Этот поцелуй был не похож на все предыдущие. В нём была нежность первого прикосновения губ и страсть многих разделённых поцелуев. Он целовал меня так, будто мы стояли на пороге вечности — и так оно и было.

Его губы двигались на моих медленно, бережно, словно я была самым драгоценным сокровищем в мире. Мои руки скользнули вверх, пальцы запутались в его мягких волосах, притягивая его ближе. Когда его язык коснулся моего, по телу пробежала электрическая искра, заставляя каждый нерв вибрировать от желания.

Поцелуй становился глубже, жарче, превращаясь из нежного приветствия в страстное обещание всего, что ждало нас впереди. Мы оба знали, что сегодня ночью, после церемонии и празднования, мы наконец станем одним целым во всех смыслах.

Когда мы оторвались друг от друга, тяжело дыша, его глаза потемнели от желания, а на губах играла та особенная полуулыбка, которую он приберегал только для меня.

— Через несколько часов ты станешь моей женой, — сказал он, и его голос звучал глубже, чем обычно, наполненный эмоциями. — Ты не представляешь, как долго я ждал этого дня.

— Я представляю, — прошептала я, проводя пальцами по его щеке, наслаждаясь ощущением лёгкой щетины под кожей. — Я мечтала об этом с того самого дня, как впервые увидела тебя.

И это была правда. С того момента, как наши взгляды впервые встретились на школьном дворе, я знала, что он — тот самый, единственный. Нолан Эйкер, мальчик с небесными глазами и улыбкой, от которой таяло сердце, стал центром моей вселенной. И сегодня я наконец станцую свадебный вальс в его объятиях, скажу “да” перед алтарём и буду засыпать и просыпаться рядом с ним — каждый день, до конца наших дней.

— Знаешь, — его голос звучал мягко, как бархат. — Завтра не только наш первый день в статусе мужа и жены.

Я непонимающе приподняла брови, и он тихо рассмеялся, касаясь кончиками пальцев моей щеки.

— Завтра моя невеста отмечает свое двадцатилетие, — прошептал он, наклоняясь ближе. — Или ты думала, что я забыл?

Краска стыда и смущения залила мои щеки. Я действительно забыла о собственном дне рождения, настолько поглощенная подготовкой к свадьбе и мыслями о нашей будущей жизни.

— Я… я даже не думала об этом, — призналась я, опуская взгляд на наши переплетенные пальцы. — Этот день кажется таким незначительным по сравнению с…

— По сравнению с днем, когда ты станешь моей женой? — закончил он за меня, и в его глазах плясали искорки солнечного света. — Ничто не может быть незначительным, если это касается тебя.

Нолан отпустил мои руки, и я почувствовала мгновенную пустоту от потери контакта. Но затем он потянулся к заднему карману своих джинсов, и на его лице появилось выражение, которое я знала слишком хорошо — смесь волнения и гордости, когда он готовился преподнести сюрприз.

— У меня кое-что есть для тебя, — произнес он, и его голос дрогнул от едва сдерживаемого волнения. — Я хотел дождаться завтрашнего дня, но, может быть, это будет первым подарком в нашей совместной жизни.

В его руке появилась маленькая бархатная коробочка цвета полуночного неба. Мое сердце забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Нолан протянул мне коробочку, и я взяла ее дрожащими пальцами.

— Нолан, ты меня смущаешь, — прошептала я, чувствуя, как жар приливает к щекам.

— Открой ее, — мягко попросил он, и его взгляд не отрывался от моего лица, словно желая запечатлеть каждую эмоцию, каждое мимолетное выражение.

Я медленно подняла крышку. Время, казалось, замедлилось, когда я увидела содержимое. На темно-синем бархате лежала тонкая золотая цепочка с кулоном. Но не обычным, стилизованным сердечком, каких много в ювелирных витринах. Это было анатомически точное сердце, выполненное с такой тщательностью и изяществом, что оно казалось произведением искусства.

— Это… потрясающе, — выдохнула я, не в силах оторвать взгляд от кулона.

Нолан осторожно взял украшение из коробочки, и золото заиграло в лучах закатного солнца.

— Это моё сердце, — сказал он с такой уверенностью, что у меня перехватило дыхание. — В каждом его ударе — твоё имя, в каждом шепоте — моя любовь к тебе. Теперь оно там, где должно быть — с тобой.

Слезы, которые я так старательно сдерживала, готовы были пролиться. Но Нолан не дал им шанса. Он наклонился и поцеловал меня. Этот поцелуй был не похож на другие — он был обещанием, клятвой, которая не нуждалась в словах. Я чувствовала, как растворяюсь в нем, как наши сердца бьются в унисон, создавая собственную мелодию любви.

Когда наши губы разъединились, он тихо сказал:

— Повернись.

Я подчинилась, ощущая, как его пальцы отодвигают мои волосы, обнажая шею. Прикосновение холодного металла к коже заставило меня вздрогнуть, но это ощущение быстро сменилось теплом, когда кулон опустился на грудь. Нолан застегнул замочек, и его губы нежно коснулись моей шеи в месте, где встречаются плечо и ключица.

Время летело незаметно, и вот уже стрелки часов приближались к полуночи. Я стояла перед зеркалом в своей комнате, и отражение казалось мне незнакомым, словно я смотрела на другую девушку — сказочную принцессу, случайно оказавшуюся в моей спальне. Платье из струящегося белого атласа обнимало мою фигуру, словно было создано специально для меня водами самого океана. Прямой лиф поддерживался тонкими бретелями, подчеркивая изящество плеч. От них спадали широкие рукава-крылья из полупрозрачной ткани. Юбка свободно обтекала бедра, расширяясь книзу, придавая силуэту грациозность. В этом платье я чувствовала себя одновременно сильной и хрупкой, земной и неземной.

Моя прическа была произведением искусства. Ванда, два часа колдовала над моими волосами, создавая волнистые локоны, частично уложенные наверх и зафиксированные на затылке. Легкий макияж подчеркивал естественную красоту, делая глаза более выразительными, а губы — более пухлыми.

В руках я держала букет, составленный из белоснежных тюльпанов и нежных ландышей, источающих тонкий, едва уловимый аромат. Их стебли были перевязаны шелковой лентой того же оттенка, что и мое платье. Я поднесла букет к лицу, вдыхая сладковатый запах, успокаивая нервы.

Я заметила, что правая рука немного чешется. Предплечье покалывало, словно по нему бегали крошечные электрические разряды. Это ощущение преследовало меня с самого утра, но я решила не придавать ему значения. Сегодня ничто не могло омрачить мой день, даже такая мелочь.

Дверь в комнату тихо скрипнула, и я увидела в зеркале отражение мамы. Она замерла на пороге, прижав руку к груди, и в ее глазах читалось такое изумление, такая материнская гордость, что у меня защемило сердце.

— О, милая, — прошептала она, и ее голос дрогнул. — Ты выглядишь как настоящая принцесса. Нет, даже лучше.

Я повернулась к ней, чувствуя, как внутри растекается тепло от ее слов.

— Спасибо, мама, — сказала я, и голос предательски дрогнул. — За всё.

В этих двух словах была целая вселенная благодарности — за жизнь, за любовь, за каждый момент поддержки и понимания.

Она подошла ко мне и обняла, осторожно, боясь смять платье или испортить прическу.

— Я так счастлива за тебя, доченька, — прошептала она мне на ухо. — Ты заслуживаешь всего этого и даже больше.

Ее слова проникали прямо в сердце, и я почувствовала, как собственные глаза наполняются слезами. В этот момент дверь снова открылась, и на пороге появилась Ванда, сияющая, как маленькое солнце, в своем золотистом платье подружки невесты.

— Так, никаких слез, пожалуйста! — шутливо-строго сказала она, входя в комнату с видом полководца, осматривающего поле битвы. — Я два часа работала над этим макияжем, и я не позволю вам его испортить!

Мы рассмеялись, и напряжение немного спало. Ванда мягко взяла маму под локоть.

— Миссис Харви, думаю, вам нужно проверить, все ли готово снаружи, — сказала она дипломатично, но твердо, и моя мама, улыбнувшись, позволила себя увести.