26. ОТВЕРЖЕННОЙ Если б ведать судьбину твою, Не кручинить бы сердца разлукой, И любовь не считать бы свою За тебя нерушимой порукой. Не гадалося ставшее мне, Что, по чувству сестра и подруг», По своей отдалилась вине Ты от братьев сурового круга. Оттого, как под ветром ковыль, И разлучная песня уныла, Что тебе побирушки костыль За измену судьба подарила. И не ведомо, я ли не прав, Или сердце к тому безучастно, Что, отверженной облик приняв, Ты как прежде, нетленно прекрасна. 27 Ты не плачь, не крушись Ты не плачь, не крушись. Сердца робость избудь, И отбыть не страшись В предуказанный путь. Чем ущербней зима К мигу солнечных встреч, Тем угрюмей тюрьма Будет сказку стеречь. И в весенний прилет По тебе лишь одной У острожных ворот Загрустит часовой. 28 Сегодня небо, как невеста, Сегодня небо, как невеста, Слепит венчальной белизной, И от ворот — до казни места Протянут свиток золотой. На всем пути он чист и гладок, Печатью скрепленный слегка, Для человеческих нападок В нем не нашлося уголка. Так отчего глядят тревожно Твои глаза на неба гладь Я обещаюсь непреложно Тебе и в нем принадлежать. Ласкать как в прошлом, плечи, руки И пряди пепельные кос… В неотвратимый час разлуки Не нужно робости и слез. Лелеять нам одно лишь надо: По злом минутии конца, К уборке трав и винограда Прибыть в обители Отца. Чтоб не опали ягод грозди, Пока отбытья длится час, И наших ног, ладоней гвозди Могли свидетельствовать нас 29 Я — мраморный ангел на старом погосте, Я — мраморный ангел на старом погосте, Где схимницы-ели да никлый плакун, Крылом осеняю трухлявые кости, Подножья обветренный, ржавый чугун; В руке моей лира, и бренные гости Уснули под отзвуки каменных струн. И многие годы, судьбы непреклонней, Блюду я забвение, сны и гроба. Поэзии символ — мой гимн легкозвонней, Чем осенью трав золотая мольба… Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней, Как буря в ущельи, таится труба! 30 Нам закляты и заказаны Нам закляты и заказаны К пережитому пути, И о том, что с прошлым связано, Ты не плачь и не грусти: Настоящего видениям — Огнепальные венки, А безвестным поколениям — Снежной сказки лепестки. 31 Не говори — без слов понятна Не говори — без слов понятна Твоя предзимняя тоска, Она как море необъятна, Как мрак осенний глубока. Не потому ли сердцу мнится Зимы венчально-белый сон, Что смерть костлявая стучится У нашей хижины окон? Что луч зари ущербно-острый Померк на хвойной бахроме… Не проведут ли наши сестры, Как зиму — молодость в тюрьме? От их девического круга, Весну пророчащих судьбин, Тебе осталася лачуга, А мне — медвежий карабин. Но, о былом не сожалея, Мы предвесенни как снега… О чем же, сумеречно тлея, Вздыхает пламя очага? Или пока снегов откосы Зарозовеют вешним днем — Твои отливчатые косы Затмятся зимним серебром? 32 Я за гранью, я в просторе Я за гранью, я в просторе Изумрудно-голубом, И не знаю, степь иль море Расплеснулося кругом. Прочь ветрила размышленья, Рифм маячные огни, Ветром воли и забвенья Поле-море полыхни! Чтоб души корабль надбитый, Путеводных волен уз, Не на прошлого граниты Драгоценный вынес груз!.. Колыбельны трав приливы, Кругозор, как моря дно. Спит ли ветер? Спят ли нивы? — Я уснул давно… Давно. 33 Мы любим только то, чему названья нет Мы любим только то, чему названья нет, Что как полунамек, загадочностью мучит: Отлеты журавлей, в природе ряд примет Того, что прозревать неведомое учит. Немолчный жизни звон, как в лабиринте стен, В пустыне наших душ бездомным эхом бродит; А время, как корабль под плеск попутных пен, Плывет и берегов желанных не находит. И обращаем мы глаза свои с тоской К Минувшего Земле — не видя стран грядущих… . . . . . . В старинных зеркалах живет красавиц рой, Но смерти виден лик в их омутах зовущих. |
