315 В степи чумацкая зола, В степи чумацкая зола, Твой стих гордынею остужен. Из мыловарного котла Тебе не выловить жемчужин. И груз Кобыльих кораблей — Обломки рифм, хромые стопы, — Не с Коловратовских полей В твоем венке гелиотропы. — Их поливал Мариенгоф Кофейной гущей с никотином… От оклеветанных Голгоф Тропа к Иудиным осинам. Скорбит Рязанская земля, Седея просом и гречихой, Что, соловьиный сад трепля, Парит Есенинское лихо. Оно как стая воронят, С нечистым граем, с жадным зобом, И опадает песни сад Над материнским строгим гробом. В гробу пречистые персты, Лапотцы с посохом железным… Имажинистские цветы Претят очам многоболезным. Словесный брат, внемли, внемли Стихам — берестяным оленям: Олонецкие журавли Христосуются с Голубенем. Трерядница и Песнослов — Садко с зеленой водяницей. Не счесть певучих жемчугов На нашем детище-странице. Супруги мы… В живых веках Заколосится наше семя, И вспомнит нас младое племя На песнотворческих пирах. 316 В васильковое утро белее рубаха, В васильковое утро белее рубаха, В междучасие зорь самоцветна слеза. Будет олово в горле, оковы и плаха, И на крыльях драконьих седая гроза. Многозубые башни укроют чертоги, Где властители жизни — Епископ и Царь, Под кандальный трезвон запылятся дороги… Сгиньте, воронов стаи — словесная гарь! В васильковое утро белее рубаха, Улыбается печь и блаженна скамья, За певучей куделью незримая пряха Мерит нитью затон, где Бессмертья ладья. На печной материк сходят мама и дед, Облеченные в звон, в душу флейт и стихов, И коврижное солнце крупитчатый свет Проливает в печурки, где выводок слов. И ныряют слова в самоцветную хлябь, Ронят радужный пух запятых и тире… О, горящее знамя — тигриная рябь, Буйный молот и серп в грозовом серебре! Куйте, жните, палите миры и сердца! Шар земной — голова, тучи — кудри мои, Мозг — коралловый остров, и слезку певца Омывают живых океанов струи. 317 В заборной щели солнышка кусок — В заборной щели солнышка кусок — Стихов веретено, влюбленности исток, И мертвых кашек в воздухе дымок… Оранжевый сентябрь плетет земле венок. Предзимняя душа, как тундровый олень, Стремится к полюсу, где льдов седая лень, Где ледовитый дуб возносит сполох-сень, И эскимоска-ночь укачивает день. В моржовой зыбке светлое дитя До мамушки — зари прикурнуло, грустя… Позёмок-дед, ягельником хрустя, За чумом бродит, ежась и кряхтя. Душа-олень летит в алмаз и лед, Где время с гарпуном, миров стерляжий ход, Чтобы закликать май, гусиный перелет, И в поле, как стихи, суслонный хоровод. В заборной щели солнечный глазок Глядит в овраг души, где слезка-ручеек Звенит украдкою меж галек — серых строк, Что умерла любовь и нежный май истек. 318 МАТЬ Она родила десятерых Краснозубых, ярых сынов; В материнских косах седых Священный сумрак лесов: Под елью старый Велес, Пшено и сыр на костре, И замша тюркских небес, Как щит в голубом серебре. Поет заклятья шаман, Над жертвой кудрявится дым… Родительский талисман В ученую лупу незрим. И мамин еловый дух Гербарий не полонит… Люблю величавых старух В чьих шалях шумы ракит. Чьи губы умели разжечь В мужчине медвежий жар, Отгулы монгольских сеч И смертный пляс янычар. Старушья злая любовь Дурманнее белены, Салоп и с проседью бровь Таят цареградские сны. В Софию въехал Мурат, И Влахерн — пристанище змей, Могуч, боговидящ и свят, Я сын сорока матерей. И сорок титанов-отцов, Как глыбу, тесали меня. Придите из певчих сосцов Отпить грозового огня! 319 Строгоновские иконы — Строгоновские иконы — Самоцветный, мужицкий рай; Не зовите нас в Вашингтоны, В смертоносный, железный край. Не обертывайте в манишки С газетным хитрым листом, По звенящей, тонкой наслышке Мы Предвечное узнаем. И когда златится солома, Оперяются озима, Мы в черте алмазной, мы дома, У живых истоков ума. Самоцветны умные хляби — Непомерность ангельских глаз… Караван к Запечной Каабе Привезет виссон и атлас. Нарядяся в пламя и розы, В Строгоновское письмо, Мы глухие смерчи и грозы Запряжем в земное ярмо. Отдохнет многоскорбный сивка, От зубастых ножниц — овца, Брызнет солнечная наливка Из небесного погребца. Захмелеют камни и люди, Кедр и кукуший лен, И восплачет с главой на блюде Плясея Кровавых Времен. Огневые рощи — иконы Восшумят: «се Жених грядет»… Не зовите нас в Вашингтоны Под губительный молот бед! |
