– Ради девушки убьёшь своих?

Лязг, искры, рык.

– Ради Мэйлиссы, которую хочу присвоить уже много лет, и не на такое пойду.

– А её спросил? – Поворот, маленький перерыв на вдох и выдох, прежде чем противник снова набросится.

– Ещё я бабу забыл спрашивать, – огрызнулся рыжий. – Нагну, и будет моей. Или вы против, ли‑тэ Лавин?

Это было предпоследней каплей.

– О, я знаю, – безобразно скривился парень, ударяя в очередной раз по стали моего оружия. – Вы её сами хотите, ректор‑извращенец. Ведь она аппетитная девочка. – И мерзко облизнулся.

Последняя капля сорвалась в бездну.

Я выбросил левую ладонь перед собой, на несколько секунд парализуя Райли. Он выпрямился, а когда действие яда закончилось, бросился вперёд, натыкаясь на мой меч. Остриё вошло глубоко под рёбра, как в масло. Рыжий дёрнулся, ошарашенно моргнул, его оружие зазвенело, упав на камень.

– Вы ответите за это… – пробулькал он и рухнул на колени. – Я знаю больше, чем вам кажется. Вы… будете страдать. Я… вам… слово. – Тяжёлый вдох, кровь потекла из его губ, и он упал лицом вниз, так и не договорив, но я и сам догадался.

Обернулся на притихших пленников. Блок со смертью оборотня рассыпался, но они не спешили убегать, будто наш поединок ошарашил их больше, чем желание жить.

– Бегите же, – гаркнул я на остатке сил. Рана в плече саднила, кровь заливала рубашку. – Уходите… Спасайтесь…

И темнота сожрала свет, утащив меня за собой.

Нариэн 

Сумрак казался бесконечным. Гулким, рычащим, давящим на виски. Мне чудились чужие голоса. И через какое‑то время в голове не осталось места такой желанной тишине. Я метался в этой ловушке, как загнанный в клетку зверь, и не мог найти выход. Тело горело, кости трещали, и я не мог сопротивляться внутренней и наружной боли, словно каждый вдох и выдох разрывали меня на куски.

– Он не знает, – выделился один из голосов. Высокий женский, незнакомый.

– Может, и не стоит? – отвечал обеспокоенный мужской голос. – Если разделён, значит, защищён.

– Если он не свяжется со своей сущностью в ближайший месяц – умрёт.

– Время есть, Алания, не перегибай. Всё зависит от обстоятельств…

– Знаешь, папа, что меня пугает? Что он вообще не сможет соединиться с самим собой, ведь много лет сущность человека и зверя была врозь. Он сам себя не знает. Это ведь очевидно, как и то, что ночью на небе властвует маурис, а лотта лишь ему завидует.

– Ты когда‑нибудь видела такое раньше?

– Никогда, папа. Какой‑то жуткий эксперимент с риском для жизни, но ведь работает… Только магия явно не энтарская… вот что удивительно.

Голоса внезапно оборвались. Долгое время я лежал в тишине и силился что‑то ещё разобрать в фоновом гуле. Казалось, будто я помещён в огромный улей, но ничего услышать не получалось. Никто больше не говорил. А может, это были сны, и я наконец проснулся?

Тело не слушалось, сколько ни силился подняться, разбудить себя, я плавал в необъяснимой мутной неге. Через долгое время бросил попытки выбраться, и вдруг перед глазами появился свет. Тяжёлые веки разлепились, раскрывая перед взором небольшое, слабо освещённое помещение, похожее на полигонную палатку.

– Он пришёл в себя, – прошептал низкий голос.

Я повернул голову на звук и увидел на расстоянии вытянутой руки мужской силуэт. Пришлось долго моргать, чтобы настроить зрение, но кто‑то потянул меня вверх, заставляя привстать.

Затылок тронула горячая рука, губ осторожно коснулось что‑то холодное. Жидкость потекла в пересохшее горло, обжигая, вызывая приступ кашля и тошноты.

– Тише‑тише, – прошептала девушка над ухом и сильнее прижалась ко мне, погладила по волосам, успокаивая. – Сейчас станет легче.

Губы вытолкнули наполненный гарью воздух, а меня скрутило пополам и вывернуло в сторону тёмной жижей. Откашлявшись, откинулся на подушку и согласился ещё выпить горькой гадости. Чтобы снова исторгнуть её в посудину около кровати.

– Да‑а‑а, тьма должна выйти, – прошептала помощница, потянула меня снова к себе, так близко, что я услышал стук её сердца, и попросила: – Последние глотки.

– Не могу, – хрипнул я, отталкивая маленькую руку с кружкой.

– Если не сделать этого, – в светлых глазах молодой девицы сверкнула синяя магия, – вы никогда не узнаете правду. Вы ведь себя не помните.

– Помню. С чего вы так решили? – Я повёл плечом, отстраняясь. Под одеждой должна быть глубокая рана от меча Райли, но мышцы не болели, кожа не зудела.

– Пейте. – Девушка всё‑таки словила мои губы, влила в глотку ещё гадости и только после этого договорила: – С того, что вы один из нас.

Я моргнул, поднял голову и вгляделся в лицо говорившей.

Девчонка с большими жёлтыми глазами, может, чуть старше Мэй, светловолосая, стриженая под идеально ровное каре, лицо миловидное, округлое, немного рябое от родинок, крыло носа с левой стороны проколото – на смуглой коже сверкало кольцо из белого золота. Спортивная и невысокая, одета в военный наряд с нашивками и множеством карманов. Костюм подчёркивал не только её женские формы, но и принадлежность к армии Криты. Только отличался немного – на плечах сверкали заклёпки из рианца. Скорее всего, артефакты для сохранения одежды после перевоплощения, я о таких слышал много раз.

Рядом, сложив сильные руки на груди, возвышался поджарый мужчина, жутко похожий на девушку внешне, видимо, тот самый «папа». У них был одинаковый раскос и цвет глаз, а обилие родинок зеркально повторялось. Волосы незнакомца стянуты в низкий хвост, на лице густая русая борода, над крупными губами аккуратные усы. Одет в такую же, как у дочери, тёмно‑зелёную форму и так же подчёркнуто отличие – заклёпки на плечах, только «звёздочек» у него насчитывалось больше.

Они – оборотни, что ждали казни на площади. Их нетрудно узнать.

– Спасибо, конечно, что спасли… – попытался промолвить я, но меня снова и внезапно вывернуло в миску. Переждав волну горечи, отплевался от вязкой слюны и обессиленно рухнул на кровать. Устало прикрыл глаза, желая тишины и забвения. В такие моменты хочется остаться одному, но эти двое не собирались уходить. Да и услышанное в полудрёме заинтриговало. Речь ведь не обо мне шла? Или?..

Мужчина, подойдя к лежанке, положил сухую ладонь мне на лоб, и ощутимое тепло побежало по коже, проникая через поры. Запахло мелом и сухой горчицей. Клановый лекарь, догадался я. Довольно сильный. Легко может заставить здоровое сердце остановиться, и никто никогда не найдёт меня в этом лесу. Но я понимал, что эти страхи необоснованны – не было смысла меня лечить и выхаживать, хотели бы избавиться – уже убили бы и закопали возле старой сосны. Или хотят пытать, выведать государственные тайны?

– Всё. Вывели заразу, – тихо подытожил оборотень и, убрав ладонь от моего лба и обернувшись через плечо, посмотрел на дочь, а потом довольно добродушно обратился ко мне: – Как звать?

– Нариэн ли‑тэ…

– Ректор элитной академии? – Восторженно всплеснув руками, девушка чуть ли не подпрыгнула. Жадно втянув воздух, расширила ноздри, сверкнула глазищами и засмеялась. – Папа, я тебе говорила, что это…

– Ала, помолчи, – оборвал оборотень и хмуро перевёл на неё взгляд. – Выйди. Приготовь горячий бульон для больного.

– Конечно.

Девушка присела и, захватив миску с гадостью, что выходила из меня, быстро сбежала из‑под брезента палатки. Лучи лотта резанули по глазам, пришлось отвернуться, пока полы выхода не сошлись снова.

– Вы понимаете, где находитесь, ли‑тэ? – Мужчина встал чуть поодаль, окинул меня напряжённым взглядом.

– В лагере оборотней. – Я смело посмотрел ему в глаза. Обычно перевёртыши убирают свидетелей, не разбираясь, потому что один такой спасённый вроде меня может загубить весь род или клан, ведь наши власти не щадят ни женщин, ни детей. И эта жестокая война внутри народа идёт сотни лет, многие уже привыкли прятаться и никому не доверять.