело, обладают доступом к подобным ресурсам.

— Значит, тебе кажется, что лучшим решением будет заставить Информиум самостоятельно подделать для нас документы?

Он улыбнулся. Улыбнулся так, как всегда, когда был невыносимо доволен собой.

— Можно и так сказать.

— Ты полностью продумал операцию?

— Во всех мельчайших подробностях. Время, переходы, сигналы. Все мелочи. Сэр… Мне хотелось бы лично провести эту операцию. Для меня будет честью, если вы позволите это.

— Понятно. Но почему, Карл?

Он нервно поиграл гранатовым кольцом на правом мизинце.

— Тому три причины. Во-первых, это ведь моя идея. Во-вторых… как бы сказать это поделикатнее? Внешне вы являетесь нашим самым слабым звеном. Все остальные могут загримироваться, но вы… И ваш внешний облик известен нашим врагам.

Примерно об этом же раздумывал и сам я с того времени, как мы отправились в обратный путь к Юстису Майорис. Ради соблюдения секретности во время этой миссии мне предстояло во всем полагаться на своих агентов. Я не мог позволить, чтобы меня заметили. Эта перспектива меня огорчала. Исключительно по моему настоянию мы отправлялись на чудовищно опасное предприятие. И при этом я оказывался перед необходимостью сидеть и ждать, пока они берут на себя весь риск.

— Что ж, хорошо, — сказал я. — Придется мне привыкнуть к роли самого незаметного игрока в этом деле. Можешь командовать операцией.

— Спасибо, сэр.

— Я буду наблюдать за вами и, по возможности, помогать.

— Конечно. Но в этом не будет необходимости.

Он поднялся, чтобы покинуть мою каюту.

— А какова третья причина, Карл? — спросил я.

Он обернулся и прямо посмотрел на мое кресло, словно пытаясь заглянуть мне в глаза.

— В прошлом году я облажался. И на Флинте, и позже, когда захватили наше судно. Тогда слабым звеном оказался я. Мне нужна возможность вернуть ваше доверие.

Мы собрались в главном трюме. Нейл прогревал натужно загудевший лифтер. Кара, Кыс и мой тупильщик Вистан Фраука загружали последний из мешков с оборудованием в грузовую гондолу. Карл стоял поблизости, тихо разговаривая с Заэлем. Мы с Тониусом сошлись во мнении, что мальчик может сыграть свою роль в этой вступительной операции, и Заэль явно пришел в возбуждение, когда Карл принялся разъяснять ему задачи.