212. ТРУД Свить сенный воз мудрее, чем создать «Войну и Мир», иль Шиллера балладу. Бредете вы по золотому саду, Не смея плод оброненный поднять. В нем ключ от врат в Украшенный Чертог, Где слово — жрец, а стих — раджа алмазный, Туда въезжают возы без дорог С билетом: Пот и Труд многообразный. Батрак, погонщик, плотник и кузнец Давно бессмертны и богам причастны: Вы оттого печальны и несчастны, Что под ярмо не нудили крестец. Что ваши груди, ягодицы, пятки Не случены с киркой, с лопатой, с хомутом. В воронку адскую стремяся без оглядки, Вы Детство и Любовь пугаете Трудом. Он с молотом в руках, в медвежьей дикой шкуре, Где заблудился вихрь, тысячелетий страх, Обвалы горные в его словах о буре, И кедровая глубь в дремучих волосах. 213 Громовые, владычные шаги, Громовые, владычные шаги, Пята — гора, суставы — скал отроги, И вопль Земли: Всевышний, помоги! Грядет на ны Сын Бездны семирогий! Могильный бык, по озеру крыло, Ощерил пасть кромешнее пещеры: «Мне пойло — кровь, моя отрыжка — зло, Утроба — ночь, костяк же — камень серый». Лев четырех ветров залаял жалким псом: Увы! Увы! Разбиты семь печатей… И лишь в избе, в затишье вековом, Поет сверчок, и древен сон палатей. Заутра дед расскажет мудрый сон Про Светлый град, про Огненное древо, И будет строг высокий небосклон, Безмолвен труд, и зелены посевы. А ввечеру, когда тела без сил, Певуча кровь и сладкоустны братья, — Влетит в светелку ярый Гавриил Благословить безмужние зачатья. 214 Два юноши ко мне пришли Два юноши ко мне пришли В Сентябрьский вечер листопадный, Их сердца стук, покой отрадный К порогу милому влекли. Я им писание открыл, Купели слез глагол высокий, «Мы приобщились к Богу сил» — Рекли пророческие строки. «Дела, которые творю, И вы, птенцы мои, — творите…» Один вскричал: «я возгорю», Другой аукнулся в зените. И долго я гостей искал: «Любовь, явись! Бессмертье, где ты?..» «В сердечных далях теплим светы» — Орган сладчайший заиграл. И понял я: зачну во чреве, И близнецов на свет рожу: Любовь отдам скопца ножу, Бессмертье ж излучу в напеве. 215 Братья, это корни жизни – Братья, это корни жизни — Воскресные умытые руки, Чистая рубаха на отчизне, Петушиные, всемирные звуки! Дагестан кукарекнул Онеге, Литва аукнулась Якутке: На душистой, сеновозной телеге Отдохнет Россия за сутки. Стоголовые Дарьи, Демьяны Узрят Жизни алое древо: На листьях роса — океаны, И дупло — преисподнее чрево. В дупле столетья — гнилушки, Помет судьбы — слезной птицы. К валдайской нищей хлевушке Потянутся зебры, веприцы. На Таити брякнет подойник, Ольховый, с олонецкой резьбою, Петроград — благоразумный разбойник Вострубит архангельской трубою: «Помяни мя, Господи, Егда приидеши во Царствие Твоё!» В пестрядине и в серой поскони Ходят будни — народное житье. Будни угрюмы, вихрасты, С мозольным горбом, с матюгами., В понедельник звезды не часты, В субботу же расшиты шелками… Воскресенье — умытые руки, Земляничная, алая рубаха… Братья, корни жизни — не стуки, А за тихой куделью песня-пряха. 216 Миллионам ярых ртов, Миллионам ярых ртов, Огневых, взалкавших глоток, Антидор моих стихов, Строки ярче косоплеток. Красный гром в моих крылах, Буруны в немолчном горле, И в родимых деревнях Знают лёт и клекот орлий. В черносошной глубине Есть блаженная дубрава, Там кручинятся по мне Две сестры: Любовь и Слава. И вселенский день придет, — Брак Любви с орлиным словом; Вещий, гусельный народ Опочиет по дубровам. Золотые дерева Свесят гроздьями созвучья, Алконостами слова Порассядутся на сучья. Будет птичница-душа Корм блюсти, стожары пуха, И виссонами шурша, Стих войдет в чертоги духа. Обезглавит карандаш Сводню старую — бумагу, И слетятся в мой шалаш Серафимы слушать сагу. Миллионы звездных ртов Взалчут песни-антидора… Я — полесник хвойных слов Из Олонецкого бора. |
