Орлин буркнул что-то вроде «ещё только этого не хватало», но уже через десять минут сам деловито копал яму между деревцами у дальнего края двора. Я тем временем выудила из хлева свёрнутый кусок плотной ткани, смахнула с неё пыль и натянула в выемку — брезент, не иначе, пусть и слегка пахнет странно. Но главное — держит воду.

Залили, расправили края, и стоило последней капле упасть в импровизированный пруд, как туда тут же с радостным писком кинулись гусята. Один даже нырнул с таким видом, будто участвовал в олимпийском заплыве. Старик тут же хмыкнул, а я покачала головой:

— Всё, теперь мы им рай на земле устроили. Осталось диван и навес — и считай, открыли гусиный курорт.

— Осторожно, — фыркнул Орлин, — а то они сейчас там и плавать начнут.

— Только если дракон не решит, что это его личная ванна, — ответила я, глядя, как малыш крадётся к водоёму, подозрительно заглядывая в отражение.

— А ведь красиво вышло, — проворчал Орлин, явно не желая признавать, что горд собой.

— Почти как на выставке "Сельский уют и мелкие драконы", — хмыкнула я, вытянув ноги.

Остаток вечера мы просидели молча, наслаждаясь минутой покоя. Лавка под нами поскрипывала, будто разделяла нашу усталость, но терпела, как и мы. Вокруг — аккуратно размеченные грядки, свежие посадки, клумбы, щедро политая земля, и даже импровизированный пруд, вырытый под гусят, выглядел почти как дизайнерская идея, а не экстренная находка. Словно весь мир наконец выдохнули стал на какой-то миг — идеальным.

Я откинулась назад и прикрыла глаза, подставляя лицо заходящему солнцу. Его последние лучи щекотали кожу, мягкие и золотые, как воспоминание о чьём-то ласковом прикосновении. Всё вокруг дышало покоем — и тишина тоже была особенной: не неловкой, а той самой, в которой прячется понимание и общее чувство. Мы с Орлином молчали. Казалось, даже звук дыхания мог разрушить эту хрупкую, прозрачную гармонию — почти сказочную и почти нереальную.

Но тишина всё же была нарушена — не шумом и не случайным шорохом, а голосом. Таким знакомым, тёплым… и нужным, будто глоток воды после долгой дороги.

— Скучаете? — раздался он совсем рядом, и я мгновенно распахнула глаза.

У калитки стоял Кристиан. Его волосы были чуть растрёпаны, лицо утомлённое, но он улыбался. По-настоящему. Той самой улыбкой, от которой где-то в груди щёлкало, как если бы замок открывался — лёгкий, надёжный щелчок.

Мужчина потянул на себя щеколду и вошёл во двор.

— Вы вернулись, — выдохнула я, вскакивая с лавки и невольно приглаживая волосы, как будто они могли выдать всю мою тоску и нетерпение.

— Я же обещал, — ответил он, подходя ближе. — Хоть иногда, но слово держу.

И в этот момент стало понятно, что день действительно был удачным. И, возможно, впереди нас ждёт не только урожай. А как только калитка за Кристианом захлопнулась, у нас с Орлином будто открылось второе дыхание.

— Ну всё, барышня, расслабляться рано! — бодро пробасил старик, подхватывая пустые вёдра. — Герцог с дороги, а у нас тут, кроме воды и гусиного возмущения, ничего готового!

— Тогда на кухню марш-броском, — подхватила я, будто не провела целый день в огороде по уши в земле и гусях.

А пока герцог принимал ванну — о, этот заслуженный, долгожданный ритуал после дороги — мы вовсю хлопотали на кухне. Я начистила овощей, Орлин откуда-то достал кувшин с тёмным соусом, пахнущим специями и копчёной сливой, и уверенно начал колдовать у плиты. Мы почти не разговаривали — всё и так было понятно. Я подливала в кастрюлю воду, он мешал ложкой; я проверяла хлеб, он уже доставал из печи ароматные лепёшки. Всё шло ровно, слаженно, как будто мы не первый год делаем это вместе.

На столе один за другим появлялись простые, но сытные блюда, наполняя дом ароматами, от которых становилось тепло и спокойно. Будто всё снова стало на свои места — все были рядом, никто не спешил уходить, и больше не нужно было тревожиться.

После сытного и вкусного ужина мы с Орлином засуетились — я быстро собрала со стола тарелки, он уже стоял у раковины, бубня что-то о том, что «на кухне тоже нужен порядок, а не балаган после пиршества». Мы слаженно прибирали, прятали остатки еды, раскладывали всё по местам, будто готовились к наступлению очередного гастрономического шторма. Удивительно, как быстро такие мелочи становятся привычными.

Кристиан, в отличие от прежних вечеров, никуда не торопился. Он остался на кухне, удобно устроившись за столом, и с интересом наблюдал за нашими стараниями. Несколько раз он даже пытался предложить помощь, но мы дружно отмахивались — герцог с тряпкой в руках казался слишком странной картиной, чтобы допустить её в реальность. Вместо этого мы вручили ему свёртки с травами, которые мужчина принёс из ущелья. Содержимое тех узелков вызывало у меня лишь смутные подозрения — где-то между «это точно не съедобное» и «может, и не яд». А вот Орлин оживился, как только увидел зелёные пучки, и они с Кристианом, словно два опытных травника, начали споро разбирать, называть, сортировать и раскладывать листья по сушильным решёткам.

Наконец, старик, потянувшись с тихим кряхтением, заявил, что день выдался длинным, а кости не молодеют, так что — «пойду полежу, пока не рассыпался совсем». И, пожелав нам доброго вечера, удалился, оставив меня наедине с герцогом.

Я вытерла руки о фартук, осмотрела чистую кухню, удовлетворённо кивнула — всё готово. Пространство будто выдохнуло вместе со мной: ровные поверхности, запах свежести после еды и трав, лёгкое тепло, разлившееся в воздухе. День был долгим, насыщенным, но почему-то именно сейчас я почувствовала себя спокойно, как будто всё — на своих местах.

И только когда работа закончилась, я наконец обернулась, наткнувшись на внимательный взгляд герцога. Он сидел всё так же, не шелохнувшись, с чашкой в руках, но теперь смотрел прямо на меня. Его взгляд был не изучающим и не оценивающим — просто тихим, сосредоточенным, чуть усталым, но от того не менее тёплым. Таким, каким смотрят не на событие, а на человека. На меня.

Я на миг застыла. Потом неловко улыбнулась и чуть пожала плечами, будто оправдываясь за то, что вдруг оказалась в центре внимания. Не знала, как себя вести — мы редко оставались вдвоём без дел, без Орлина, без гусят и без всей привычной суматохи, за которой можно спрятаться.

— Всё чисто, — пробормотала я, будто для отчёта.

Кристиан ответил не сразу. Только медленно поставил чашку на стол и чуть наклонил голову, словно собирался что-то сказать — важное, не обыденное. И я поймала себя на том, что снова затаила дыхание.

— Александра… — произнёс он почти шёпотом, и я вздрогнула, будто имя моё было каким-то заклинанием. Или приговором. Кто знает.

— А? — очень, очень информативно, молодец, просто блеск.

— Вы сейчас не заняты? Я бы хотел с вами поговорить, — голос мягкий, но серьёзный. А взгляд… В его взгляде было что-то такое, от чего хотелось просто нырнуть и плыть, даже не вспоминая, как держаться на воде.

— З-занята? Да вроде нет, — пробормотала и для надёжности озиралась по сторонам, как будто могла внезапно обнаружить важнейшее срочное занятие. На самом же деле — просто хлопала глазами, ловя разбежавшиеся мысли и пытаясь не думать о том, как Кристиан выглядел в ту проклятую ночь после ранения. Без рубашки, с каплями воды на плечах. Так, стоп. Стоп-стоп-стоп.

Сашка, соберись! Он же герцог и он хочет поговорить. Поговорить. А не раздеваться. Хотя…

— Тогда, может, переместимся ко мне? — предложил мой собеседник, и я… икнула.

К нему? К нему туда ? В спальню? Паника вспыхнула, словно костёр из сухих веток.

Мы шли в молчании, и я будто чувствовала, как с каждым шагом мысли в моей голове становились то жарче, то холоднее. Лестница, коридор, поворот — всё привычное, но сейчас почему-то казалось почти нереальным. Неужели он и правда ведёт меня к себе? Просто поговорить?