– Пуля, что ж еще! На излете достала!..

– Ясно… – Мария-Антония что-то прикинула в уме и вытащила свой стилет. Генри снова имел удовольствие полюбоваться им: острие лезвия как спица, таким можно и горло перерезать, как принцесса уже однажды пыталась поступить, и между ребер его воткнуть. – Если ты не способен потерпеть, может, тебя связать?

– Ты мне еще кляп воткни! – вспылил Генри.

– С одной стороны, я знаю значение тех слов, что ты изрыгаешь непрерывно, – задумчиво произнесла девушка, – так что смущаться мне вроде бы и нечего. С другой стороны, раз я понимаю смысл этих выражений, то мне, как женщине благопристойной, следует позаботиться о том, чтобы они не оскорбляли мой слух…

– Я буду молчать, – заверил Монтроз. Трудно спорить с женщиной, если ты безоружен, а у нее в руках стилет, с которым она, судя по всему, прекрасно умеет обращаться! – Ну… попытаюсь…

– Можешь выражаться, – милостиво позволила Мария-Антония. – Но если дернешься, хуже будет тебе самому.

Генри скрипнул зубами, но смолчал. На его счастье, пуля засела совсем неглубоко, и принцесса избавилась от нее с удивительной легкостью, будто ей и впрямь не впервой было расковыривать раны. Крови она вовсе не боялась, действовала спокойно и умело, будто заправский лекарь, и Монтрозу стыдно было даже ругаться. Он лишь зашипел сквозь зубы, когда она залила рану крепкой выпивкой из фляжки и начала бинтовать, разорвав на полосы одну из своих многострадальных нижних юбок – вот и пригодилась! По опыту Монтроз знал, что заживает на нем все как на собаке – а кстати, дождаться бы псов, если те выжили! – но не противился. Хуже не будет, но наблюдать за девушкой было по меньшей мере любопытно.

– Большой опыт, а? – спросил Генри, когда Мария-Антония закончила.

– Немалый, – ответила она. – От меня не так уж много проку было на стенах, я помогала относить раненых вниз. Иногда пособляла нашему лекарю. Доводилось видеть, как ампутируют конечности.

Генри передернуло: без обезболивающего, конечно…

– Выпущенные кишки я тоже видела, – безмятежно продолжила девушка. – У нас был хороший лекарь, тоув, как вы теперь говорите. Почти все раненые у него выживали, даже те, что рады были бы умереть.

Монтроз не нашелся, что ответить. Понимать понимал: сам бы не захотел жить безногим обрубком, – но как реагировать, просто не знал. Лишь в очередной раз напомнил себе, что имеет дело не с нежной тепличной розой, а с настоящим цветком прерий. Ну, пусть не прерий, но не менее суровых краев, и недооценивать принцессу, мягко говоря, не стоило. Она могла притвориться ангелом во плоти, это Генри уже осознал, но внутри у нее прочный стержень. И не стоило пробовать его на излом: Монтроз видел, как бьет, распрямившись, согнутый прут из хорошей стали…

…Они ночевали поодаль от места этой рукотворной катастрофы – Мария-Антония настояла. Нельзя оставаться рядом с такими вещами, особенно с теми, что изначально предназначены для того, чтобы прикрывать отход беглецов. Тем ведь менее всего важно, что будет происходить поблизости, самим бы удрать подальше!

Генри не возражал, он вообще не спорил, даже когда она содрала с него окровавленную рубашку и занялась его раной. Рана была – тьфу, пустяк, не сравнить с теми, что ей доводилось видеть, – но кровь следовало остановить. Монтроз следил за ней такими глазами, что принцесса уверилась: он до сих пор полагал, будто она все еще видела кровь… ну разве что из раздавленного комара или царапинки! Забавное заблуждение, женщин оно всегда веселило, насколько помнила принцесса. А ее еще отец приучил не бояться не только своей, но и чужой крови: даром ли он брал дочь с собою на охоту с самых малых лет? Мария-Антония знавала знатных дам, что хлопались в обморок, едва увидев подстреленного оленя, но самой ей случалось резать глотки благородным зверям, приходилось и унимать кровь пораненным собакам, а впоследствии и людям, и она не видела в этом ничего сверхъестественного.

– Да отстань ты! – не выдержал, наконец, Генри, до сих пор проявлявший чудеса благонравия. – Не помру! Завтра распрекрасно дальше поеду, уймись ты, ради Асклепия!.. Давай спать уже, что ли.

Мария-Антония только подивилась – в который раз уже, – скольких богов поминает Монтроз. Вот уж поистине дитя всего мира, как называл таких людей ее наставник!

Ей пришлось устроиться с другой стороны, чтобы не потревожить раненую руку Генри. Впрочем, неудобно было так и так: ему непременно требовалось положить рядом ружье и оба револьвера. Просто на всякий случай. Мария-Антония прекрасно его понимала, поэтому не была против такого соседства. Ей самой подошло бы больше нечто другого рода, она не успела толком научиться обращаться с огнестрельным оружием, но грех было жаловаться. В крайнем случае револьвер вполне можно использовать как дубинку, это она уже осознала…

– Что, дурные вести? – поинтересовался Ивэйн Хоуэлл, глядя на брата. Тот в крайнем возбуждении ходил из угла в угол, но лицо его не казалось слишком уж обеспокоенным.

– Неожиданные! – Рональд с размаху сел в кресло и уставился на близнеца горящими глазами.

– Твой план сработал?

– Еще как! – Младший Хоуэлл схватил со стола бокал с молочно-розовым напитком и жадно осушил его. Старший близнец только поморщился – «Цвет вишни» полагалось смаковать крохотными глотками, а не глушить, как дешевое пойло в придорожном трактире! – Один из людей, которых оповестили по моему приказу, действительно наткнулся на рейнджера!

– И?..

– Сообщил, куда было велено. – Рональд смотрел на него в упор. – Аддагезы вышли на его след через несколько дней. Ты понимаешь, как…

Ивэйн молча кивнул. Да, дети равнин владели какими-то секретами: объясни, в каком месте им нужно оказаться, заплати как следует, и они будут там в оговоренный срок, а уж как это у них получается, одни боги знают! Вернее, догадываются еще и тоувы, но настоящие шаманы крупных племен не продают своих секретов. А жаль, ах, как жаль! «Синяя птица» заплатила бы огромные деньги за эти сведения!

– И что в итоге?

– Ни-че-го, – отчеканил Рональд и налил себе еще дорогого напитка. – Ровным счетом ничего.

– Не понимаю тебя, – нахмурился Ивэйн.

– Отряд аддагезов больше не выходит на связь, – улыбнулся младший близнец, и широкая улыбка показалась странной на его бесстрастном обычно лице. – Остальные отказались работать дальше, возвращаются к племени, а там уже вовсю готовятся сниматься с места… А тоувы и маги засекли такой всплеск магической активности в этом вот районе, – указал он на карте, – какого не видели уже давно. Мне ли говорить тебе, в какой восторг это их привело?

– Догадываюсь… – процедил глава корпорации. – В чем дело, Рон? Не тяни!

– Рейнджер ушел, судя по всему, – посерьезнел тот. – Магия… не дикарская. Наша, скорее всего, но, как говорят тоувы, они с такой не знакомы. Понимаешь, о чем речь?

– Девушка?

– Скорее всего. Маги решили в итоге, что это было нечто рукотворное. Некий артефакт. Совсем иное действие, нежели у личной магии.

– Ты рассчитываешь его заполучить?

– Я бы не отказался, – хмыкнул Рональд. – И еще я хотел бы узнать, сколько таких вещиц у девушки при себе!

– Что ж, не буду тебе мешать, – ответил ему улыбкой Ивэйн…

– Генри, мне кажется, или трава сделалась какой-то другой? – спросила принцесса на другой день после стычки.

Монтроз ответил не сразу: раздумывал о том, что интересно было бы взглянуть на осколки волшебного зеркала, а может, и подобрать там что-нибудь. Тоувы, уж верно, дорого бы дали за такую штуковину… Правда, девушка сказала, будто от зеркала ничего не должно остаться, а вода вскоре тоже исчезнет, как не бывало, но Генри, будь он один, все равно бы полюбопытствовал, невзирая ни на какие возможные опасности.

– Не кажется, – сказал он, наконец. – Я ж тебе вчера еще говорил – прерия кончается. То есть на самом деле она еще тянется на восток, но там уже больше другой растительности. Деревья даже есть, но это намного дальше, за рекой. Погоди, сама увидишь!