Когда мы шагнули в пелену портала, свет на миг сошёлся в маленькую точку и раскрылся перед нами ослепительно сверкающей поляной. Заснеженной, широкой, плавно уходящей вниз. Вдали виднелись высокие колонны, будто подпирающие тяжёлое звёздное небо.

Нариэн 

Всё начнётся, когда закончится…

Именно это я услышал, когда переступил стены храма в прошлый раз.

А сейчас стоял в десяти метрах от входа и не понимал, что делаю и зачем.

Сутки пробивать мечом ход в густо сплетённой живой защите святилища эны Нэйши, лечить горьким зельем не заживающие от колючек синики раны и снова рубить‑рубить‑рубить до кровавых мозолей, чтобы привести сюда любимую, найти способ забрать её себе, а потом узнать, что всё зря… Не моя она и никогда ею не была.

Провести девушку в храм через многолетние заросли оказалось бы проблематично, потому я по совету оборотницы сначала поехал один, из‑за чего потерял время и шанс быть рядом с любимой.

Алания предупреждала, что у стен храма я встречусь с нечистью, которую привлекают места силы, но повезло – ничто не помешало войти внутрь и найти то, что искал.

Я спешил назад, в академию, не подозревая, что опоздал.

Мэй рассматривала коридор из срубленных лоз, что возвышался над нами, как лапы хищника, почти накрывая с головой и едва пропуская свет мауриса. В одном месте лозы снова сомкнулись и перекрыли путь.

Я молча отодвинул девушку за себя и взглядом попросил оставаться на месте. Она отступила и ничего не ответила, даже не кивнула, только отвернулась, чтобы не встречаться со мной взглядом.

От ударов клинка о толстые лозы растений в стороны летели яркие синие брызги. Я укрывался щитом, чтобы не позволить соку попасть на кожу, снова замахнулся и отрубил несколько веток одним ударом. Они будто плакали, пищали и стонали. Ощущения жуткие, сердце терзалось с каждым замахом, но иначе не пройти – одна царапина, и без противоядия можно уснуть навечно, такое у неё паралитическое действие. Многие думают, что синика – это ягода, но нет. Это растение – живой организм, а сок – его кровь. И вино, что делают некоторые умельцы, добавляя нейтрализующие паралич растения, на Крите запрещено, а вот зельевары – частые гости у храма, но редко кто пробивал до него дорогу. В этом не было нужды – здесь давно всё заброшено. Капля синики может стоить дороже крупного рианца, что считается вместилищем силы Нэйши. Если отделить яд паралича, синяя жидкость может в несколько раз усилить магию или заклинание.

А редким был этот сок, подозреваю, из‑за той самой нечисти, о которой упоминала Алания. Легенды и страшилки тоже умеют пугать, а ещё они прекрасно останавливают браконьеров.

Мэй переступила срезанные ветки и поморщилась, будто ей стало больно от одного вида, и, сжав кулачок на груди, пошла дальше. Ни слова не проронила, пока мы двигались вперёд, и не взглянула на меня, когда широкий вход в святилище Нэйши окрасился приглашающим синеватым светом.

Он звал её. Так ясно и пронзительно, совсем не так, как меня. Я на миг ослеп и задержался позади.

Здесь всё пропитано магией. Кританской. Почему Нэйша призывает иманку, для меня оказалось необъяснимым.

Когда я подходил, никакого сияния не было.

Прошлый раз внутрь священных стен меня пустило с трудом, забрало силы и сознание. Я пролежал на холодном камне храма несколько часов, мучаясь от видений. Не знаю, что будет с Мэй, но Алания предупреждала о дикой боли.

Я сжал рукоять меча, справляясь с неприятным предчувствием и дрожью. Не хочу, чтобы Мэй испытывала боль, но сам же её причиняю. Каждый взгляд на меня – новая рана для неё, я это вижу по залитым влажной синевой глазам, по сутулым плечам, прокушенной до крови губе и ничего не могу поделать. Изнутри корёжит осознанием, что добровольно отдаю её другому. Должен. Обязан. Иначе не спасти.

Мэй оглянулась и впервые за весь путь посмотрела в мои глаза. Я не смог ничего сказать. Стоял и сдавливал рукоять меча, надеясь, что всё пройдёт спокойно, но как же я ошибался…

Её зрачки расширились от испуга за секунду до удара. Синяя дымка перекрыла фигуру девушки и влетела в грудь, опрокидывая меня без памяти на спину.

Безликий нэвиль… Нечисть склонилась надо мной, потянула ленты рук к моей шее и туго стянула позвонки, лишая дыхания.

Это вечные объятия. Нэвиль не опасная нечисть, если ты не приближаешься к нему меньше чем на три метра, но лицом к лицу – это смерть. Долгая и мучительная. Тот самый паралич, как от синики, только глубже и сильнее.

– Не‑е‑ет! – пронзил тишину вскрик Мэй.

Только бы она спряталась. Уходи. Убегай внутрь храма! Я хотел кричать, но губы онемели и не шевелились. Глаза не моргали, сердце замедляло ход.

– Хиит люксе! – прокричала Мэйлисса, и сизую дымку, что источал призрак, пронзило яркими лучами, а нечисть разорвало на лохмотья.

Кто‑то тащил меня за плечи, я слышал плач, звон металла, а потом щёку обожгло пощёчиной. И я смог различать звуки, вернулась возможность моргать, шевельнулись губы, жадно хватая воздух.

– Нариэн. – Девушка стояла передо мной на коленях и, склонившись, целовала в губы и обливала щёки слезами. – Мой. Никто не посмеет забрать. Ты только мой ректор… Только мой… Пусть ты не слышишь, пусть никогда не простишь, но я хочу, чтобы ты жил. Это всё, что я хочу.

Я приподнял ещё вялую от паралича руку, благо призрак не успел вдохнуть в меня много яда, и притянул затылок девушки к себе, прижимаясь губами к её губам, ловя её слова и всхлипы.

– Как же я тебя люблю, Мэй…

– Нари, – она сжала кулачки на плечах, приподнялась, чтобы всмотреться в мои глаза, – прости меня, любимый. Умоляю… прости.

Я обнял ладонями её лицо, прижал лоб к её лбу и прошептал:

– И ты меня прости, но я не могу тебя ему отдать. Я не живу без тебя.

– Не отдавай. – Укрыла меня волосами, прижалась к груди, прислушалась к биению сердца. – Я умру без тебя. Видеть, как ты падаешь, больнее всего на свете. Я подставлю ладони, слышишь, я отдам тебе всю свою силу, ты только никогда больше не падай.

– Это была проверка, Мэй. Нэйша пропустила тебя в храм, иначе и быть не могло. Что ты сделала, чтобы призрак ушёл?

Я приподнялся и притянул её, дрожащую от волнения, к плечу, окинул взглядом помещение. Моя версия храма была другой, более холодной и пустой. Сейчас это больше напоминало уютную гостиную в загородном доме. По центру возвышалось широкое ложе, закрытое прозрачным тюлем. С одной стороны у стены был зажжённый камин, а у стрельчатого окна, занавешенного тяжёлыми шторами, стоял белый каменный столик. На нём горели свечи и, мягко переливаясь, лежал небольшой камушек. Тот самый, подарок богини.

– Я его ослепила и… выпила, – проговорила Мэй, удивлённо осматривая комнату. – Что это?

– Благословение Нэйши. – Подал ей руку, придержал, чтобы не упала, запутавшись в юбке, и впился ладонями в талию. – Мэй, ты должна принять решение, – прошептал ей в губы. – Камень элея и сок синики способны на многие волшебства, но выбрать путь можешь только ты. Это твоя судьба. – И пригладил её разгорячённую щёку костяшками пальцев.

– О чём ты? – Она накрыла мою ладонь своей, прижалась, перевела её немного вперёд и поцеловала в линии жизни. – Я с тобой хочу быть. Только с тобой. Мне так жаль, что я не смогла отличить сон от яви… – Я накрыл её губы пальцем, запрещая вспоминать. Это наша общая боль, нам с ней жить.

– Чтобы оторвать метку, ты должна быть посвящена, но ты не успеешь, если не увеличить срок привязки.

– Как это сделать?

– Мне подсказала одна девушка, она тоже оборотень, что нужно делать, но за вмешательство в волю богов придётся платить.

В синеве глаз появились искорки золота.

– Я уже заплатила сполна, – горько усмехнулась она. – И больше ничего не боюсь.

– Артефакт может забрать что угодно. – Провёл пальцами по гладкой коже. Как же я жаждал сделать это ещё несколько часов назад! Говорить Мэй о моём перевоплощении и сущности пока не стану. Рано. Не хочу её пугать.