— Далеко ты всё равно не уйдешь, — сказал он с таким спокойствием, будто сообщал мне о погоде на завтра. — Ни далеко, ни надолго.

Я резко обернулась, чувствуя, как сердце пропускает удар от этих слов. Внутри всё сжалось от неприятного предчувствия.

— С чего это вдруг? — спросила я, пытаясь сохранить хотя бы видимость уверенности, хотя внутри всё дрожало. — Не припомню, чтобы ты указывал, куда мне идти и сколько времени отсутствовать.

Он издал тихий смешок, от которого по моей коже пробежал холодок.

— Истинные не могут существовать порознь. — он говорил с безжалостной прямотой, будто объявлял смертный приговор. — И каждый раз, когда мы с тобой находимся вдали друг от друга, нас будут преследовать различного рода… сложности в нашем организме.

Я сделала шаг назад, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.

— Сначала метка чешется, потом она начинает болеть. Дальше появится ломота в теле, возможно, потеря памяти, ухудшение здоровья. В конечном итоге метка завладеет твоим разумом, пока не достигнет своей единственной цели — встречи со своим истинным.

Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Все, что он говорил, звучало как страшная сказка, которую рассказывают непослушным детям. Но глубоко внутри я знала, что он не лжет. Метка действительно болела все сильнее с каждым днем.

— Но я не могу быть с искаженным, — прошептала я, скорее убеждая себя, чем его.

— Поэтому у меня есть предложение.

— Какое? — спросила я, уже догадываясь об ответе.

— Я хочу разорвать истинность, — просто сказал он, будто это было самым обычным желанием в мире.

Холодок пробежал по моей спине. В памяти мгновенно всплыли слова старейшины, его предостережения и мрачный взгляд, когда он говорил о попытках разорвать связь истинных.

— И как же ты планируешь это сделать? — спросила я, чувствуя, как внутри нарастает тревога.

— Пока не знаю, — в его голосе впервые появилась нотка неуверенности. — Но это временно. А пока что нам придется встречаться здесь каждую ночь.

— Каждую ночь?! — я не поверила своим ушам. — Ты сошел с ума! Я не могу каждую ночь сбегать из дома! Это заметят, меня будут искать, и я вообще, даже будучи сейчас рядом с тобой, нарушаю закон, за который полагается смертная казнь!

— Это не моя проблема, и если ты не хочешь неприятностей куда серьезнее, чем недовольство твоих соплеменников, лучше сделать так, как я говорю. Поверь, ломота в костях и бессонница будут меньшими из твоих проблем, если мы не будем встречаться.

Его тон не оставлял места для возражений — властный, снисходительный, полный сарказма, будто он разговаривал с неразумным ребенком, а не с равным. Это бесило меня, но страх перед неизвестностью и возможными последствиями был сильнее.

— Я… я подумаю, — выдавила я, ненавидя себя за эту слабость.

— Подумай, только не слишком долго. Время не на нашей стороне.

Солнце пробивалось в шторы, тени рисовали небольшой узор на моей ладони. Я лежала лицом в подушку, и мне так не хотелось вставать. Мысли роились, возвращаясь к ночным событиям, словно мотыльки к огню. Снова и снова я прокручивала в голове каждое слово, каждый момент прошедшей ночи. На запястье чувствовалось лёгкое покалывание метки, которое снова напоминало о себе — и о нём. О том, кого я никогда не хотела встретить.

Я вспомнила, как до рассвета просидела в этой заброшенной церкви с человеком, с которым мне не хотелось бы находиться, даже если мы останемся одни на земле. Какая ирония судьбы — мой истинный оказался тем, кого я должна ненавидеть. Искажённый. Враг всего, что для меня свято.

В ту ночь я вся продрогла, замёрзла до костей. Я была лишь в одной ночнушке, а лето в этом году не радовало теплотой, особенно ночи — они были пронизывающе холодными. Я помню, как обхватила себя руками, пытаясь сохранить хоть немного тепла. Каменные стены церкви, казалось, впитывали последние крупицы тепла из воздуха, превращая помещение в склеп.

Постепенно мои глаза, привыкшие к тьме, начали различать контуры окружающих предметов. Заметив, как помещение становится светлее, я поняла, что приближается рассвет. Облегчение смешалось с тревогой — ночь закончилась, но что дальше?

— Мне пора, — произнесла я, нарушив долгое молчание, между нами.

Я всё ещё не знала, находился ли он рядом со мной или уже ушёл. Мы не разговаривали, просто ждали рассвета. Точнее, я ждала — ему не обязательно было оставаться, и это сбивало меня с толку. Зачем он всё ещё здесь?

Когда я начала приподниматься с пыльной церковной лавки, раздался протяжный скрип. Дерево, потемневшее от времени, было изъедено жучками. Когда-то эти скамьи наверняка были местом для молитв и размышлений, а теперь служили приютом для нежеланной встречи двух людей.

— Ещё немного, — неожиданно произнёс он, когда я попыталась встать.

Его голос — низкий, с едва уловимой хрипотцой — заставил меня вздрогнуть. Я не совсем понимала, почему он хотел хоть ещё немного задержать меня, ведь ему должно было быть так же неприятно моё общество, как и мне — его. Впрочем, кто знает, что творится в голове у искажённого?

Но вместо ответа я услышала шорох, удаляющиеся шаги и потом — тишину. Он ушёл вот так, просто молча, не попрощавшись, не объяснившись. Часть меня испытала облегчение, а другая, к моему стыду, — лёгкое разочарование. Я ожидала… чего-то. Объяснений, может быть? Я покачала головой, отгоняя эти мысли.

Я не стала чего-то ждать и тоже поспешила на выход. При свете рассвета я старалась идти так, чтобы не попасться кому-то на глаза. Мне всё время казалось, что за мной кто-то следит. Паранойя окутывала сознание, шорох листьев и треск веток под ногами превращались в шаги преследователя. Глубоко вдохнув, я заставила себя успокоиться, понимая, что это просто страхи в моей голове. В это раннее утро все ещё должны были спать, улицы были пусты, а окна домов — темны.

Увидев свой дом, я со всех ног побежала туда, чувствуя облегчение. Надеялась, что ни мама, ни отец ещё не проснулись. Они бы не поняли, где я пропадала всю ночь, да и что я могла им сказать? “Извините, встречалась со своим истинным, который, кстати, искажённый”? От одной мысли об этом внутри всё холодело.

И вот сейчас, лежа в своей комнате, я крутила в голове кучу вопросов. Как он собирается разорвать истинность? Пострадаю ли я от этого? И что со мной вообще будет, если чистые узнают, что мой истинный — искажённый? Вряд ли они будут этому рады. “Возможно, они просто устроят мне персональный костёр — быстро и гуманно,” — с горьким сарказмом подумала я, сжимая кулаки.

Я не сомневалась, что они просто убьют нас обоих, узнав, что есть даже малейший шанс потревожить порядок и многолетние устои, нарушить их баланс.

Моя голова разрывалась от тревожных мыслей. Всё происходящее казалось дурным сном, из которого невозможно проснуться. Потом я вспомнила его слова о том, что чем дольше мы находимся вдали друг от друга, тем нам будет хуже. Я решила проверить это. Что будет, если сегодня ночью я не приду к нему навстречу? Может, он просто запугивал меня? У меня были большие сомнения в правдивости его слов.

Я не видела его лица в темноте, не знаю его имени, метку он мне тоже не показал. Что если это просто чья-то злая шутка? Но его призыв — это тёмная магия, а чистые таким не занимаются. Это противоречило всем законам, которым меня учили с детства. Но всё же я хотела рискнуть, проверить, так ли это на самом деле.

Пока что я чувствовала только лёгкое покалывание на метке, которое появилось после моего возвращения домой. Оно всё ещё присутствовало, но было терпимым. К этому даже можно привыкнуть, убеждала я себя, потирая запястье.

Я всё ещё находилась в шоке от того, как повернулась моя жизнь за буквально несколько дней. Если бы не эта проклятая метка, я бы сейчас была счастливой женой Нолана. Мы бы проводили свой медовый месяц где-нибудь в горах у озера. Я бы готовила ему завтраки, мы бы устраивали пикники, смеялись и мечтали о будущем. А вечерами проводили бы время за бокалом солнечного вина, укутавшись в плед, смотря на звездопад. Я почти могла почувствовать его тёплые объятия, услышать его смех… Но реальность оказалась жестокой.