— Спасибо тебе за это.

— Я оставляю тебе свою кофеварку для эспрессо, если захочешь приготовить себе латте.

— Но мой латте-арт никогда не будет таким вкусным, как твой.

— Ну, по крайней мере, ты осознаешь это.

Я хихикаю, прижимаясь к нему.

— И остальная часть моего дома тоже в твоем распоряжении, пока меня не будет, — продолжает он. — Для работы или для… прогулок.

Отстраняясь, я смотрю на него. Ему не нужно ничего объяснять. Мы оба знаем, что он имеет в виду.

— Увидимся, когда я вернусь домой?

Я киваю. — Тогда до встречи.

Его глаза блуждают по моему лицу, и его большой палец касается моей скулы, как будто он собирается поцеловать меня. Я вижу, как он размышляет, борясь с собой, чтобы не делать этого, и в конце концов он решает этого не делать.

Оставив меня одну на кухне, он забирает с собой свой чемодан.

Как только он уходит, я пытаюсь вернуться к работе, но это бесполезно, когда все, на чем я могу сосредоточиться, — это шкаф наверху. Я пытаюсь набраться терпения, но это бессмысленно. Все, что мне было нужно, — это его разрешение, и теперь, когда я его получила, я не могу больше ждать.

Оставив образцы на кухонном столе, я поднимаюсь по лестнице, направляясь прямиком в его комнату. Дверь шкафа широко открыта, специально оставлена, чтобы я могла видеть. Но прежде, чем я успеваю сделать шаг в этом направлении, мои нервы замедляют меня.

Я понятия не имею, что я собираюсь найти.

Что было такого плохого, что он не хотел, чтобы я видела несколько недель назад, но у него нет проблем с тем, чтобы я открыла это сейчас?

Я даже не могу начать гадать, поэтому, пытаясь подготовиться к чему-либо, я вхожу внутрь.

Я быстро понимаю, что это не его главный шкаф. Он заполнен запасным хоккейным снаряжением, дополнительным багажом и несколькими старыми футболками, которые он копил годами. Я могу сказать, что они старые, потому что на обороте у них номер восемьдесят три, а он не носил этот номер со времен колледжа.

Кажется, здесь нет ничего необычного, и опять же, я не знаю, что я ищу. Но когда я раздвигаю его старые майки на верхней полке, я нахожу черную коробку, стоящую на полке под ней.

Моя интуиция кричит, что это оно. Что бы я ни должна был найти, это здесь.

На крышке нет ни пылинки, но края потерты, как будто эту коробку открывали и закрывали сотни раз за эти годы. Он почти ничего не весит, и внутри слышится легкий скрежет, когда я беру его в руки и несу к кровати.

Присаживаясь на матрас, я открываю его.

Когда я заглядываю внутрь, мой желудок опустошается так, как я никогда раньше не испытывала. Мои губы раздвигаются сами по себе, и дыхание перехватывает в легких. Мне не нужно много копаться, чтобы точно знать, что это такое. Что такое эти.

Я выбросила свои собственные копии много лет назад. Отчасти из-за гнева, а отчасти потому, что я больше не узнавала в себе полную надежд девушку, которая когда-то видела хорошее во всем. У которой когда-то было так много лучших воспоминаний, что ей нужен был способ запомнить их.

В коробке собраны все микстейпы и компакт-диски, которые я записывала для него за эти годы, и каждый подарила ему на мой день рождения.

Все они, в возрасте от одиннадцати до девятнадцати лет, включая те два, которые я дала ему перед тем, как мы начали встречаться на крыше, все они здесь. И очевидно, что в них играли бесконечно на протяжении многих лет. Каждая из них в своем индивидуальном исполнении, и все они поломаны в том или ином месте. Некоторые петли сломаны от чрезмерного использования, от того, что их открывали и закрывали слишком много раз.

Внезапно становится невозможно дышать.

Я не могу поверить, что он сохранил их.

Судя по выражению предательства на его лице, когда я видела его в последний раз, я предположила, что первое, что он сделал, это избавился от них. Сжег их. Разбил вдребезги. Что-нибудь драматичное, чтобы соответствовать тому, как ему было больно.

Но он сохранил их.

Единственная вещь в этой коробке — старая нитка для вышивания, которая на самом деле не имеет смысла. Я вытаскиваю ее, чтобы рассмотреть поближе. Он почти неузнаваем, изодранный, обесцвеченный и изношенный. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это.

Это тот старый браслет дружбы, который я сделала ему на свой тринадцатый день рождения. Тот, который он носил на запястье и никогда не снимал, пока он не засох и не отвалился сам по себе через некоторое время после того, как он уехал в колледж. Он порвался, а он и не заметил. Я предполагала, что это уже давно прошло.

Что-то такое маленькое. Такое, казалось бы, неважное. Но это было не так. Ничего из этого не было.

Не веря своим ушам, я иду дальше, меняя браслет на кассету, перебирая подпись, которую я поставила там много лет назад. Я задерживаюсь на задворках сердца, как это всегда делал он. Это такая глупая маленькая подпись, которую я придумала, когда была ребенком, но я никогда не отказывался от нее, потому что мне нравилось наблюдать, как он закрывает ее каждый год.

Все мои лучшие воспоминания. Он сохранил их.

Он все еще прислушивается к ним.

Я так долго цеплялась за каждую мелочь наших отношений, прокручивая их в голове по кругу. Я дорожила малейшими моментами, которые мы провели вместе. Даже в самые тяжелые моменты своей жизни я была благодарна за то, что хотя бы раз в жизни меня так любили.

Я никогда не забывала его. Я никогда не забывала нас.

И, по-видимому, он тоже.

Рио

Сбросив одеяло, я отказываюсь от попыток заснуть.

Уже далеко за два часа ночи, и, как обычно, я ни хрена не могу уснуть.

Я уже встал с кровати, чтобы выключить термостат в своем гостиничном номере. Я прокрутил страницу в телефоне. Включаю телевизор. Я попытался читать.

Мой мозг не отключается сам по себе. Я слишком занят мыслями о завтрашней игре против "Филадельфии". Пытаюсь вспомнить, вынес ли я мусорные баки на улицу перед уходом. Интересно, хватит ли миндального молока в холодильнике на всю поездку но, если оно скоро закончиться, я пытаюсь придумать, как мне доставить немного на дом, чтобы Хэлли использовала.

Хэлли.

Всегда Хэлли. Именно к этому возвращаются мои мысли каждый раз, когда я остаюсь один и достаточно тихо, чтобы подумать.

Когда я закрываю глаза, я все еще могу представить, как греховно идеально она выглядела, стоя рядом с моим душем, когда я выходил из него сегодня утром. Какой сексуальной она была с поджатой губой. Каким хриплым стал ее голос, когда она сказала мне, что хочет, чтобы я кончил.

Ты все еще думаешь обо мне?

Если бы она только знала.

Когда я думаю о сексе, я думаю о Хэлли. Это единственное имя, которое приходит мне на ум. Ее лицо, ее тело и ее голос — единственное, что я представляю. Она была моей первой. Она научила меня, как это делать. Мы учились вместе, узнавая друг друга. Шесть лет спустя, я думаю, можно с уверенностью предположить, что никогда не наступит день, когда я не думал бы о Хэлли Харт, когда думал о сексе.

Боже, я скучаю по ней.

Я хочу вернуть ее, и мне надоело лгать об этом. Ей. Самому себе.

Садясь, я прислоняюсь спиной к изголовью кровати, прежде чем взять телефон с прикроватной тумбочки. Я пишу ей, не заботясь о том, что она, вероятно, не ответит до тех пор, пока не проснется.

Я: Не могу уснуть. Думаю о тебе.

К моему удивлению, когда она печатает ответ, на экране немедленно начинают танцевать три точки.

Х: Думаешь обо мне или о том душе?

Смех согревает мою грудь.

Я: И то, и другое.