Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

III

В ударной бригаде был сокол Иван,

В ударной бригаде был сокол Иван,
Артемий беркут, буревестник Степан,
Привольные птицы земли не в изъян!
За пот трудовой подарил им колхоз
Прибоем пшеницы, пучиной овес
С горою гречихи и розовых прос!
Дозорным орлам похвала не нужна, —
Зажмурилось солнце, глазеет луна,
Что в золоте хлебном родная страна!
У девушек наших пшеничный загар, —
Залить только песней вишневый пожар,
Но ждет и орленка нещадный удар!
Шептались березы под мягкой луной,
И перепел тренькал за дымкой ночной.
Кто не был влюбленным пролетней порой?!
Как в смуглые борозды житный суслон,
Красавец Иван в Катерину влюблен,
Под лунной березкой задумался он!
Республики дети суровы на вид,
Но сердце улыбкой и счастьем звенит
От меда стогов и похмелья ракит!
Таков крепкогрудый и юный Иван…
Но что это? Выстрел прорезал туман!..
Кровавою брагой упился бурьян!
Погасла луна, и содрогнулась мгла, —
Коварная пуля сразила орла,
Он руки раскинул — два сизых крыла!
Зловещую ночь не забудет колхоз!..
Под плач перепелок желтеет овес,
Одна Катерина чужая для слез.
Она лишь по брови надвинула плат,
И доит буренок, и холит телят,
Уж в роще синицей свистит листопад.
Отпраздновал осень на славу колхоз.
И прозван «Орлиным» за буйный покос,
За море пшеницы и розовых прос!
В ударной бригаде был сокол Иван.
Он крылья раскинул в октябрьский туман,
Где бури да ливни косые!
Где вьюгой на саван спрядая кудель,
В болота глядится недужная ель —
В былое былая Россия!

IV

В алых бусах из вишен,

В алых бусах из вишен,
Из антоновки рудой
Ходит кто-то запрудой, —
Над Байкалом и Судой
Шаг серебряный слышен:
«Я — смуглянка Октябрина,
У меня полна корзина:
Львиный зев и ноготки —
Искрометные венки!
Но кому цветы подаришь
Без весенней нежной яри,
Незабудок, бледных роз?
Понесу цветы в колхоз!
Там сегодня именины —
Небывалые отжины,
Океан каленых щей
Ждет прилета журавлей!
И летят несметной силой
От соломенного Нила,
От ячменных островов
Стаи праздничных снопов!
Заплетет снопу бородушку —
Помянуть лихую долюшку:
Нивка, нивка,
Отдай мою силку!
Слава, кто костями лег
За матерый братский стог!
Лист кленовый тучно ал,
Кроет Суду и Урал.
Это вещие пороши,
Мой пригожий, мой хороший,
Из колхоза суженый,
Зазывает ужинать,
Подивиться морю щей,
С плеском ложек-лебедей!
Слава лебедю алому,
Всем горам с перевалами,
Петуху с наседками,
Молодице с детками!
Дружным дедам, добрым бабам,
От Алтая и до Лабы,
До пшеничных берегов
Короб песен и цветов!»

(1932)

390

ПИСЬМО ХУДОЖНИКУ АНАТОЛИЮ ЯРУ

В разлуке жизнь обозревая,
То улыбаясь, то рыдая,
Кляня, заламывая пальцы,
Я слушаю глухие скальцы
Набухлых и холодных жил; —
Так меж затерянных могил
Ворчит осенняя вода.
Моя славянская звезда,
Узорная и избяная,
Орлицей воспарив из рая,
Скатилася на птичий двор,
Где властелин — корявый сор
С пометом — закорузлым другом,
Ку-ку-ре-ку и кряки цугом
От перегноя до нашеста…
Не чудо ль? Родина-невеста
Рядно повыткала из стали!
Но молоты ковать устали
В сердечной кузнице секиру:
Их стон не укоризна пиру,
Где в мертвой пляске Саломея.
Ах, жигулевская Рассея,
Ужели в лямке бурлаки?!
У риторической строки
Я поверну ишачью шею
И росной резедой повею
Воспоминаний, встреч, разлуки!
По-пушкински созвучьем «руки»
Чиня былые корабли,
Чтоб потянулись журавли
С моих болот в твое нагорье.
Там облако купает в море
[Строй] розовеньких облачат,
И скалы забрели назад
В расплавы меди, охры, зели…
Ты помнишь ли на Вятке ели,
Избу над пихтовым обрывом?
Тебе под двадцать, я же сивым
Был поцелован голубком,
Слегка запороша снежком,
Как первопуток на погост.
Смолистый хвойный алконост
Нам вести приносил из рая,
В уху ершовую ныряя,
В твою палитру, где лазори,
Чтоб молодость на косогоре
Не повстречала сорок пугал —
Мои года, что гонит вьюга
На полюс ледяным кнутом.
Лесное утро лебедком
Полощется в моей ладони,
И словно тучи смерти кони
В попонах черных ржут далече.
Какие у березки речи,
У ласточки какие числа?
У девичьего коромысла
Есть дума по воду ходить
Поэту же — любить, любить
И пихты черпать шляпой, ухом
По вятским турицам-краюхам.
Полесным рогом трубит печень.
Теперь бы у матерой печи
Послушать как бубнят поленья
Про баснословные селенья,
Куда в алмазнорудый бор
Не прокрадется волк-топор
Пожрать ветвистого оленя.
Ведь в каждом тлеющем полене
Живут глухарь, лосята, белки!
Свои земные посиделки
Я допрядаю без тебя;
И сердце заступом дробя,
Под лопухи, глухой суглинок,
Костлявый не пытает инок
Моих свирелей и волынок —
Как я молился, пел, любил.
Средь неоплаканных могил
Ты побредешь на холмик дикий,
И под косынкой земляники
Усмотришь смуглую праматерь.
Так некогда в родимой хате,
С полатей выглянув украдкой,
В углу под синею лампадкой
Я видел бабушку за прялкой:
Она казалася русалкой,
И омут глаз качал луну…
Но памятью не ту струну
Я тронул на волшебной лютне
Под ветром, зайца бесприютней.
Я щедр лишь бедностью стапесней.
Теперь в Москве, на Красной Пресне,
В подвальце, как в гнезде гусином,
Томлюсь любовницей иль сыном —
Не все ль равно? В гнезде тепленько,
То сизовато, то аленько,
Смежают сумерки зенки.
Прости! Прости! В разлив реки
Я распахну оконце вежи
И выплыву на пенный стрежень
Под трубы солнца, трав и бора —
И это будет скоро, скоро!
Уж черный инок заступ точит
На сердца россыпи и ночи,
И веет свежестью речной,
Плотами, теплою сосной,
Как на влюбленной в сказку Вятке;
А синий огонек лампадки
По детству — бабушку мне кажет
Подводную, за лунной пряжей.
С ней сорок полных веретён
Стучатся в белокрылый сон,
Последнее с сапфирной нитью —
К желанной встрече и отплытью!
100
{"b":"162088","o":1}