304 Женилось солнце, женилось Вещему другу А. Богданову Женилось солнце, женилось На ладожском журавле, Не ведалось и не снилось, Что дьявол будет в петле. Что смерть попадется в сети Скуластому вотяку… Глядятся боги и дети В огненную реку. И видят: журавье солнце На тигровом берегу Курлыкает об Олонце, Взнуздавшем коня-пургу. Будя седую пустыню, Берестяный караван Везет волшебную скрыню Живых ледовитых ран. От хвои платану подарок. Тапиру — тресковый дар… Тропически ал и жарок Октябрьских знамен пожар. Не басня, что у араба Львиный хлеб — скакун в табуне, И повойник зырянка-баба Эфиопской мерит луне; Что плеяды в бурлацком взваре Убаюкивает Ефрат, И стихом в родном самоваре Закипает озеро Чад. 305
Теперь бы Казбек — коврига, Теперь бы Казбек — коврига, Урал — румяный омлет… Слезотечна старуха-книга, Опечален Толстой и Фет. По цыгански пляшет брошюра И бренчит ожерельем строк. Примеряет мадам культура Усть-Сысольский яхонт-платок. Костромские Зори-сережки, Заонежские сапожки… Строятся филины, кошки В симфонические полки. Мандолина льнет к барабану — Одалиска к ломовику… По кумачному океану Уплывает мое ку-ку. Я кукушка времен и сроков, И коврига — мое гнездо. А давно ль Милюков, Набоков Выводили глухое «до». Огневое «Фа» — плащ багряный, Завернулась в него судьба, Гамма «Соль» осталась на раны Песнолюбящего раба. 306 ЖЕЛЕЗО Безголовые карлы в железе живут, Заплетают тенета и саваны ткут, Пишут свиток тоски смертоносным пером, Лист убийства за черным измены листом. Шелест свитка и скрежет зубила-пера Чуют Сон и Раздумье, Дремота-сестра… Оттого в мире темень, глухая зима, Что вселенские плечи болят от ярма, От железной пяты безголовых владык, Что за зори плетут власяничный башлык, Плащаницу уныния, скуки покров, Невод тусклых дождей и весну без цветов! Громоносные духи в железе живут: Мощь с Ударом, с Упругостью девственный Труд, Непомерна их ласка и брачная ночь… Человеческий род до объятий охоч, И горючие перси влюбленных машин Для возжаждавших стран словно влага долин. — Из магнитных ложесн огневой баобаб Ловит звездных сорок краснолесьями лап. И стрекочут сороки: «в плену мы, в плену». Допросить бы мотыгу и шахт глубину, Где предсердие руд, у металла гортань, Чтобы песня цвела, как в апреле герань, Чтобы млечным огнем серебрилась строка, Как в плотичные токи лесная река, И суровый шахтер по излукам стихов Наловил бы певучих гагар и бобров. 307 Солнце избу взнуздало — Солнце избу взнуздало — Бревенчатого жеребца, Умчимся в эскуриалы, В глагол мирового Отца. С Богом станем богами, Виссонами шелестя… Над олонецкими полями Взыграло утро-дитя. Сиамских шелков сорочка, Карельские сапожки. Истекла глухая отсрочка Забубённой русской тоски. — На покосе индус в тюрбане, Эфиоп — Вавилин приймак. Провидит сердце заране Живой, смоковничий мрак. И когда огневой возница Взнуздывает избу, Каргопольским говором Ницца Провещает Руси судьбу. Пустозерье кличет Хараном, Казуарами — журавлей… Плывут по народным ранам Караваны солнц-кораблей. И, внимая плескам великим, Улыбается мать-изба, А за печью лебяжьим криком Замирает миров борьба. 308 Солнце верхом на овине Солнце верхом на овине Трубит в лазоревый рог… Как и при Рюрике, ныне Много полюдных дорог: В Индию, в сказку, в ковригу… (Горестен гусельный кус). Помнит татарское иго В красном углу Деисус. Грезит изба Гостомыслом, Суслом тверезый корец… Братья, по ранам иль числам Огненный ведом конец? Наше смертельное знамя Сладостней персей и струн, Пляшет тигренком над нами Юное солнце коммун! Эво, — ревун на раките, Кафр у тунгуза в гостях, В липовом бабьем корыте Плещет лагуною Бах, В избах и в барках ловецких Пляска сидонских ковров!.. Тянет от пущ соловецких Таборным дымом стихов. |
