Когда дверь за ними закрылась, я выдохнула с облегчением. Еще немного, и я бы разрыдалась от переполняющих меня чувств.

— Спасибо, — сказала я Ванде, когда она вернулась через несколько минут. — Ты спасла не только мой макияж, но и мои нервы.

— Для этого и нужны лучшие подруги, — подмигнула она, поправляя выбившуюся прядь моих волос. — Ты готова стать миссис Эйкер?

От этих слов внутри все затрепетало. Миссис Эйкер. Скоро это станет реальностью.

Ванда вышла, оставив меня одну с моими мыслями и отражением в зеркале. Я глубоко дышала, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Кулон, подаренный Ноланом, покоился на моей груди, напоминая о его любви и обещаниях.

Стук в дверь вырвал меня из задумчивости. Это был отец. Когда он вошел, я увидела в его глазах то же изумление, что и у мамы, но с примесью чего-то еще — гордости и легкой грусти, которую испытывает каждый отец, провожающий дочь к алтарю.

— Ты выглядишь прекрасно, Лира, — сказал он, и его обычно твердый голос смягчился. — Просто потрясающе.

— Спасибо, папа, — улыбнулась я, чувствуя, как дрожат колени от волнения.

— Ты готова? — спросил он, протягивая мне руку.

— Да, — ответила я, и в этом коротком слове было все мое желание, все мое нетерпение начать новую главу жизни.

Отец взял меня под руку, и мы вышли из комнаты. Каждый шаг по лестнице, ведущей в холл, приближал меня к моменту, которого я ждала всю жизнь. За закрытыми дверями ждал Нолан, наши друзья и родственники, наше будущее. Я чувствовала, как сердце бьется где-то в горле, как дрожат руки от волнения и нетерпения. Мне так хотелось увидеть Нолана, обменяться с ним кольцами, произнести клятвы, которые свяжут нас навсегда.

И вот наступил момент истины. Двери распахнулись, и передо мной открылась сказочная картина. Наш задний двор превратился в волшебный сад. Под открытым вечерним небом, где первые звезды уже начинали мерцать, раскинулась церемония нашей свадьбы. Деревья были украшены гирляндами с мягко светящимися огоньками, каждая веточка, каждый листик, казалось, излучали свет, делая пространство похожим на зачарованный лес из сказки.

Арка, под которой должна была состояться церемония, была увита цветами нежных оттенков. Проход между рядами деревянных стульев, на которых сидели наши гости, был усыпан лепестками роз и освещен маленькими свечами в стеклянных подсвечниках, создающими дорожку из света.

И там, в конце этой дорожки, стоял он. Нолан. Мой Нолан. В черном костюме, который идеально подчеркивал его высокую фигуру, с белой розой в петлице. Его глаза, цвета летнего неба, были устремлены на меня, и в них читалось такое обожание, такая любовь, что сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Музыка зазвучала громче, сигнализируя о начале церемонии. Отец сжал мою руку, и мы сделали первый шаг навстречу моей судьбе.

С волнением, расцветающим в груди, я ступала по белой дорожке, усыпанной лепестками роз. Отцовская рука, теплая и надежная, поддерживала меня, но я едва ощущала его присутствие. Весь мой мир сузился до единственной точки впереди — Нолана, ожидающего меня под аркой.

Когда отец передал мою руку Нолану, между нашими пальцами словно пробежала электрическая искра. Он принял меня с такой бережностью, будто я была сделана из тончайшего фарфора. Старейшина, стоявший под аркой, начал свою речь, но его слова превращались в отдаленное эхо. Реальным было только лицо Нолана передо мной — каждая черточка, каждая тень, каждое микровыражение, читаемое только мной.

— Мы собрались сегодня здесь, чтобы соединить судьбы двух любящих сердец, — голос старейшины звучал глубоко и торжественно, но я едва слышала его.

Весь мир за пределами наших соединенных рук перестал существовать. Больше не было гостей, сидящих рядами на белых стульях, не было шелеста листвы, не было даже птичьего пения. Только Нолан и я, застывшие в хрупком мгновении предвкушения нашего общего будущего.

И тогда я почувствовала это. Легкое покалывание в правой руке, словно кто-то водил по коже кончиком иглы. Сначала едва заметное, оно постепенно усиливалось, становясь все более настойчивым. Я попыталась игнорировать это ощущение, сосредоточившись на словах старейшины, на лице Нолана, но покалывание превращалось в жжение, расползаясь от запястья вверх по руке.

Я заметила, как взгляд Нолана изменился — между бровями появилась тревожная складка. Он чувствовал мое напряжение, видел, как я пытаюсь скрыть внезапный дискомфорт.

— Нолан Эйкер, — торжественно произнес старейшина. — Берете ли вы в жены Лиру Харви, клянетесь ли любить и оберегать ее в богатстве и бедности, в здравии и болезни, пока смерть не разлучит вас?

— Да, — ответил Нолан.

В тот же момент боль в руке стала невыносимой. Она пульсировала, словно раскаленное железо прижигало кожу. Я почувствовала, как начинаю дрожать, как краска отливает от моего лица. Губы Нолана беззвучно произнесли мое имя, глаза наполнились тревогой.

— Лира Харви, — продолжал старейшина, не замечая моего состояния. — готовы ли вы взять в мужья Нолана Эйкера, клянетесь ли любить и оберегать его в богатстве и бедности, в здравии и болезни, пока смерть не разлучит вас?

Я хотела сказать “да”. Это слово жило на кончике моего языка, готовое сорваться. Но боль взорвалась с новой силой, словно невидимый художник вырезал на моей коже узор раскаленным лезвием. Крик вырвался из моего горла прежде, чем я смогла его сдержать.

Колени подогнулись, и я начала падать. Последнее, что я почувствовала перед тем, как мир покачнулся, — это сильные руки Нолана, подхватившие меня. Он опустился вместе со мной на колени, прижимая к себе, его лицо исказилось от страха и непонимания.

— Лира! — его голос звучал откуда-то издалека, сквозь пелену боли.

Я опустила взгляд на свою руку и увидела, как по коже разливается золотистое сияние, складываясь в сложный узор, подобный древним рунам. Линии проступали одна за другой, переплетаясь в замысловатый символ, пульсирующий внутренним светом.

— Господи Лира! — воскликнула моя мать, подбегая к нам. Ее лицо побледнело до такой степени, что казалось прозрачным.

Отец встал рядом с ней, его глаза расширились от шока. Вокруг нас образовался круг из гостей, перешептывающихся с нарастающим волнением. Я скорчилась от боли, которая, казалось, проникала до самых костей.

Нолан держал меня в своих объятиях, но я видела, как менялось его лицо — от страха к непониманию, затем к чему-то, что заставило мое сердце сжаться. Его челюсти напряглись, желваки заходили под кожей, а в глазах вспыхнул яростный огонь.

— Мама, — прошептала я сквозь боль, — что происходит?

Старейшина опустился рядом с нами на колени, его лицо было серьезным и торжественным, как будто он стал свидетелем чуда и кошмара одновременно.

— Метка истинности, — произнес он таким голосом, словно объявлял о конце света.

— Что это? — спросила я, чувствуя, как боль начинает постепенно отступать, оставляя после себя странное тепло и покалывание. — Что такое метка истинности?

Старейшина поднял взгляд, обводя им всех собравшихся, и заговорил голосом, который, казалось, доносился из глубины веков:

— Метка истинности — это священный знак, дарованный судьбой. Она появляется раз в столетие у тех, кому предназначено изменить ход истории. Метка указывает на то, что носителю предназначен истинный партнер, единственный во всем мире, с кем возможен настоящий союз душ.

Слова старейшины звучали как бред, как старая сказка, которой пугают непослушных детей. Я перевела взгляд на Нолана, ища в его глазах поддержку, уверенность, что все это — просто недоразумение, которое скоро разрешится.

Но старейшина безжалостно продолжал:

— Свадьба невозможна. Судьба уже сделала свой выбор.

— Нет! — выкрикнула я, пытаясь подняться на ноги. Боль почти исчезла, оставив после себя странное ощущение завершенности. — Это какая-то ошибка! Мы любим друг друга!