А затем этот свет начал распространяться волнами, расходясь кругами по всему полю, отделяя нас от войны. Каждая волна света несла с собой тишину, останавливая клинки, замораживая битву, принося странное умиротворение на поле, где секунду назад царили хаос и смерть.

Волны света добрались до Гэллена, и я обернулась, услышав его нечеловеческий вопль. Он стоял, скованный этим светом, его тело выгибалось под немыслимыми углами, словно внутри него боролись две силы. Его лицо, теперь полностью потерявшее человеческие черты, обнажало его истинную сущность — древнее, злое существо, веками питавшееся ненавистью и страхом.

— Нет! — прорычал он, его голос звучал как тысяча голосов одновременно, раздираемый болью и яростью. — Этого не может быть!

Но свет продолжал поглощать его, проникая в самую его суть, выжигая тьму, которая была его истинной природой. Из глаз Гэллена вырвались потоки яркого сияния, его рот открылся в безмолвном крике, и такой же свет хлынул оттуда. Его кожа начала трескаться, из трещин пробивались лучи ослепительного света, словно внутри него был запечатан фрагмент солнца.

— Проклинаю вас! — хрипел он, его голос становился все слабее, все менее человеческим. — Проклинаю вас и вашу любовь! Ненависть вечна! Она вернется, она всегда возвращается!

Гэллен раскинул руки, его фигура вытянулась, становясь всё выше и выше, превращаясь в чудовищный силуэт, который одновременно вызывал и ужас, и благоговейный трепет. А затем произошло невообразимое — его тело взорвалось вспышкой света такой интенсивности, что я была вынуждена закрыть глаза, чтобы не ослепнуть.

Крик Гэллена еще долго звенел в воздухе, даже когда его тело уже исчезло. Это был крик существа, которое жило слишком долго, которое забыло, что значит быть человеком, которое потерялось в своей ненависти и страхе.

Когда я осмелилась снова посмотреть, на месте, где стоял Гэллен, оседал серый пепел, мерцающий последними искрами угасающего света. Это было одновременно отвратительное и завораживающее зрелище — смерть существа, которое, возможно, было древнее самого времени, которое разделило наши миры и вскормило ненависть между ними.

В этот момент я услышала, как по всему полю разносится звук трескающегося стекла, словно невидимый купол, окружающий нас, давал трещины. Барьер, отделяющий миры чистых и искажённых, окончательно разрушался.

И тогда я почувствовала движение на своих коленях.

Сначала едва заметное, слабое, как дуновение ветерка. Но затем более сильное, определенное.

Сердце остановилось на миг, когда я опустила взгляд и увидела, как грудь Райта слабо поднимается в хриплом вдохе. Его веки задрожали, а затем медленно открылись, открывая эти невероятные глаза, которые я думала, что больше никогда не увижу живыми.

— Райт? — прошептала я, не веря своим глазам, боясь, что это галлюцинация, созданная моим отчаянным сознанием, что эта тень жизни исчезнет, как только я поверю в нее.

Он моргнул, фокусируя взгляд на моем лице. На мгновение в его глазах отразилось замешательство, словно он не понимал, где находится. Затем его губы тронула слабая улыбка, и он поднял дрожащую руку, чтобы коснуться моей щеки, влажной от слез.

— Лира… — его голос был едва слышным шёпотом, сорванным и хриплым, но для меня это был самый прекрасный звук в мире. Звук, который я думала, что никогда больше не услышу.

Новые слезы хлынули из моих глаз, но теперь это были слезы облегчения, слезы невыразимой радости. Я обхватила его лицо ладонями, целуя его лоб, щёки, губы, не в силах поверить, что это действительно происходит, что он вернулся ко мне из мёртвых.

— Я думала, что потеряла тебя, — прошептала я между поцелуями, не в силах оторваться от него, боясь, что если отпущу его хоть на мгновение, он снова исчезнет. — Я видела, как ты умер, я чувствовала это, Райт. Как это возможно?

Райт попытался сесть, и я помогла ему, поддерживая за плечи. Рана на его груди затянулась, оставив лишь тонкий шрам в форме руны — точно такой же, как одна из рун на моей руке. Он посмотрел на этот шрам, затем на мою руку, где всё ещё тускло светились руны, и понимание отразилось в его глазах.

— Метка истинности, — прошептал Райт, глядя на свою грудь, а затем на мою руку. — Наша связь видимо сильнее смерти.

Я прижалась к нему, чувствуя, как его сердце бьётся в унисон с моим, как тепло его тела возвращается, прогоняя ужас и отчаяние последних минут. В его объятиях я чувствовала себя целой, восстановленной, словно последний кусочек головоломки встал на место, завершая картину.

Вокруг нас поле битвы замерло. Магнус, стоящий в окружении своих воинов, смотрел на то место, где только что исчез Гэллен. На его лице была смесь недоверия, страха и странного облегчения, словно он только что сбросил тяжелое бремя, которое нес слишком долго. Затем он перевёл взгляд на нас с Райтом, и я увидела в его глазах понимание и что-то ещё — возможно, надежду. Надежду на мир, который казался недостижимой мечтой всего несколько минут назад.

— Бросить оружие! — приказал он своим войскам, его голос был звонким и уверенным, разносясь над полем битвы. — Война окончена!

Некоторые воины замешкались, не понимая, что происходит, почему их правитель вдруг остановил битву, которую сам же и начал. Но затем Магнус повторил свой приказ, и по полю пронёсся звон падающего оружия.

Саймон Вэрейнг встал и, помедлив мгновение, протянул руку Магнусу. Два лидера, которые так долго были врагами, теперь стояли лицом к лицу, на руинах войны, которую начали не они.

— Слишком много крови пролито, — сказал Саймон тихо. — Пора положить этому конец.

Магнус принял его руку, и их рукопожатие было крепким и искренним — первый шаг к миру, который казался невозможным.

Я помогла Райту подняться на ноги, и мы стояли вместе, держась друг за друга, глядя на то, как два войска, чистых и искажённых, ещё минуту назад готовые уничтожить друг друга, теперь смешивались в неуверенном, но общем движении к примирению. Кто-то еще с опаской, кто-то с любопытством, но все — с осознанием, что эпоха раздоров подошла к концу.

На горизонте садилось солнце, окрашивая небо в оттенки золота и пурпура. Барьер между мирами исчез полностью, и теперь я видела, как два мира, чистых и искажённых, сливаются воедино, как это и должно было быть с самого начала. Пейзаж вокруг медленно менялся — яркие краски мира чистых смягчались, темные тона искаженных становились живее, создавая новую, гармоничную палитру нашего объединенного мира.

Райт поцеловал меня, и в этом поцелуе была обещание — обещание будущего, которое мы построим вместе, мира, в котором больше нет места для древних страхов и предрассудков. Мира, где каждый ребенок будет знать историю о том, как любовь победила ненависть, как истинная пара разрушила барьеры между мирами и принесла мир.

Война закончилась. Началась новая история — история, которую мы напишем вместе, страница за страницей, день за днем, в мире, который больше не разделен ненавистью и страхом, в мире, где любовь наконец-то победила.

Полгода… Прошло уже полгода с того дня, когда барьер между мирами рухнул, когда древнее зло по имени Гэллен было уничтожено, и когда я чуть не потеряла Райта. Шесть месяцев, наполненных переменами, сложностями, надеждами и маленькими победами каждый день.

Объединение искаженных и чистых шло не без трудностей. Первые недели были самыми тяжелыми. Недоверие, страх и столетия взаимной ненависти нельзя стереть одним щелчком пальцев, даже если корень этой ненависти уничтожен. Я помню, как Магнус Росман и Саймон Вэрейнг, отец Райта, стояли плечом к плечу, объявляя новый порядок, новую эру мира и единства. Их руки, сцепленные в рукопожатии, стали символом, который распространился по обоим мирам.

В первый месяц после падения барьера были созданы Советы Примирения в каждом крупном городе обоих миров. В них входили представители и чистых, и искаженных, чтобы решать возникающие проблемы и конфликты.