Посмеиваясь, я обхожу кухонный остров, чтобы встретиться с ней, и нахожу разложенные на столе образцы плитки и фурнитуры для шкафов.

— Что все это значит? — Спрашиваю я, моя ладонь инстинктивно находит ее поясницу.

— Несколько образцов, которые я хотела бы посмотреть в этом помещении, теперь, когда демонстрация закончена на первом этаже.

Всю эту неделю здесь работала строительная бригада, вырывая ковровые покрытия, отрывая плинтуса и отбивая плитку отбойными молотками. Здесь было шумно и грязно, и я уже горю желанием поскорее закончить этот ремонт.

Но тогда другая часть меня — нет. Потому что, если Хэлли решит, что не собирается давать нам еще один шанс, я не знаю, как часто я смогу видеться с ней, когда мой дом будет готов. Особенно после того, как она съедет от Рен. Особенно, если я окажусь в Бостоне.

— Я думала, ты уже уехал в аэропорт, — говорит она.

Мой большой палец рисует томные круги на ее пояснице. — Наш рейс вылетает через пару часов. Обычно мы отправляемся туда сразу после игры, но не сегодня вечером.

— Тебе не терпится вернуться домой?

Этот вопрос заставляет меня задуматься, потому что на мгновение моя первая мысль — что я нахожусь дома. Но потом я понимаю, что она не имеет в виду эту версию дома, когда она в моем доме.

— Да, это так. Я люблю этот город, и я смогу увидеть свою маму.

Хэлли слабо улыбается, и я могу сказать, что она изо всех сил старается радоваться моему возвращению домой. Но я также знаю, что упоминание о моей маме может испортить настроение, поэтому быстро меняю тему.

— Мне нужно закончить собирать вещи, но займись своими делами. Если хочешь, можешь подняться наверх и потусоваться со мной, когда закончишь.

Она качает головой. — Я здесь, чтобы работать.

— Хорошо. — Я заправляю ее волосы за ухо, потому что не могу оторвать от нее своих гребаных рук, и хотя Хэлли говорит, что она здесь по работе, она все равно тянется к моим прикосновениям. — Не уходи, не попрощавшись.

Оставив ее на кухне, я направляюсь к лестнице и на полпути останавливаюсь.

Потому что по всему моему дому играет музыка.

Музыка, которую включила Хэлли.

Я чувствую, как на моих губах появляется улыбка, потому что в первый день, когда Хэлли пришла работать ко мне по дому, она сказала, что больше этим не занимается. Но очевидно, что с тех пор все изменилось.

Хэлли

Я знаю, что не должна хотеть проводить с ним время. Я хочу быть мелочной. Я хочу затаить обиду, как я с такой легкостью делала последние шесть лет. Но чем больше времени я провожу с ним, тем больше трескается броня.

В последнее время все самые яркие моменты моих дней вращаются вокруг него. Он заскакивает ко мне на работу или оставляет кофе на пороге. Маленькие моменты, которые говорят мне, что он думает обо мне.

Но не то, что он думает обо мне сейчас, когда я живу по соседству, заставляет меня опасаться возвращаться к прежним делам. Это то, как легко он забыл о моем существовании за те годы, что мы были порознь. Какой, казалось бы, забывчивой я была для него.

Особенно когда он ни разу не выходил у меня из головы.

Но я должна узнать его мнение об этих вариантах плитки. В конце концов, это его дом, и, конечно, до принятия подобных решений еще несколько недель, но почему бы не опередить график? Мы можем обсудить это, пока он собирает вещи для поездки. И если он быстро примет решение, и я в конечном итоге проведу с ним еще какое-то время, что ж, значит, так оно и есть.

Взяв с собой два варианта, я направляюсь к лестнице.

Дверь в его спальню оставлена открытой, поэтому я проскальзываю внутрь, обнаруживая на кровати его частично собранный чемодан. Но его здесь нет. Оба его шкафа остались открытыми, включая тот, в который он запретил мне заходить, когда я была здесь в прошлый раз.

Это как маяк, зовущий меня к нему, поэтому я делаю шаг в том направлении, только чтобы остановить себя, прежде чем смогу взглянуть еще раз.

Как бы мне ни хотелось, я не могу этого сделать.

Затем я полностью отвлекаюсь, когда далекое хриплое "блядь" доносится из смежной ванной, мгновенно привлекая все мое внимание. Я поворачиваюсь в том направлении, желая услышать это снова и задаваясь вопросом, было ли это на самом деле.

Я не дышу. Я не двигаюсь. Я не издаю ни звука, прислушиваясь внимательнее, пытаясь убедить себя, что мои уши обманули меня.

Это было не так. Это подтверждается звуком льющейся воды в душе, заглушающим стон.

Когда я прикрываю рот рукой, чтобы не издать ни звука, мои глаза невероятно расширяются.

Это он…

— Да, — шипит он. — Твою мать.

Срань господня, так и есть.

Я осторожно кладу образцы плитки на кровать, не желая, чтобы они производили какой-либо шум, когда я осторожно ступаю по ковру, осторожно ступая на цыпочках, чтобы прижаться ухом к двери ванной.

Она оставлена слегка приоткрытой, но я не решаюсь заглянуть внутрь. Я прячусь, внимательно прислушиваясь, чтобы услышать отчетливый звук соприкосновения кожи с кожей.

Рио стонет, и этот звук мгновенно что-то делает со мной. Заводит меня. Делает меня безрассудной.

Мне не следовало быть здесь. Я не должна была слушать. Но в последнее время я была занята тем, чего не должна была делать, так что же еще?

Стены душевой работают как усилитель, когда он говорит — Черт возьми, Хэлли, да.

Я застываю на месте. Совершенно, блядь, зацементированная прямо возле его ванной, слушаю, как он кончает, произнося мое имя.

Я хочу увидеть его. Я хочу посмотреть, как он работает кулаком над собой. Я хочу, из первого ряда увидеть, как этот человек распался.

К черту это. Если он произносит мое имя, то я, по сути, уже в комнате.

Только беглый взгляд.

Я слегка наклоняюсь вперед, заглядывая в приоткрытую дверь. Его душ — стеклянный, слава Богу, и пар не загораживает обзор.

И что это за вид.

Прижав ладонь к кафельной стене, Рио другой рукой гладит себя. Вода струится по его спине, стекая по телу, пока он проводит кулаком по своему члену, теребя и дергая.

И стоны.

Боже, одинокие стоны — это саундтрек, под который я могла бы подойти. В его голосе слышится такое отчаяние, такое возбуждение в сочетании с плавным звуком быстрых толчков.

Весь его профиль сбоку выставлен на всеобщее обозрение. Длинная, скульптурная спина, тонкая талия, идеальная, блядь, задница и смехотворно толстые бедра. Теперь он действительно огромен со всеми этими добавившимися мышцами, но мои нынешние любимые — это те, что у него на предплечьях, они сжимаются и двигаются, когда он гладит себя.

Он огромный. Везде.

Но, конечно, я уже знала это.

Его желудок сжимается. Грудь вздымается. Он качает снова и снова, сосредоточившись на головке, и я могу сказать, что он близок к этому. И как бы сильно я ни хотела понаблюдать за ним, запомнить выражение его лица, когда он кончит, я знаю, что мне не следовало быть здесь.

Отступая назад, я снова прячусь за дверью.

— Хэлли, — повторяет он, задыхаясь.

Это заставляет меня закрыть глаза и закинуть ногу на ногу, услышав, как он снова так произносит мое имя. Как будто это умоляющая молитва за мгновение до того, как он закончит.

— Хэлли. — Его голос все еще приглушен из-за воды, но он спроецирован так, что я слышу. — Если ты собираешься стоять там и слушать, то с таким же успехом можешь войти и посмотреть. Нет ничего такого, чего бы ты не видела раньше.

Вот черт.

Как он…

Мной овладевает паника и чувство унижения, но он единственный, кто получает удовольствие от мыслей обо мне, пока я нахожусь в его доме, так что если кому-то и будет неловко, то не мне.

Я тяжело сглатываю, все еще прячась в его спальне, прижавшись спиной к стене. — Как ты узнал, что я здесь?