Я усмехнулся, склонив голову:

— Смешно, да? Мне спокойно в этом чёртовом полуразваленном доме. Мы даже хозяйство завели… У нас теперь гуси, цыплята. А ещё — дракон. Не знаю, как так вышло, и вообще не понимаю, как с ним быть. Но он рядом. Как и она.

Пальцы тряслись. Я сжал их, чтобы унять дрожь.

— Я снова чувствую, как дышит мир, как пахнет трава после дождя, как звучит тишина, когда кто-то просто рядом. Не ради выгоды, не по обязанности, а… просто рядом.

Я поднял глаза к небу. Оно было чистым и открытым, как в детстве.

— И вот я стою здесь и думаю: а имею ли я право на всё это? На чувства. На жизнь. На то, чтобы быть не только Виери со всеми нашими долгами, проклятой магией и чужими ожиданиями… а просто человеком, который тоже хочет, чтобы рядом был кто-то живой. Чтобы поддержал и чтобы... остался.

Я выдохнул. Тишина больше не давила — просто была рядом. Как память. Как мама. Я выпрямился, смахнул пыль с камня и сделал шаг назад, потом другой. Я уже почти ушёл, но вдруг остановился и обернулся.

— У нас теперь дракон, мам. Маленький еще и, возможно, слишком умный. Думаю, тебе бы он понравился. — слабо улыбнулся. — Береги нас… пожалуйста.

Я вышел с кладбища не спеша. Солнце к тому моменту уже поднялось выше, и улицы Вилантии ожили — с ярмарочными голосами, запахом свежеиспечённого хлеба, звоном лавочных колокольчиков.

Я свернул в сторону старого рынка, чтобы срезать путь, и оказался среди торговых рядов, где вперемешку продавали ткани, травы, амулеты, рыбу, пуговицы и какую-то кипящую в огромных котлах стряпню, от запаха которой у любого просыпался голод, даже если он уже завтракал.

Я шёл, особо не глядя по сторонам, пока взгляд не зацепился за вывеску. Яркую, свежевыкрашенную, с выведенными золотом буквами: "Твой любимый шоколад" .

Я замер. Раньше я на такие лавки не обращал внимания. Шоколад — десерт, странный, терпкий, с привкусом чего-то… не мужского. По крайней мере, так всегда говорили в армии и в Совете: "Это для дам". Сам я его ни разу не пробовал, но слышал.

Слышал, как женщины теряли голову от всего, что связано с этим новшеством: шоколадные лепестки, сливочные конфеты, какао с пряностями. Слышал, как однажды из-за партии шоколада устроили дуэль между двумя магами. И слышал, как одна знакомая баронесса когда-то сказала: "Шоколад — это любовь, которую можно съесть."

И вот теперь, стоя посреди людной улицы среди прилавков с колбасами и сапогами, я вдруг подумал — а вдруг…

А вдруг ей понравится?

Просто — подарок. Не по долгу, не ради выгоды, не как компенсация илик благодарность за спасённую честь. А просто — потому что хочется. Незаметно для себя я вдруг подошёл ближе. Потянул скрипнувшую дверь, и та нехотя поддалась, впуская меня внутрь. Колокольчик над входом звякнул, и я оказался в настоящем царстве горьковато-сладкого аромата.

Воздух здесь был насыщен до предела: тонкие, будто нарисованные в воздухе, ноты какао, тёплого молока, чуть уловимой корицы и чего-то ещё — может быть, ванили, а, может, перца. Запах был настолько густым, что казалось, его можно зачерпнуть ложкой.

На полках вдоль стен аккуратно выстроились коробочки, баночки, развесистые букеты из завёрнутых в золотистую бумагу лепестков. Я понятия не имел, что из этого вообще едят, а что — дарят. Или, возможно, закапывают в землю и при луне читают над ним стихи — с этим шоколадом, по рассказам, женщины готовы были на всё.

— Добрый день, — раздалось от прилавка, и я поднял взгляд.

Молодая девушка с веснушками и явно хорошим настроением стояла за стойкой, широко мне улыбаясь. Взгляд у неё был такой, будто она уже знала, зачем я пришёл. И, возможно, даже — кому именно я собирался это подарить.

— Впервые у нас? — уточнила она, не теряя улыбки.

Александра

За готовку обеда мы принялись слаженной командой. Я привычно занялась овощами: нож в руке скользил уверенно, как будто я всю жизнь только этим и занималась — морковь, лук, корень сельдерея, всё летело на доску в аккуратных полосках.

Мы с Орлином не разговаривали — он что-то напевал себе под нос, а я думала о том, как быстро всё стало… нормальным. Странно нормальным. Вчера ещё рабыня на продажу, а сегодня — повар с овощным ножом в почти родной кухне.

И в этот момент в дверях показался он. Кристиан.

На мужчине была простая рубашка, лёгкая, чуть помятая — и с расстёгнутыми верхними пуговицами. Всего-то две — а эффект... Я даже руку на миг задержала в воздухе, не закончив резать морковь. Грудная впадина, ключица, светлая кожа. Он никогда не выглядел неряшливо, и тем более — небрежно, но сейчас был именно таким. И выглядел герцог… чертовски хорошо.

Я, признаться, залюбовалась. Совсем чуточку. Ну ладно — с секунд десять. Если бы кто-то в этот момент увидел моё лицо — не знаю, каким оно было, но уверена, что ничего достойного дворцовой этики в этом взгляде не нашлось.

И как раз тогда, когда я окончательно зависла, разглядывая всю эту картину — голос Орлина разрезал воздух, будто шлёпнул меня по затылку:

— Ваша Светлость, вы можете пока отбить этот кусок мяса.

Я дёрнулась. Старик стоял у охладительного ящика и, будто фокусник на сцене, извлёк оттуда вырезку — сочную, свежую, мясистую. Герцог, кажется, даже моргнул удивлённо, но кивнул и шагнул вперёд.

— Конечно, — спокойно ответил он, засучивая рукава.

И когда его пальцы легли на молоток, а рубашка подтянулась по спине, я поймала себя на мысли, что этот обед определённо будет самым горячим за всё моё пребывание в поместье. Мужчина встал у кухонного стола, аккуратно расправил вырезку и с таким видом взялся за молоток, будто собирался отбить не мясо, а честь герба своего рода.

— Только не переусердствуйте, Ваша Светлость, — предупредил Орлин, хитро прищурившись. — А то снова получится фарш.

— Это был один раз, — спокойно ответил Кристиан и ударил. Глухо, ровно, точно.

Я продолжала резать, стараясь не пялиться слишком открыто, но периферийным зрением замечала каждое движение: как напрягаются мышцы на его предплечье, как рука уходит вверх, а рубашка едва заметно соскальзывает с плеча. Не жарко ли стало на кухне? Или это просто мне кажется?

— Осторожно! — окрик старика вернул меня в реальность.

Я моргнула — и тут же поняла, что чуть не порезалась: лук из-под ножа выскользнул на край доски. И мой палец оказался спасён в последний момент.

— Всё в порядке, — пробормотала я, пряча смущённую улыбку.

— Это от вида благородной помощи на кухне, — заметил старик. — Дамы сразу теряют хватку. Да и мужчины, признаться, редко держатся.

— Орлин, ты сейчас намекаешь на что-то или рассказываешь это из личного опыта? — Кристиан не обернулся, но в голосе его слышалась улыбка.

— Я всё сказал, — буркнул мой напарник, но губы его тоже дёрнулись. Он явно наслаждался этим зрелищем — как и тем, как я краснею до ушей.

Когда мясо было отбито, герцог аккуратно передал его мне — и наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Совсем чуть-чуть. Но этого хватило, чтобы внутри что-то щёлкнуло. Словно по коже пробежал ток, лёгкий, почти неощутимый, но вполне реальный.

— Спасибо, — сказала я, словно благодарила за мясо. Хотя сама не поняла, за что именно.

— Пожалуйста, — ответил он, и наш взгляд встретился.

Мы оба на секунду замерли — а потом что-то с грохотом рухнуло за спиной. Орлин уронил половник.

— Ох, неловко, — пробормотал он, поднимая его с пола и не глядя ни на меня, ни на герцога. — Возраст, пальцы не те. Всё из рук валится.

Старик аккуратно вытер утварь, делая вид, что ничего не заметил. Ни взгляда. Ни легкого замирания между нами. Я выдохнула и вернулась к кастрюле, хотя руки по-прежнему немного дрожали. А сердце… сердце колотилось так, будто это я отбивала мясо, а не Кристиан.

Обед получился быстрым, насыщенным и, на удивление, очень домашним. Всё вокруг наполнялось ароматами: пряный пар поднимался над мисками, печь приятно гудела, а огуречный салат, кажется, вышел идеальным — хрустящим, с едва уловимой кислинкой.