Я прислушался. Похоже, клерка, ответственного за приём, действительно вызвали куда-то. Возможно, по срочному делу — и с возвращением он не особо спешил. А может, и вовсе не собирался возвращаться. Очередь застыла в ожидании, но всё больше становилась похожей на абсурдный ритуал — стоим, потому что стоим.

Я потоптался ещё немного, прислушиваясь и выжидая. Но всё было итак ясно: сегодня вряд ли кто-то попадёт внутрь.

Вздохнув, я развернулся и направился обратно вниз. Надо было уточнить у секретаря — может, ещё можно получить номер или хотя бы понять, когда всё это снова заработает. Не хотелось терять оставшийся день зря.

Мужчина заметил меня, как только я спустился с третьего этажа. На этот раз в его взгляде не было ни удивления, ни раздражения — лишь лёгкая усталость и безразличие, которое часто бывает у людей, уже переживших слишком длинный рабочий день.

— Простите, — подошёл я ближе, — там… наверху сказали, что клерк ушёл. Приёма не будет?

Он кивнул без всякой драмы, как будто это был самый обыденный исход дня.

— Верно. Вызвали по срочному распоряжению из архивной палаты. Сегодня уже никого не примут.

С этими словами секретарь потянулся к ящику и достал оттуда аккуратно нарезанную стопку номерных талонов.

— Вот, держите. Приходите завтра к девяти утра, — он протянул мне бумажку с округлой цифрой «14», отпечатанной жирными чернилами.

Я взял её почти с благодарностью. На фоне всех этих задержек и неизвестности сам факт того, что мне назначили время, казался уже победой.

— Спасибо, — коротко кивнул я.

Мужчина лишь пожал плечами в ответ и вернулся к своим бумагам, точно между нами никогда и не было той колкой настороженности.

Сразу после этого я вышел на улицу с тёплым листком в руке, который теперь означал только одно: ещё одну ночь ожидания. Ещё одну ночь, пока Александра — моя ошибка и моя ответственность — будет оставаться там .

Надеюсь, девушка простит мне такое промедление и поймёт, что я делал все, что было в моих силах и даже чуточку больше. Хотя и завтра уже будет третий день…

Я пересёк площадь, оставляя за спиной мрачную громаду префектуры. День клонился к вечеру и солнце просачивалось сквозь листву, бросая длинные тени на булыжную мостовую. Возница всё так же сидел на месте — прислонившись к боковине телеги, он мирно дремал, спрятав лицо под широкими полями шляпы.

Заметив мои шаги,мужичок приподнял голову, потянулся, зевнул и лениво поинтересовался:

— Не вышло?

Я покачал головой и вздохнул, смахивая пыль с рукава.

— Ещё не всё успел завершить. Но, главное, — я посмотрел ему прямо в глаза и впервые за весь день позволил себе что-то вроде облегчения, — собрал все средства. Теперь осталось только закончить бюрократические вопросы.

Не знаю, зачем поделился. Просто захотелось произнести это вслух. Придать смысл всем этим усилиям.

— Ну, уже что-то, — кивнул мой собеседник с лёгкой ухмылкой, щёлкнув вожжами.

Я взобрался на повозку, и колёса заскрипели, медленно выкатываясь на вымощенную дорогу. Город начинал шуметь вечерней суетой, но я уже не смотрел по сторонам. Мы ехали прочь, и каждый поворот колеса приближал меня к утру — ко дню, который должен всё изменить.

Пока телега мерно катилась по пыльной дороге, я сидел, сцепив пальцы, и смотрел в одну точку, не видя ничего вокруг. В голове крутились мысли — тяжёлые, навязчивые. Я проигрывал варианты, как мог бы ускорить процесс, как убедить чиновников, как бы сделал всё иначе, если бы заранее знал…

Каждый раз приходил к одному и тому же: всё, что мог, я уже сделал. Дом в залоге. Деньги собраны. Осталась только бумажная волокита. И ещё одна ночь — одна, но как же она давила. Я пытался убедить себя, что Александра поймёт, что простит и что завтра всё закончится, но внутри уже начинали ворочаться сомнения. А что, если…

— Прекрати, — пробормотал я себе под нос и сжал кулаки.

Когда мы въехали на знакомую дорогу к поместью, солнце уже коснулось горизонта, заливая поле тёплым золотом. Возница негромко цокнул языком, подгоняя лошадей, и наконец, за поворотом показался дом.

Из ворот первым выбежал Орлин. Он тут же остановился, увидев, что я один. Его плечи едва заметно поникли, лицо стало тише, будто старик что-то понимал, но не хотел говорить вслух.

— Господин, — только и произнёс, подойдя ближе. — Рад, что вы вернулись.

— Я тоже, Орлин, — кивнул, спрыгивая с телеги. — Завтра всё будет решено.

Он молча взял вожжи, помогая вознице развернуть лошадей, тогда как я расплачивался с женой подвозившего меня крестьянина. Мужчина кивнул, пожелал удачи и, вместе с супругой и сыном, что поджидал родителей у ворот, вскоре скрылся в сторону тракта.

Мы остались вдвоём. В воздухе повисла пауза, а потом Орлин негромко, почти виновато заговорил:

— Мы тут немного… навели порядок. Сад подстригли, клумбы обновили. Ну, и селяне — те, что вернулись — начали землю делить. Пара лиг отсюда, к югу. Хотят к посеву успеть, пока дожди не начались. Работа идёт. Люди стараются.

Я посмотрел на дом, на выровненные кусты, на аккуратную дорожку, что появилась у входа. Всё это выглядело как надежда и как доказательство того, что все не зря. Что ещё есть к чему возвращаться, за что бороться.

— Хорошо, — выдохнул я. — Молодцы они. И ты тоже, Орлин. Спасибо.

Он только склонил голову, а я поднялся по ступеням. Завтра всё решится. Надеюсь, с Александрой все в порядке. Да, у нас еще будет проблема долга, но ее я решу, как только девушка будет дома.

Оказавшись в холле особняка, я не стал подниматься к себе, решив заглянуть к выводку — убедиться, что все на месте. В дровнике было тепло и чуть душно от птичьего духа и нагретого сена. Пернатые сиделина своих местах: кто притих, кто щипал подстилку, но в целом — было спокойно. Всё шло своим чередом.

Не успел я пройти и двух шагов, как из полумрака вынырнул дракончик. Он двигался быстро, почти решительно — лапы глухо стучали по доскам. Казалось, он узнал меня. Но, дойдя до середины помещения, чешуйчатый замедлился. Застыл. Глянул мимо — будто искал кого-то за моей спиной. И сразу же все осознал.

Я был один.

Мелькнуло что-то в его взгляде — непонимание, тревога или разочарование. Он резко дёрнул головой и вернулся в угол, к той самой соломенной подстилке, котрую в прошлый раз соорудила ему Александра. Будто всё ещё надеялся, что она вот-вот появится.

Они ведь даже не успели привыкнуть друг к другу, но между ними с самого начала было что-то странное. Связь. Или инстинкт. Он ведь еще тогда на кухне встал между мной и ею — выбрал её. Как будто знал, что именно она для него — нечто большее.

Я стоял молча. И, прежде чем уйти, произнёс:

— Завтра я вернусь с ней. Обещаю.

Никому конкретно. Ни ему, ни себе. Просто вслух. Чтобы это стало обязательством.

Александра

Пробуждение было резким. Я всё ещё чувствовала на себе липкий осадок сна — неясные образы и тревожные ощущения, будто что-то важное ускользало прямо из рук. Сердце колотилось, и я, не давая себе слишком уж погрузиться в раздумия, резко села на постели.

Быстро поправила сбившиеся покрывала, пригладила платье, которое за ночь слегка помялось, и на цыпочках направилась к кувшину умыться. Прохладная вода помогла стряхнуть остатки сна. Немного взбодрившись, я перекинула волосы на плечо и окинула взглядом комнату.

Жандарма всё ещё не было. Я нервно облизнула губы. Неужели он забыл? Или, наоборот, было бы лучше, если бы забыл?

Подошла к окну, чтобы отвлечься. Снаружи кипела жизнь: прохожие спешили кто куда, слышался стук копыт, звон железа, гул голосов. Всё это казалось до обидного недоступным. Я разглядывала одного мужчину с повозкой, когда хлопнула входная дверь. Резко, словно выстрел.

Я вздрогнула и вышла в коридор, выглянув осторожно из своей комнаты.

Он стоял там. Хмурый, каким я его и запомнила, жандарм встретил мой взгляд без особого энтузиазма и молча подошёл ближе, протянув бумажный пакет. Оттуда потянуло ароматом тёплой выпечки. Второй рукой мужчина подал мне бумажный стаканчик — судя по запаху, чай, крепкий и горячий.