Ни одно другое официальное мероприятие в моей жизни не вызывало у меня столько эмоций, сколько это. Пока еще никто не удостаивался такой чести. За всю историю Британии не было ничего подобного, и, более того, я сомневаюсь, что в современном мире есть другая демократическая страна, которая проявила бы такую же доброту и щедрость по отношению к политику, который представляет конкретную партию, который пока еще не ушел на покой и в любой момент может оказаться участником политических баталий. На моей памяти это, пожалуй, самый яркий пример применения на практике принципа, являющегося отличительной чертой британской парламентской жизни и последовательно проводимого как палатой лордов, так и палатой общин: «Политика не должна вторгаться в частную жизнь». Это, конечно же, говорит о фундаментальном единстве нашей нации, единстве, которое не только сохраняется, но и продолжает крепнуть, несмотря на все перипетии ожесточенной межпартийной борьбы и многочисленные расхождения во взглядах и убеждениях, носящие самый серьезный характер. Я думаю, своим существованием это единство обязано принципам свободы и справедливости, которые зародились и окрепли в колыбели наших древних островных институтов и поддерживаются традицией и обычаями.

Я безмерно благодарен господину Эттли за добрые слова, сказанные им в мой адрес сегодня утром, и за ту высокую оценку, которую он великодушно дал моей извилистой карьере. Однако меня, признаюсь, не покидает мысль, что сама эта церемония и все то обаяние и великолепие, которым она наполнена, могут очень серьезно повредить моей и без того не самой прочной репутации партийного деятеля. Впрочем, наверное, если мне окажут достаточную поддержку, я справлюсь с ее последствиями и через какое-то время приду в себя.

За последние 14 лет пост премьер-министра в этой стране занимали только два человека – лидер оппозиции и я. Никто из премьер-министров прошлого не дожил до этого дня. К тому же господин Эттли был моим заместителем в решающий период нашей истории – в годы войны. За то время, что мы сменяли друг друга у власти, мир стал свидетелем событий громадного значения, а в нашей стране произошли перемены, которые будут иметь самые серьезные последствия для ее будущего. Жители страны трижды принимали участие в общенациональных выборах, проводившихся на основе всеобщего избирательного права, а наши парламентская и партийная системы работали с полной отдачей без всяких ограничений. Тот факт, что все это время мы с господином Эттли удерживали монополию на государственный пост, который не только дает самые широкие полномочия, но и вызывает самую большую полемику в Британской империи, в глазах внешнего мира, несомненно, должен служить признаком устойчивости, присущей британскому укладу жизни. Впрочем, я вовсе не хочу сказать, что этот принцип должен быть закреплен в нашей конституции.

Я уверен, что еще никто из членов палаты общин не получал таких поздравлений, и я от всего сердца благодарю представителей обеих палат за подарки, которыми вы осыпали меня от их имени. Этот портрет – выдающийся пример современного искусства. Убедительность сочетается в нем с прямотой. Это те качества, без которых не может обойтись и которых не должен бояться ни один активный член любой из палат. Книга, которую мне преподнес старейший член палаты общин [господин Дэвид Гренфелл], является знаком уважения и искреннего расположения со стороны представителей всех партий. Моя жизнь прошла в палате общин, членом которой я являюсь вот уже 42 года из тех 54, что миновали с начала этого столетия бурь и потрясений. Откровенно говоря, в моей жизни было все – взлеты и падения, капризы рока и подарки судьбы, но я никогда не переставал любить и уважать родоначальницу парламентов, образец для законодательных собраний столь многих стран.

Я тронут до глубины души тем вниманием и заботой, которыми дышат страницы этого изящного фолианта, а также тем фактом, что в нем есть подписи почти всех моих коллег-парламентариев. И я хочу сказать, что я очень хорошо понимаю позицию тех из них, кто счел своим долгом воздержаться. Главная ценность такого подношения в его добровольности и непринужденности. Я буду беречь его как сокровище остаток своих дней, а члены моей семьи и потомки будут относиться к нему как к самому ценному из того, что у них есть. Когда я прочел панегирик, с таким изяществом и вкусом начертанный на титульном листе, и увидел там знаменитые слова Джона Баньяна, я, признаюсь, оказался во власти двух эмоций – гордости и смирения. До сих пор я думал, что они противоречат друг другу, что они нейтрализуют друг друга, но теперь я даже не могу вам сказать, какая из них преобладает в моей душе. Более того, мне кажется, что они прекрасно уживаются друг с другом. Вряд ли нашелся бы кто-нибудь, кто не почувствовал бы гордость при виде всего, что происходит вокруг, но в то же самое время сейчас я как никогда уверен в том, что все это далеко превосходит мои заслуги.

Мне было очень приятно, когда господин Эттли охарактеризовал мои речи военных лет как выражение воли не только парламента, но и всей нации. Это была твердая, неумолимая и, как оказалось, несгибаемая воля. Мне выпало стать ее рупором, и если мне удалось подобрать правильные слова, то только потому, что, как вы помните, я всегда зарабатывал на жизнь пером и красноречием. В груди этой нации, в груди этого народа, представители которого расселились по всему земному шару, бьется сердце льва. Мне очень повезло – я получил право рычать от имени этой нации. Я также тешу себя надеждой, что иногда я помогал льву правильно выбрать место для удара когтями. Мой жизненный путь близится к концу. Надеюсь, от меня еще будет польза. Но как бы ни сложились обстоятельства и что бы ни случилось, я никогда не забуду мои сегодняшние чувства и едва ли сумею до конца выразить, какую благодарность испытываю к коллегам и товарищам, с которыми я прожил свою жизнь, за оказанную ими мне величайшую честь.

Палата общин

Это выступление вошло в историю как последняя великая речь Черчилля в палате общин. В последних двух предложениях он прощается с палатой и народом Британии.

Мы живем в эпоху, когда – к счастью, впервые за историю человечества – в идейном и в значительной степени географическом отношении весь мир разделился на приверженцев догм коммунистической дисциплины и поборников идеалов личной свободы и когда к тому же эта духовная и психологическая разобщенность усугубляется наличием у обеих сторон разрушительного оружия атомного века.

Мы имеем дело с враждой, которая по непримиримости сравнима с той, что существовала в эпоху Реформации и Контрреформации и что привела к Тридцатилетней войне. Правда, сейчас в нее вовлечен весь мир, а не небольшая часть Европы. В какой-то мере нынешнее географическое разделение напоминает о монгольских завоеваниях XIII века, за исключением того, что оно носит куда более беспощадный и решительный характер. В прошлом оружие и наука состояли на службе у человечества, а теперь у них есть все шансы стать его хозяевами.

Я не стану притворяться, будто у меня есть решение и я знаю, что нужно сделать, чтобы уже сегодня в отношениях между народами установился прочный мир. Нам остается только молиться об этом. Не стану я говорить и о холодной войне, которая глубоко противна всем нам, но с которой мы вынуждены мириться. Единственное, на что я бы отважился, – это предложить вниманию членов палаты некоторые соображения общего характера, которые являются плодом долгих размышлений и, надеюсь, будут восприняты благосклонно. Могу ли я, с вашего позволения, сделать одно отступление? Я не претендую на звание эксперта или знатока технических аспектов этой удивительной отрасли науки. Но на протяжении многих лет дружбы с лордом Черуэллом я пытался следить за развитием событий и даже научился предугадывать его. Надеюсь, что члены палаты не станут упрекать меня в тщеславии или самолюбовании, если я повторю то, что написал четверть века назад: «Мы знаем достаточно, – заявил тогда я, – чтобы быть уверенными в том, что научные достижения следующих 50 лет будут намного значительнее, стремительнее и удивительнее, чем те, свидетелями которых мы уже стали… Те, кто по-настоящему разбирается в этом, говорят, что в скором времени будут открыты новые источники энергии, куда более мощные, чем все известные нам сейчас. Ядерная энергия несравнимо мощнее, чем используемая нами сейчас молекулярная энергия. Количество угля, добытое одним человеком в течение одного дня, легко может обеспечить в 500 раз больше энергии, чем затрачено на саму добычу. Однако ядерная энергия по меньшей мере в миллион раз эффективнее. Если взять атомы водорода, содержащиеся в одном фунте воды, и заставить их объединиться, образуя атомы гелия, то энергии этой реакции будет достаточно, чтобы обеспечить беспрерывную работу двигателя мощностью тысячу лошадиных сил в течение целого года. Если сделать так, чтобы электроны – эти крохотные планеты атомных систем – объединились с ядрами атомов водорода, то это приведет к высвобождению еще бо́льшего – в 120 раз – количества энергии. Никто из ученых не станет оспаривать существование этих гигантских источников энергии. Чего не хватает, так это спички, которая позволит разжечь этот костер, или детонатора, который заставит этот динамит взорваться».