– Я и сейчас злюсь. – Он приподнял лохматую голову, и я могла точно сказать, что смотрю прямо в его глаза. Сейчас они были поистине бездонными. – И ревную. И бешусь. И рычу. Бьюсь в каменную стену, разбивая лоб и ломая кости, но толку? Я заперт. Отрезан от себя. Ты далеко, недоступная, желанная, а время утекает. Я должен тебя отдать. Этому есть цена, но ты сможешь жить дальше.

– Я… наверное, должна сказать спасибо…

– Скажи.

И его маленькое промедление плавно перешло в наступление. Он сдвинулся выше, опустился на локти, накрыв меня сиянием своей формы.

– Стань моим первым, призрак… – И порочно развела ноги, чтобы подпустить к себе.

Первый толчок показался ослепительно болезненным. Я взвилась над кроватью, впилась в большие плечи. Это было на грани боли и наслаждения. Ввысь и вперёд. Вглубь, до упора. До непередаваемого ощущения наполненности. Когда призрак навалился на меня, сотрясаясь, я укусила его за плечо и закричала.

– Мэй! – Меня трясли, били по щекам. – Проснись! Ну же!

Я разлепила веки и, мокрая от пота и горячая после сна, приподнялась на кровати. Испуганное лицо Эри возникло перед глазами, щедро освещённое лучами лотта.

Уже утро.

– Приснится же…

Рыжая принюхалась, провела ладонью надо мной, считывая моё состояние, а я почему‑то смущённо прикусила губу, словно вытворила что‑то запретное.

– Призрак приходил? – загадочно спросила Эрика.

Я кивнула, а подруга, не спрашивая разрешения, скинула с меня одеяло, явив свету кровавые разводы на белой простыне.

Мэйлисса 

– Эри, что это? – Я отстирывала простынь над рукомойником, пока рыжая принимала душ. Когда подруга выбралась из кабинки, распаренная и румяная, я случайно бросила взгляд на её оголённое бедро и заметила ало‑чёрную веточку, поблёскивающую от капель воды. Не помню у неё такой отметины.

Эри странно стушевалась и, быстро завернувшись в полотенце, подхватила вещи и собралась уйти из душевой.

Но я преградила ей путь. Запачканная простыня так и осталась в рукомойнике.

– Эри. – Наклонив голову, дала понять, что рыжая всё равно от меня ничего не скроет. – Когда это у тебя появилось? – Ткнула пальцем в нательный рисунок, спрятанный под ворсистой тканью.

Подруга уронила голову и поджала губы.

– Когда мы ещё дома были…

– Что? И ты молчала?! С ума сошла?!

– Да тише ты! – Она затравленно обернулась. Кто‑то шёл по коридору мимо душевых. Я машинально вскинула мокрые руки и набросила на нас купол тишины.

– Это стигма? – подобравшись к Эри, испуганно зашипела ей в лицо.

– Наверное. – Рыжая пожала плечами, небрежно так, будто появление метки не касалось её жизни напрямую. – Я не смогла понять, что это за гадость, истинную пару тоже не нашла. Никто, как видишь, за мной не пришёл.

– Можно я посмотрю? – Я высушила руки лекарской магией и подступила ближе. Девушка сначала попятилась к стене, сжала пальцами край полотенца, тряхнула мокрыми рдяными волосами, но всё‑таки отвернула полу и показала волшебный цветок. Некоторые лепестки, острые на концах, совсем непохожи на мои по форме. Они почернели, будто увяли, а лозы синевато‑чёрного оттенка уходили вниз, прячась под тонким кружевом белья.

Я провела пальцами над меткой, считывая её принадлежность, и она отозвалась синеватым переливом.

– Кританская, – прошептала я. – Может, это Эвер? Ты проверяла его? Ты ведь посвящённая, должно получиться.

– Мэй, я не хочу. – Рыжая спрятала отметину, завернувшись в полотенце так туго, будто стигма от такой плотности испарится. – Главное, найти способ либо увеличить срок привязки, либо оторвать её. Я не хочу замуж за кританина… кем бы он ни был.

– Но тебе же нравился Эверис. – Я вернулась к многострадальной простыне и жёстко потёрла пятно, намыливая щедрее некуда. Пена полилась на пол и обляпала ноги.

– Тебе тоже нравился Нариэн, но невинность ты подарила призраку. Я не хочу так. Не Эверис это, а если даже и так, то парень не жилец, он отравлен тьмой, Мэй, и утащит меня за собой. Это бесполезно. Если Эвер переживёт Новогодье, это будет хорошо. Как его вообще с такой заразой в академию пустили? Он ведь и других заразить может…

Я вспомнила, как парень поцеловал меня, и его губы казались горькими и неприятными, а потом долго выворачивало, словно и правда это была отрава. Хотелось верить, что она вышла из моего тела.

– Тебя мог заразить, – договорила Эри, глядя на мои мучения. – Может, проще выбросить её?

– Я уже почти вычистила. Была бы у меня моя сила, всё оказалось бы намного легче… А так приходится стирать пальцы. Ничего, и так сойдёт. Никто ещё не умирал от критических дней. – Растягивая мокрое полотно, я проверяла его чистоту и поглядывала на притихшую подругу. Затаилась, молчит и сверкает глазищами.

– Правда, всего лишь женские дни…

Эри широко заулыбалась, пропустила сквозь пальцы густые тёмно‑рыжие пряди, просушила их, осыпая волосы золотой пыльцой.

– Не ври, Мэй, – хохотнула она. – Они были у тебя на прошлой неделе. Не забывай, что ты живёшь в одной комнате с лекарем.

– Вот не начинай, а? – Я скомкала в кулаке простынь. – Откуда я знала, что это не совсем сон?

– А по ощущениям, что, непонятно было? – ещё больше заулыбалась рыжая, мечтательно закатив глаза. – Как это? – протянула восторженно и уставилась на меня, словно попрошайка. – Расскажи… Что ты чувствовала? Сильно было больно?

– Не дождёшься! – шутливо отмахнулась я, продолжая мутузить белую ткань, хотя у меня уже пальцы болели от трения. – Ничего теперь не скажу. – Я картинно надула губы и, видя, что Эри отвлеклась на плетение косы, бросила в рыжую мочалку. Девушка не успела увернуться, и мокрая губка шмякнула её по щеке, забрызгав волосы.

– Эй, что за наглость? Я только высушилась! – Но в тоне подруги не было обиды, одно веселье и задор.

Мы ещё некоторое время перебрасывались брызгами, в ход пошла магия и простынь, которую я решила всё‑таки выбросить. Налили в душевой прилично воды и успокоились только тогда, когда свалились на скользкий камень в обнимку. Кто‑то постучал в дверь, попросив поторопиться, а мы хихикали, не в силах подняться из лужи. Ржали так, что даже купол тишины трещал и сверкал. А потом с хорошим настроением вместе убирали воду и сушили пол.

– Мэй, а что ты теперь скажешь Нариэну? – произнесла Эри, когда я убирала мыло на стене и вытирала рукомойник.

Я уронила голову на грудь, потому что всё утро отгоняла эту мысль, старалась притвориться, что ничего не произошло. По плечам зазмеился холод, обернул шею и сдавил позвонки.

Я наклонилась над умывальником и с трудом выдавила:

– Если ему будет не всё равно, Эри… Может, я придумала себе всё? Может, я ему не нужна? Столько времени молчит, амулет отвязал… Ронна с этими маговоспоминаниями. Вдруг я тешу себя ненужными надеждами?

– Тяжёлый случай, – только и протянула Эри. – Ты закончила? Пойдём, потому что я уже пропустила первый урок, а нам ещё с тобой сегодня в лабораторию. Нельзя сдаваться, будем пробовать снова и снова.

Я подняла голову к потолку и взмолилась:

– Шэйс, избавь меня от этой садистки!

– Это я ещё не начинала даже, – усмехнулась рыжая и разорвала купол тишины.

Мы вернулись в комнату, быстро переоделись, радуясь, что Алисия так и не вернулась сегодня домой и можно спокойно переодеться.

Уроки, вернее, их остаток, мы просидели как на иголках. Эри писала много заметок, шевелила губами и почти не обращала внимания на то, что творится вокруг. Один раз пришлось пнуть её ногой под столом, чтобы она обратила внимание на учителя. Рыжая ловко выкрутилась, ответила на вопрос и снова уткнулась в свои тетради. Я лишь следила, чтобы никто не заглядывал через плечо и не прочитал, что там так быстро‑быстро записывает подружка.

Я же все часы тряслась от страха, что Нариэн войдёт в аудиторию и всё поймёт по глазам, и невольной обиды, что дала ночью слабину и позволила призраку то, что обещала другому. Между ног немного ныло от страстной ночи, при каждом движении пощипывало и сладко тянуло, напоминая о произошедшем. Я попыталась залечить разрывы, согревала себя даром подруги, но не получалось. Эри позже пояснила, что это невозможно. Невинность сильнее всяких магий, раны должны затянуться сами.