294 Умирают звезды и песни Умирают звезды и песни Но смерть не полнит сумы, — Самоцветный лебедь Воскресни Гнездится в недрах тюрьмы. Он сосцов девичьих алее Ловит рыбок — чмоки часов… Нож убийцы и цепи злодея Знают много воскресных слов. И на исповеди, перед казнью. Улей-сердце выводит пчел, Над смертельной слезой, над боязнью Поцелуйный реет орел. Оборвутся часов капели, Как луга, омыв каземат, Семисвечником на постели Осенит убийцу закат. И с седьмого певчего неба Многовзорный скатится Глаз, Чтобы душу черней Эреба Спеленать в лазурный атлас. А за ним Очиститель сходит С пламенеющею метлой, Сор метет и пятна выводит, Хлопоча, как мать, над душой. И когда улыбка дитяти Расплещет губ черноту, Смерть — стрелок в бедуинском плате Роковую ставит мету. 295 Проститься с лаптем-милягой, Проститься с лаптем-милягой, С овином, где дед-Велес Закатиться красной ватагой В безвестье чужих небес. Прозвенеть тальянкой в Сиаме, Подивить трепаком Каир, В расписном бизоньем вигваме Новоладожский править пир. Угостить раджу солодягой, Баядерку сладким рожком… Как с Россией, простясь с бумагой, Киммерийским журчу стихом. И взирает Спас с укоризной Из угла на словесный пляс. С окровавленною отчизной Не печалит разлука нас. И когда зазвенит на Чили Керженский самовар, Серафим на моей могиле Вострубит светел и яр. И взлетит душа алконостом В голубую млечную медь, Над родным плакучим погостом Избяные крюки допеть. 296 Коровы — платиновые зубы, Коровы — платиновые зубы, Оранжевая масть, в мыке валторны, На птичьем дворе гамаюны, инкубы Домашние твари, курино-покорны. Пшеничные рощи, как улей, медовы, На радио солнце лелеют стволы. Глухие преданья про жатву и ловы В столетиях брезжат неясно-смуглы. Двуликие девушки ткут песнопенья, — Уснова — любовь, поцелуи — уток, Блаженна земля и людские селенья, Но есть роковое: Начало и Срок. Но есть роковое: Печаль и Седины, Плакучие ивы и воронов грай… Отдайте поэту родные овины, Где зреет напев — просяной каравай! Где гречневый дед — золотая улыба Словесное жито ссыпает в сусек… Трещит ремингтон, что Удрас и Барыба В кунсткамерной банке почили навек, Что внук китовраса в заразной больнице Гнусавит Ой-ра, вередами цветя… Чернильный удав на сермяжной странице Пожрал мое сердце, поэзии мстя. 297 Придет караван с шафраном, Придет караван с шафраном, С шелками и бирюзой, Ступая по нашим ранам, По отмели кровяной. И верблюжьи тяжкие пятки Умерят древнюю боль, Прольются снежные святки В ночную арабскую смоль. Сойдутся — вятич в тюрбане, Поморка в тунисской чадре, В незакатном новом Харане На Гор лучезарной горе. Переломит Каин дубину Для жертвенного костра, И затопит земную долину Пылающая гора. Города журавьей станицей Взбороздят небесную грудь. Повенец с лимонного Ниццей Укажут отлетный путь. И не будет песен про молот, Про невидящий маховик, Над Сахарою смугло-золот Прозябнет России лик. В шафранных зрачках караваны С шелками и бирюзой, И дремучи косы-платаны, Целованные грозой. 298 Суровое, булыжное государство, – Суровое, булыжное государство, — Глаза Ладога, Онего сизоводное… Недосказ — стихотворное коварство, Чутье следопытное народное. Нос мужицкий — лось златорогий На тропе убийства, всеземного кипения; — Проказа на солнце, лишь изб пороги Духмянней аравийского курения. У порога избы моей страж осьмикрылый, О, поверьте, то не сказка, не слова построчные! Чу, как совы, рыдают могилы… Все цепче, глазастее лучи восточные. Мир очей, острова из улыбок и горы из слов, Баобабы, смоковницы, кедры из нот: Фа и Ля на вершинах, и в мякоть плодов Ненасытные зубы вонзает народ. Дарья с Вавилом качают Монблан, Каменный корень упрям и скрипуч… Встал Непомерный, звездистый от ран, К бездне примерить пылающий ключ. Чу! За божницею рыкают львы, В старой бадье разыгрались киты: Ждите обвала — утесной молвы, Каменных песен из бездн красоты. Гулы в ковриге… То стадо слонов Дебри пшеничные топчет пятой: Ждите самумных арабских стихов, Пляски смоковниц под ярой луной. |
