Солнце действительно уже давно мигнуло напоследок, исчезая за холмами, оставив лишь угасающий отсвет на горизонте. Сгустившиеся сумерки с каждой минутой всё решительнее затягивали небо, и казалось, даже воздух вокруг стал тяжелее.

Барон Кернский вновь шагнул вперёд, на этот раз с такой показной вежливостью, что зубы сводило от сладости его интонаций. Он склонил голову чуть ниже, чем раньше, и с обтекаемой, словно отрепетированной учтивостью произнёс:

— Разумеется, Ваша Светлость. Явка в префектуру не столь уж спешная. Мы прекрасно понимаем — у вас здесь дела… важные. Потому вы вольны явиться, как только сочтёте возможным. Надеюсь, мы были достаточно… тактичны.

Он улыбнулся, но в этой улыбке не было ни капли тепла — лишь политес и холодный расчёт. Я не ответил — просто смотрел на него в упор, молча, не давая повода к лишним словам.

Барон, наконец, отступил, и вся троица незваных гостей неспешно направилась прочь. Чуть вотдали карета, заскрипев, скрылась за поворотом узкой тропы, растворившись в зарослях, и только тогда я позволил себе выдохнуть. Тело, державшееся только на воле, предательски дрогнуло.

Я пошатнулся, ступив вперёд, но ноги словно не хотели держать вес. Всё вокруг слегка поплыло, и только крепкая рука Орлина, который подоспел как по велению судьбы, успела подхватить меня за здоровое плечо.

— Господин... — старый слуга нахмурился, и его взгляд скользнул к моей руке. — Вы же ранены! Это же кровь... Светы небесные, вы истекаете кровью!

Я опустил глаза — действительно, рукав промок, и ткань неприятно липла к коже.

— Пойдёмте, — сдержанно, но решительно произнёс старик. — Сначала вас перевяжем. Всё остальное может подождать.

Молчавшая до этого момента Александра словно очнулась ото сна. Едва услышав слова Орлина, она бросилась ко мне, ловко подставляя плечо под мою раненную руку.

— Осторожно, — её голос был тих, но решителен.

И что удивительно — вместе они справлялись неожиданно слаженно. Орлин сдержанно отдавал короткие указания, Александра без слов их выполняла. Так, почти не уронив меня по дороге, эта странная парочка затащила меня наверх и аккуратно уложила на постель. Под раненую руку тут же подложили тряпицу — небось, с кухни стащили, но в тот момент это казалось самым разумным решением в мире.

Орлин, пробормотав что-то себе под нос, метнулся за лекарствами, а Александра, не теряя времени, ловко расправилась с остатками моей порванной рубахи. Острые края ткани с треском поддались, и вот уже холодная вода касается кожи — девушка осторожно обтирала засохшую кровь, работая точно и быстро, стараясь не причинить лишней боли.

Я молчал, наблюдая за ней сквозь пелену усталости и ноющей боли. И в какой-то момент поймал себя на мысли, что с таким же рвением она могла бы спасать короля. Или дракона.

Орлин вернулся быстро, не так, как обычно ходят старики, — будто летел, а не шагал. В руках — миска с каким-то дымящимся отваром, бинты и баночка с густой тёмной мазью, запах которой тут же забил ноздри резкой горечью.

— Вот, держите, Ваша Светлость, — Александра, не мешкая, сунула мне в руки свернутый кусок ткани. — Зажмите это… зубами.

Я прищурился.

— Что, все настолько плохо?

— Лучше не говорите, — хмыкнула она. — Дышите ровно.

Я послушался. Зажал тряпицу между зубами, пытаясь угадать, какой именно кошмар меня сейчас ждёт. Но представить было сложно. А зря. Потому что следом Орлин, не теряя времени даром, уже приложил к ране что-то горячее и обжигающее, и в этот момент я понял, что прежняя боль была лишь невинной прелюдией. Жжение пронзило руку до плеча, огненной волной пронеслось по всему телу, выбивая воздух из лёгких. Мир закружился, сердце застучало где-то в висках, а ткань в зубах спасла от крика. Едва.

Сознание моё попыталось уцепиться за реальность, заморгало, будто свеча на сквозняке, но... тепло комнаты, знакомые лица, ощущение, что я дома, а не посреди Чертополосского цщелья или в пасти у ржанника, — всё это понемногу отпускало внутреннюю пружину.

Я сдался. Не от боли, нет — от понимания. Оттого, что здесь я в безопасности. И, может, не совсем один.

Александра

Я заметила кровь почти сразу. На его руке, на боку — расползавшееся тёмное пятно, уже въевшееся в ткань. Сердце сжалось, дыхание перехватило. Хотелось воскликнуть, отпрянуть, но… нельзя. Сейчас Кристиан нуждался не в панике, а в помощи. И я знала, как это — сохранять лицо, даже когда внутри всё сжимается от страха.

Орлин, хоть и был худощав и явно вымотан, уже подхватывал герцога под руку. Я поспешила на помощь, не говоря ни слова. Мы с ним сработались удивительно слаженно: почти без слов, на одних взглядах. Я подставила плечо, поддерживая Кристиана, пока мы медленно поднимались по лестнице. Он почти не стоял на ногах, и каждый его шаг отзывался на моём плече тяжестью и болью. Но мы справились.

А когда мы добрались до комнаты и уложили мужчину на постель, я заметила, как под ним начинает проступать алое пятно. Проклятие. Простыня, перина — всё может пропитаться кровью. Я замерла на миг, потом вдруг вспомнила, что всё ещё держу в руке тряпицу — ту самую, которой протирала инструменты после уборки на улице.

Не раздумывая, я подложила её под раненую руку. Пусть и не чистая, но лучше так, чем позволить крови разлиться по всему. А потом — рукава засучены, волосы подколоты, лицо спокойное, почти холодное. Сейчас я не испуганная девушка. Сейчас я — помощница. И Кристиан Виери может на меня положиться.

Орлин, кинув последний взгляд на герцога, выбежал из комнаты — за лекарствами, за бинтами, за хоть какой-то надеждой. А я осталась. И осталась не просто стоять — время действовать.

Сжав зубы, я решительно коснулась разорванного рукава его рубахи. Ткань мешала, цеплялась за рану, прилипла местами к коже. Так нельзя. Я потянула — аккуратно, но уверенно. Рубаха поддалась, не вверх, как я рассчитывала, а с хрустом и треском разошлась по шву. Я замерла на секунду… и тут же решила: отлично. Всё равно одежду уже не спасти. А теперь, по крайней мере, я могу видеть, с чем имею дело.

Ранение было глубоким, по краю уже вздувшаяся кожа, багрово-синяя. Кровь, хоть и не текла сильным потоком, всё ещё просачивалась. Мне стало не по себе, но я заставила себя сосредоточиться. Осмотрелась в поисках чего-нибудь полезного — и вдруг взгляд упал на таз с водой, стоящий у изножья кровати. Он… был тут всё это время? Или Орлин успел принести?

Хотя, неважно.

Я подошла, взяла висящее на спинке стула полотенце, макнула его в прохладную воду и осторожно, медленно начала смывать засохшую кровь со здоровых участков кожи. Каждое движение — точное, бережное. Как будто от этого зависела чья-то жизнь. А может, так оно и было.

Кристиан застонал и метнулся на постели, его губы шевелились, бормоча что-то бессвязное. Я вздрогнула, но не отпрянула. Он метался, будто во сне, будто в каком-то кошмаре. И вдруг — затих. Слишком резко, слишком тихо. Я замерла. Сердце стучало в ушах. Наклонилась ближе, почти вплотную к его лицу, затаив дыхание. Тихо… Тихо… И вот — слабый, но ровный выдох. Жив. Просто отключился.

Я откинулась назад, выдохнула и тут же снова взялась за дело. Он дышит — этого достаточно. Панике тут не место. Рану нужно очистить, остановить кровь, подготовить всё до возвращения Орлина. Работа — вот что важно. И я знала, что делать.

Старик вернулся, будто знал, что именно в этот момент я нуждаюсь в его уверенности. Он молча поставил на стол свою сумку, достал пузырёк с резким, почти обжигающим запахом — спиртовым, без сомнений. Когда слуга обрабатывал рану, Кристиан дёрнулся даже в полубессознательном состоянии. Затем мазь — густая, тёмная, с резким травяным запахом, словно из десятка болот. Но я не отводила взгляда, старалась запомнить каждое его движение. Чистая тряпица, туго перевязанная вокруг плеча, почти походила на бинт.