— Это я могу понять,— сказал старик.

   — Именно так я и сделал,— продолжал Рауль.— И добрался до той местности, которая была названа в пергаменте. Но, добравшись туда, я узнал, что призмы там больше нет.

   — Откуда ты мог это узнать? — спросил Харкорт.

   — Мне сказали. Один человек сказал.

  — Человек? На Брошенных Землях?

   — Там еще живет довольно много людей. Тех, кто не смог или не захотел бежать, когда туда пришла Нечисть, теснимая варварами. Римские легионы покатились назад под натиском ее превосходящих сил, и вместе с ними бежали многие, бросая все, что у них было, и спасая свою жизнь от ужасов, которые преследовали их по пятам. Но бежали не все — остались упрямцы, остались глупцы, остались те, кто сохранил надежду — может быть, всего лишь надежду на милосердие Божье. Многие из тех, кто остался, погибли, но кое-кто укрылся в болотах или в других потаенных местах, и эти немногие выжили, хотя, конечно, не все. И их потомки до сих пор живут там. Живут, наверное, и другие — простаки или, быть может, храбрецы, не знаю: те, кто за эти годы по разным причинам вернулся на земли, оставшиеся во власти гоблинов. Люди все еще живут там — терпя угнетение, боясь поднять голову. Нечисть мирится с их присутствием — я думаю, они ее забавляют. И вот один из этих людей, старый священник — по крайней мере, он называл себя священником, хоть я и не уверен, что так оно и есть,— который скрывался в покинутом, полуразвалившемся храме, сказал мне, что призма не в этом храме, как я полагал, а в другом месте, немного дальше. Мы проговорили целую ночь. Он умолял меня разыскать призму и вернуть ее христианской церкви. Он сделал все, чтобы мне помочь. Временами трудно было разобрать, что он говорит: у него не хватало четырех передних зубов, двух верхних и двух нижних, вместо них была ужасающая брешь, и он не столько говорил, сколько шипел и свистел. Он и сам бы отправился со «мной, но он был слишком стар и дряхл, сил на поиски у него не было.

   — И вы нашли это другое место? — спросил аббат.

   — В конце концов нашел. Я пытался проникнуть туда и чуть было не погиб. Оно слишком хорошо охраняется, чтобы туда можно было проникнуть в одиночку. Я даже не смог толком его рассмотреть. Священник сказал мне, что когда-то это был дворец. Мне кажется, это был не дворец. Скорее, римское поместье — из тех роскошных вилл, что возводили для себя богатые и влиятельные землевладельцы. Она стоит посреди большого парка, который окружен стеной и зарос одичавшими деревьями и кустарником. Я убежден, что призма там. Так сказал мне священник, а он, по-моему, человек искренний, правдивый и сохранил остроту ума, несмотря на возраст. То, как хорошо это место охраняется, подтверждает, что там находится что-то очень ценное.

   — А как оно охраняется? — спросил аббат.

  — Чарами. Некромантией, волшебством, называйте как хотите. Там полно ловушек, а их стерегут драконы, великаны, тролли...

   — И несмотря на все это, ты попытался проникнуть внутрь?

  — Попытался,— ответил дядя.

   — В одиночку...— сказал аббат.— А двое могли бы туда проникнуть? А трое? Или только целая армия?

   — Армия — нет. Только не армия. Если бы через Брошенные Земли попробовала пройти армия, она была бы стерта с лица земли. Она не прошла бы и десяти лиг. Туда может прокрасться тайком только маленький отряд. Так удалось попасть туда мне.

  — А маленький отряд из решительных, находчивых людей мог бы надеяться на успех?

  — Кое-какие шансы у него могли бы быть. Очень небольшие. Я бы на такие шансы не поставил.

  — Уж не собираешься ли ты сделать такую попытку? — недовольным тоном спросил дед аббата.

   — Я думал об этом,— ответил аббат и бросил пристальный взгляд на Харкорта. Тот пожал плечами.

  — Не знаю,— сказал он.

   — Это благородное дело,— сказал аббат.— Святое дело. Крестовый поход во имя Церкви.

  — И ради славы твоего аббатства,— вставил Шишковатый.

  — Да, об этом я, может быть, тоже думал,— ответил аббат,— но не только об этом. Ради нашей Святой Церкви. И вот что еще. Есть легенда — ну, не совсем легенда, скорее, пожалуй, слух, но его отчасти подтверждает одна древняя рукопись, которую я нашел. Этот слух гласит, будто когда-то призма Лазандры хранилась в том самом древнем аббатстве, на фундаменте которого стоит нынешнее.

  — Ты хочешь сказать, твое аббатство? — переспросил Шишковатый.— То, где ты аббат?

  Аббат кивнул.

  — Он прав по крайней мере в одном,— сказал дед.— В последние годы я от нечего делать просматривал архивы этого поместья. Аббатство, которое построил род Харкор-тов, в самом деле возведено на фундаменте другого, более древнего. Камень, из которого оно было сложено, большей частью пошел на строительство нашего замка, а когда было решено построить новое аббатство, его возвели на фундаменте того, прежнего.

  — Я этого раньше не знал,— сказал Харкорт.— Аббат сказал мне об этом только вчера.

  — Ты редко заглядываешь в старые бумаги,— сказал дед.— У тебя хватает других забот.

   — Теперь вы видите,— сказал аббат,— я вроде как лично заинтересован в этом деле. Не то чтобы я был совершенно убежден, что все это правда. Но есть некоторый шанс, что это правда.

  — На мой взгляд, пытаться вернуть призму Лазандры — чистое безумие,— сказал дед,— С твоей стороны, аббат, безумие даже думать об этом. А с твоей стороны, Рауль, было безумием пытаться это сделать.

   — Да, это было безумием,— ответил дядя Рауль.— Теперь я знаю. Но тогда не знал.

   — Ты мог бы только рассказать нам, как туда добраться,— сказал аббат.— Может быть, нарисовать план. Зная, что у нас*впереди, мы совершили бы этот путь куда быстрее и избежали бы многих опасностей.

   — Да, я мог бы это сделать. Но не знаю, сделаю ли. Мне очень не хочется. Не хочу, чтобы ваша гибель осталась на моей совести.

  — Даже во имя Божье?

   — Даже во имя Божье,— ответил Рауль.

   — Все зависит от того,— сказал Харкорт,— в каком направлении нужно двигаться.

   — Прямо на запад,— ответил дядя.

   — Римская когорта, которая проходила здесь вчера,— сказал Харкорт,— вероятно, направится к северу. Она отвлечет силы противника. Нечисть последует за ней на север. Может быть, нам и удастся проскользнуть незамеченными.

   — А что вы будете делать, когда доберетесь до этого дворца или поместья? — спросил дед.

   — Там видно будет.

   — Значит, ты всерьез думаешь пуститься в эту дурацкую авантюру?

   — Ну, не совсем,— ответил Харкорт.— Я всего лишь оцениваю ситуацию. Мысли вслух, упражнение в тактике.

   — Я сказал, что не стану рисовать план и помогать вам,— произнес после некоторого колебания Рауль.— Но тут есть еще одна сторона, о которой я ничего не сказал. Чарли, очень может быть, что это касается лично тебя.

  — Лично меня? Каким образом?

   На лице Рауля отразилось мучительное сомнение.

   — Я не хотел об этом говорить,— сказал он,— потому что это может повлиять на твое решение. Но все же сказать, по-моему, надо. Иначе я никогда бы этого себе не простил. Я просто не мог бы смотреть тебе в глаза.

  — Так скажи, ради Христа! — воскликнул Харкорт.— Говори скорее. Это что-то очень страшное?

   — Страшного в этом ничего нет, но мне не хотелось...

  — Давай выкладывай,— вмешался дед.— Мой внук уже взрослый. Если это действительно его касается...

   — Когда в ту ночь я разговаривал в храме со священником,— начал Рауль,— он назвал одно имя. Оно показалось мне знакомым, и потом я вспомнил, где его слышал. Это имя — Элоиза.

   Харкорт вскочил со стула.

  — Элоиза? — вскричал он.— Что ты слышал про Элоизу?

  — Держи себя в руках, Чарлз,— строго приказал ему дед,— От крика толку не будет. Что ты слышал про Эло-изу? — продолжал он, обращаясь к Раулю,— Элоизы нет в живых, ее убили семь лет назад. И ты это прекрасно знаешь. В этом доме не следует легкомысленно поминать ее имя без особых на то причин.