— Ничего подобного, — слишком быстро возразила я, скрещивая руки на груди.

Он рассмеялся, и этот низкий, глубокий звук отозвался дрожью в моем теле, несмотря на все мое возмущение. В его смехе не было злости или насмешки — только искреннее веселье и что-то еще, что-то теплое и интимное.

— У тебя совершенно не получается врать, Лира, — сказал он, и его голос стал мягче, почти ласковым. — Твое лицо — открытая книга. Каждая эмоция, каждая мысль отражается в твоих глазах, в изгибе твоих губ.

Его взгляд скользнул к моим губам, и внезапно в воздухе между нами повисло новое напряжение — не злость или страх, а что-то гораздо более опасное, гораздо более притягательное.

— Хорошо! — я вскинула руки в отчаянии, пытаясь игнорировать жар, начавший разливаться по моему телу. — Да, может быть, я немного… не в восторге от того, что твоя невеста выглядит как богиня из древних легенд! Что она может стоять рядом с тобой открыто, что она имеет право касаться тебя на глазах у всех, в то время как я…

Мой голос сорвался, и я замолчала, чувствуя, как к горлу подступает комок.

Его глаза потемнели, взгляд стал более интенсивным, почти обжигающим. В них читалось столько эмоций, что я не могла их все распознать — желание, нежность, гнев, решимость.

— Мелисса ничто по сравнению с тобой, — произнес он тихо, но с такой убежденностью, что мое сердце пропустило удар. — Ее красота — всего лишь фасад. Внутри нет ничего, кроме амбиций и расчета.

Он поднял руку, словно хотел коснуться моего лица, но остановился в миллиметре от кожи, и я почти физически ощущала тяжесть этого не-прикосновения.

— Но это не меняет того факта, что она — твоя невеста, — упрямо продолжила я, глядя ему прямо в глаза, несмотря на то, как сложно было выдерживать его взгляд. — Что однажды ты должен будешь…

Он прервал меня, наконец позволив своей руке опуститься на мою щеку. Его прикосновение было горячим, почти обжигающим, и я инстинктивно подалась навстречу, как цветок к солнцу.

— Не говори о том, чего не знаешь, — его голос стал тише, опаснее, в нем звучали нотки той темной силы, которая всегда была в нем, но которую он обычно скрывал от меня. — Я никогда не буду принадлежать ей.

Его большой палец скользнул по моей нижней губе, и я почувствовала, как мое дыхание сбивается, как внутри разливается жидкий огонь.

— Это политический союз, — продолжил он, его глаза не отрывались от моих, в них плескалось темное пламя. — Ничего больше.

Я не успела ответить, как он наклонился и поцеловал меня. Его губы были жесткими, требовательными, словно он пытался заставить меня забыть обо всем, кроме нас двоих, кроме этого момента. И это работало. Все мои сомнения, все страхи отступали под натиском его страсти, под силой его желания, которое я чувствовала каждой клеточкой своего тела.

Его руки скользнули на мою талию, притягивая ближе, прижимая к его телу так крепко, что, между нами, не оставалось ни миллиметра пространства. Я чувствовала твердость его мышц, жар его кожи даже через слои одежды, и это ощущение было одновременно успокаивающим и возбуждающим.

— Мы найдем выход, — прошептал он, прервав поцелуй, его дыхание смешивалось с моим, горячее и прерывистое.

В его голосе звучала такая решимость, такая уверенность, что я почти поверила ему. Почти поверила, что мы сможем преодолеть все препятствия, что наша истинность окажется сильнее всех традиций, всех предрассудков, всей ненависти между нашими народами.

Его взгляд был полон такого откровенного желания, что у меня перехватило дыхание. Я видела, как расширились его зрачки, почти поглотив радужку, как на его шее бьется пульс — быстрый, как у загнанного зверя.

— Я скучал по тебе, — признался он, и эти простые слова, произнесенные его глубоким голосом, заставили мое сердце трепетать.

Он зарылся лицом в мои волосы, вдыхая их аромат, и я почувствовала, как дрожь проходит по его телу — почти незаметная, но я была слишком близко, чтобы не заметить.

Его руки стали более настойчивыми, скользя по моей спине, бедрам, изучая изгибы моего тела через ткань одежды с таким собственническим жестом, что мое дыхание сбилось. С каждым его прикосновением мое тело отзывалось все сильнее, внутри разливался жар, который становился почти невыносимым.

Райт целовал меня так, словно хотел запомнить вкус моих губ, словно боялся, что в любой момент я могу исчезнуть. И я отвечала с той же страстью, с тем же отчаянием, вкладывая в каждое движение все свои чувства, которые не могла выразить словами.

В какой-то момент я почувствовала, как мои ноги отрываются от земли — Райт подхватил меня, не прерывая поцелуя. Инстинктивно я обвила его талию ногами, прижимаясь еще ближе, ощущая сквозь ткань одежды его возбуждение.

Не разрывая объятий, он понес меня вглубь церкви, туда, где мы обустроили наше маленькое убежище. Небольшая комната за алтарем, которую мы постепенно превращали в подобие спальни — с матрасом, покрытым чистыми простынями, несколькими свечами, которые давали мягкий, интимный свет.

Райт опустил меня на матрас с неожиданной нежностью, но его глаза… его глаза горели таким огнем, что я задрожала от предвкушения. Он нависал надо мной, опираясь на руки, его взгляд блуждал по моему лицу, словно запоминая каждую черточку.

Его руки скользнули под мою блузку, касаясь обнаженной кожи живота, поднимаясь выше. Каждое прикосновение было как огонь, оставляющий за собой след из мурашек и жара. Он расстегнул пуговицы одну за другой, обнажая меня, его взгляд был голодным и восхищенным одновременно.

Когда моя блузка упала на пол, он на мгновение замер, просто глядя на меня, и в его глазах я видела такое обожание, что мое сердце готово было выскочить из груди.

— Ты прекрасна, — сказал он тихо, и в его голосе звучало почти благоговение.

Он не закончил, словно не мог подобрать слов, чтобы выразить свои мысли. И это молчание, это неожиданное косноязычие от того, кто обычно так хорошо владел словами, тронуло меня больше, чем любые комплименты.

Я потянулась к его рубашке, расстегивая ее дрожащими пальцами. Он помог мне, быстрым движением избавившись от нее. Его торс был совершенством — широкие плечи, рельефные мышцы, узкая талия.

Он притянул меня к себе, и когда наша обнаженная кожа соприкоснулась, я не смогла сдержать стон. Это было так интимно, так правильно, словно мы были созданы друг для друга — что, в сущности, было правдой.

Его губы нашли мои в новом поцелуе, более глубоком, более настойчивом. Его руки скользили по моему телу, изучая, лаская, даря удовольствие, о котором я даже не подозревала. Когда его пальцы коснулись края моего белья, я инстинктивно подалась ему навстречу, безмолвно прося о большем.

— Лира, — прошептал он мое имя, и в этом единственном слове было столько эмоций, столько нежности, что мое сердце сжалось.

Когда мы оба остались обнаженными, он на мгновение замер над мной.

Что-то дрогнуло в его глазах — что-то глубокое и темное, как сама ночь. Он медленно опустился на меня, его тело, горячее и твердое, идеально подходило к моему, словно недостающая половина пазла. Я чувствовала его возбуждение, прижимающееся к моему бедру, и это знание наполняло меня странной смесью страха и предвкушения.

Его руки и губы исследовали мое тело с почти благоговейной нежностью, находя места, о чувствительности которых я даже не подозревала. Он целовал мою шею, ключицы, спускался ниже, к груди, заставляя меня выгибаться навстречу, тихо стонать от нарастающего удовольствия. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй отзывались во мне волной наслаждения, которая постепенно нарастала, превращаясь в нестерпимую потребность.

— Райт, — выдохнула я, не в силах больше терпеть эту сладкую пытку. — Пожалуйста…

Он понял без слов. Устроившись между моих ног, он замер, глядя мне прямо в глаза, и в его взгляде я видела столько эмоций — желание, нежность, страх, решимость. Словно он тоже понимал, что этот момент изменит нас навсегда, что после него не будет пути назад.