— А вы уверены, что это не так? — не удержалась я, криво усмехаясь. — Я вот уже второй день подозреваю, что нас тут держат исключительно как обслугу.

— Ну, как знать… — проворчал старик, отгоняя гуся от собственного сапога. — Главное, чтобы жалованье платили яйцами. А не клювами.

Смех у нас был, конечно, нервный, но искренний. И тем не менее, в голове у меня вертелась одна мысль — назойливая, как муха в тишине.

— Орлин… — Я переступила с ноги на ногу, разглядывая уже вылизанные до донышка кормушки. — А мы вообще переживём зиму?

Старик бросил на меня взгляд, в котором на миг мелькнула усталость, но потом он только отмахнулся рукой:

— Селяне, что землю на восточном пагорбе взяли, обещали десятину. С каждого мешка — нам по уху. Так что будет у нас и зерно, и корнеплоды, и, если Видиус не рассердится, даже фасоль. А фасоль, между прочим, не только роскошь, но и гарантия… гм, долговечности.

— Это если град не прибьёт, — напомнила я, глядя в сторону облаков. — Или ржаники не налетят. Или кто-то не забудет, где склад с запасами.

Орлин буркнул что-то себе под нос, из чего я уловила только «женская логика» и «чтоб я ещё раз взялся за драконов». Но мысль меня не отпускала. Я подошла ближе, вытянула шею, заглянула ему через плечо и шепнула, как будто предлагала заговор:

— А если… мы посадим что-нибудь сами?

Старик выпрямился, словно струна, и медленно повернулся ко мне.

— Сами? Вы? — переспросил он, подозрительно вглядываясь в моё лицо, будто искал признаки жара или солнечного удара.

— Ну да, — пожала я плечами. — Вот прям там, за хлевом, где бывший огород. Земля неплохая, вроде. Можно зелень, редиску… может, даже тыкву. Или хоть салаты — на всякий случай. Вдруг они и правда помогут.

Мужчина молчал долго. Прямо очень долго. Я даже подумала, что он сейчас достанет метлу и выгонит меня обратно в дом. Но Орлин только почесал затылок и, наконец, тяжко вздохнул:

— М-да. Временами вы напоминаете мне мою бабку. Та тоже умудрялась даже на подоконнике что-то вырастить. Правда, чаще всего это была плесень. Но вы-то я погляжу амбициознее будете. Ну, ладно, пдавайте Попробуем. Посеем, польем. Попроклинаем погоду — всё по расписанию.

— Вот и славно, — улыбнулась я. — А если ещё и дракон поможет — будет вообще огород мечты. Представь: он поливает — ты собираешь — я командую. И все счастливы. Кроме, может, гусей.

— Гуси никогда не бывают счастливы, — буркнул мой собеседник. — У них по лицу видно.

— У них нет лица.

— Вот поэтому и видно.

Мы оба засмеялись. И в этот момент, среди гусячьего гомона, шороха драконьих когтей по камням и тарахтения пустых вёдер, я вдруг почувствовала, что здесь — среди всего этого хаоса — начинает появляться что-то настоящее. Дом. Или, по крайней мере, его подобие.

Орлин исчез всего на полчаса — а вернулся с таким видом, будто сходил в другой век и прихватил оттуда всё самое нужное. В одной руке у него была старая, но крепкая сапка, в другой — увесистая лопаша, а подмышкой он нёс несколько свёртков, перевязанных шпагатом.

— Ты что, ограбил сельсовет? — прищурилась я, глядя на этот сельхоз-арсенал. — Или у нас где-то тайный склад колхозника?

— Ничего не скажу, барышня, — ответил он с загадочным видом, — но если кто спросит — всё это давно лежало в подвале, и я к нему отношения не имею.

Я ума не приложу, где он всё это откопал. Может, и правда где-то под особняком была комната с запасами для конца света. А может, Орлин просто знал тайные тропы бывалых дачников. В любом случае, сейчас у нас был не только инвентарь для работы, но и возможность вырастить что-то свое.

Так и начался наш дачный сезон. Первый — в этом новом, немного странном, но всё больше родном мире. Мы разметили пару грядок за хлевом, отсыпали края камешками, чтобы гуси не считали это новым спальным местом, и дружно принялись за дело. Орлин копал, ворчал и бросал шутки, а полола, вытаскивая корни, как будто у меня за плечами было не меньше пяти дачных сезонов, а не пара смутных воспоминаний из детства. Даже дракончик выглядывал из-за поворота и наблюдал за нашими стараниями, словно завуч за уроком физкультуры: строго, но с интересом.

Я поймала его взгляд и тихо хихикнула.

— У нас тут, между прочим, серьёзный сельхозпроект, — сообщила я ему. — Так что, если захочешь полить, не стесняйся.

Дракончик шевельнул крылом, словно обдумывал предложение, но остался стоять на месте, продолжая наблюдение. Вид у него был крайне сосредоточенный, как у инспектора по урожаю.

И, знаете, порой мне казалось, что я действительно прожила здесь всю свою жизнь. Всё было как-то правильно, органично и тепло. Будто именно здесь мне и надо было оказаться — среди этих забот, среди этих людей и… не совсем людей.

Я подняла голову и огляделась. Гусята наперегонки бегали по двору, дракончик теперь следил за тем, чтобы никто не наступил на свежевскопанную землю, а Орлин ворчал на несуществующих кротов. Всё это казалось настоящим, уютным и каким-то удивительно... моим.

Но всё же иногда, когда ветер доносил запахи, от которых щемило сердце, или тени ложились на землю под тем же углом, что и в детстве… тогда нахлынувшие воспоминания цепляли за душу. Я вспоминала дом. Старую кружку с трещинкой, бабушкину шкатулку, тонкие нити разговоров, что не закончились, а просто обрывались однажды.

И мне становилось немного грустно. Совсем чуточку — как от любимой песни, что внезапно закончилась. Но в следующий момент я слышала, как дракончик чихает, распугивая гусят, или как старик роняет сапку себе на ногу и клянётся уйти на пенсию… и я снова смеялась.

Потому что знала: здесь у меня тоже есть дом, пусть и не совсем обычный.

И только одно омрачало наше почти сельское идилличное веселье — отсутствие Кристиана. Как бы мы с Орлином ни пытались выглядеть занятыми и увлечёнными — то перебирая семена, то борясь с особенно нахальной гусыней, которая решила, что новенькая грядка — её личная подстилка, — всё равно время от времени то он, то я исподтишка косились в сторону калитки.

Иногда даже одновременно — и тогда неловко отводили взгляды, делая вид, что вовсе не ждали никого. Просто, ну... проверяли, не идёт ли кто из соседей за солью.

Но калитка оставалась пуста. Даже скрип её, привычный и немного дребезжащий, не раздавался. Только ветер шевелил сухие травинки у забора, да цыплята щебетали где-то позади, наперебой делясь своими, видимо, очень важными птичьими новостями.

Солнце тем временем уже начинало клониться к горизонту, мягко окрашивая всё вокруг в золотисто-медовый цвет. Тени становились длиннее, а в груди всё явственнее чувствовалось ожидание — почти как щемящий ком под рёбрами. И тревога. Та самая, упрямая, что приходит тогда, когда дорогой человек не возвращается вовремя.

— Эх, не к добру так долго, — буркнул Орлин, почесав седину и кинув взгляд на небо, будто хотел вычитать из облаков прогноз.

Я промолчала. Просто стояла и тоже смотрела в ту же сторону, что и он, надеясь, что вот-вот за калиткой мелькнёт знакомая фигура — уверенная походка, чуть вздёрнутый подбородок, тот самый взгляд, который почему-то сразу возвращал ощущение безопасности.

Но пока — тишина. И закат.

Мы с Орлином закончили разметку грядок под аккомпанемент гусиных возмущённых реплик и надзора со стороны дракончика, который, похоже, назначил себя главным инспектором по посадкам. Пока я разглаживала землю, он разгуливал рядом с видом опытного агронома, иногда шипя на гусят, которые слишком близко приближались к свежевскопанному.

А когда последняя лунка была засыпана и семена — подписаны (точнее, мы просто воткнули палочки и понадеялись, что вспомним, где что растёт), наша дружная команда взялась за полив. Вёдра звенели, брызги летели на все стороны, а я уже не знала, кто мокрее — посадки, я или Орлин. Гусята носились по двору, скользили по траве и активно пытались пить из каждой лужицы.

— А может, устроим им пруд? Ну, такой... летний, гусячий. На троечку, но с сердцем.