379 От иконы Бориса и Глеба, От иконы Бориса и Глеба, От стригольничьего Шестокрыла Моя песенная потреба, Стихов валунная сила. Кости мои от Маргарита, Кровь — от костра Аввакума. Узорнее аксамита Моя золотая дума: Чтобы Русь как серьга повисла В моем цареградском ухе… Притекают отары-числа К пастуху — дырявой разрухе. И разруха пасет отары Половецким лихим кнутом, Оттого на Руси пожары И заплакан родимый дом. На задворках, в пустом чулане, Бродит оторопь, скрёб и скок, И не слышно песенки няни На крылечке, где солнопёк. Неспроста и у рябки яичко Просквозило кровавым белком… Громыхает чумазый отмычкой Над узорчатым тульским замком. Неподатлива чарая скрыня, В ней златница — России душа, Да уснул под курганом Добрыня, Бородою ковыльной шурша. Да сокрыл Пересвета с Ослябей Голубой Богородицын плат!.. Жемчугами из ладожской хляби Не скудеет мужицкий ушат. И желанна великая треба, Чтоб во прахе бериллы и шелк Пред иконой Бориса и Глеба Окаянный поверг Святополк! 380 КОРАБЕЛЬЩИКИ Мы, корабельщики-поэты, В водовороты влюблены, Стремим на шквалы и кометы Неукротимые челны. И у руля, презрев пучины, Мы атлантическим стихом Перед избушкой две рябины За вьюгою не воспоем. Что романтические ямбы — Осиный гуд бумажных сот, Когда у крепкогрудой дамбы Орет к отплытью пароход! Познав веселье парохода Баюкать песни и тюки, Мы жаждем львиного приплода От поэтической строки. Напевный лев (он в чревной хмаре), Взревет с пылающих страниц — О том, как русский пролетарий Взнуздал багряных кобылиц. Как убаюкал на ладони Грозовый Ленин боль земли, Чтоб ослепительные кони Луга беззимние нашли. — Там, как стихи, павлиноцветы, Гремучий лютик, звездный зев… Мы — китобойцы и поэты — Взбурлили парусом напев. И вея кедром, росным пухом На скрип словесного руля, Поводит мамонтовым ухом Недоуменная земля! 381 НОЧНАЯ ПЕСНЯ За Невской тихозвонной лаврой, Меж гробовых забытых плит, Степной орел — Бахметьев [4]храбрый — Рукой предательской зарыт. Он в окровавленной шинели, В лихой папахе набекрень, — Встряхнуть кудрями цепче хмеля Богатырю смертельно лень. Не повести смолистой бровью, Не взвить двух ласточек-ресниц. К его сырому изголовью Слетает чайкой грусть звонниц. По-матерински стонет чайка Над неоплаканной судьбой, И темень — кладбища хозяйка — Скрипит привратной щеколдой. Когда же невские буксиры Угомонит глухой ночлег, В лихой папахе из Кашмира Дозорит лавру человек. Он улыбается на Смольный — Отвагой выкованный щит, И долго с выси колокольной В ночные улицы глядит. И траурных касаток стая Из глуби кабардинских глаз Всем мертвецам родного края Несет бахметьевский приказ: Не спать под крышкою сосновой, Где часовым косматый страх, Пока поминки правят совы На глухариных костяках. По русским трактам и лядинам Шумит седой чертополох, И неизмерена кручина Сибирских каторжных дорог. У мертвецов одна забава — Звенеть пургой да ковылем, Но только солнечная пава Блеснет лазоревым крылом, — На тиховейное кладбище Закинет невод угомон, Буксир сонливый не отыщет Ночного витязя затон. Лишь над пучиной городскою, Дозорным факелом горя, Лассаль гранитной головою Кивнет с Проспекта Октября. Кому поклон — рассвету ль мира, Что вечно любит и цветет, Или папахой из Кашмира Вождю пригрезился восход? И за провидящим гранитом Поэту снится наяву, Что горным розаном-джигитом Глядится утренник в Неву. 382 НЕРУШИМАЯ СТЕНА Рогатых хозяев жизни Хрипом ночных ветров Приказано златоризней Одеть в жемчуга стихов. Ну, что же? — Не будет голым Тот, кого проклял Бог, И ведьма с мызглым подолом — Софией Палеолог! Кармином, не мусикией Подведен у ведьмы рот… Ужель погас над Россией Сириновый полет?! И гнездо в безносой пивнушке Златорогий свил Китоврас!.. Не в чулке ли нянином Пушкин Обрел певучий Кавказ. И не Веткой ли Палестины Деревенские дни цвели, Когда ткал я пестрей ряднины Мои думы и сны земли. Когда пела за прялкой мама Про лопарский олений рай, И сверчком с избяною Камой Аукался Парагвай? Ах, и лермонтовская ветка Не пустила в душу корней!.. Пусть же зябликом на последках Звенит самопрялка дней. Может выпрядется родное — Звон успенский, бебрян рукав!.. Не дожди, кобыльи удои Истекли в бурдюки атав. — То пресветлому князю Батый Преподнес поганый кумыс, — Полонянкой тверские хаты Опустили ресницы вниз. И рыдая о милых близях, В заревой конопель и шелк Душу Руси на крыльях сизых Журавиный возносит полк. Вознесенье Матери правя, Мы за плугом и за стихом Лик Оранты, как образ славий, Нерушимой Стеной зовем. вернуться Бахметьев — лицо вымышленное. (Примечание Н. А. Клюева) |
