Когда Ванда немного пришла в себя, она сказала, что ей пора возвращаться — мать просила помочь с домашними делами. Мы обнялись, и она ушла, оставив меня наедине с моими мыслями.

Я сидела у озера, наблюдая, как утренний туман медленно рассеивается над водой. Метка на руке покалывала, напоминая о связи, которую я так хотела разорвать. Райт. Почему это имя не выходило у меня из головы?

Погружённая в размышления, я не сразу заметила приближающуюся фигуру. Только когда тень упала на скамейку, я подняла глаза и замерла.

Нолан.

Он стоял передо мной, такой же красивый, как я помнила — высокий, широкоплечий, с мягкими волнистыми волосами и светлыми глазами. Глазами, которые когда-то смотрели на меня с любовью, а потом — с разочарованием и болью.

Мы смотрели друг на друга в напряжённом молчании. Я почувствовала… ничего. Абсолютно ничего. Где та девушка, которая плакала ночами, вспоминая его лицо? Где та боль, которая раздирала меня на части, когда он отвернулся от меня?

Я решила, что нет смысла для долгих разговоров. Встав со скамейки, я направилась прочь, намереваясь пройти мимо него, словно мы были чужими людьми.

Но когда я поравнялась с ним, его рука неожиданно поймала мою.

— Лира, — его голос был таким же, как я помнила — мягким, с лёгкой хрипотцой. — Я… Как ты?

Я посмотрела на него с удивлением. После стольких дней молчания, после всех тех слов, которые он сказал в нашу последнюю встречу, он просто спрашивает, как я?

— Нормально, — ответила я сухо, высвобождая руку. — А ты?

Он выглядел растерянным, словно ожидал другой реакции — может быть, слёз, может быть, гнева. Но не этого спокойствия, граничащего с безразличием.

— Я… хотел поговорить, — произнёс он, переминаясь с ноги на ногу. — Я часто думал о тебе.

Странно, но эти слова не вызвали во мне ничего, кроме лёгкого раздражения. Где он был все эти недели, когда я нуждалась в его поддержке? Когда мне приходилось в одиночку разбираться с последствиями появления метки?

— Нолан, — мой голос звучал ровно, даже немного устало. — Я ценю, что ты подошёл. Но если честно, я не вижу смысла в этом разговоре.

Его лицо дрогнуло, словно он не ожидал такого отказа.

— Лира, я знаю, что поступил плохо. Я был… растерян. Метка истинности — это серьёзно.

— Да, это серьёзно, — согласилась я. — И я понимаю твою реакцию. Правда. Но сейчас… всё изменилось. Я изменилась.

И это была правда. Я больше не была той девушкой, которая видела в Нолане весь свой мир. Теперь мой мир стал гораздо сложнее и темнее. В нём был Райт, и метка, и тайные встречи, и страх быть обнаруженной.

— Ты… ты нашла своего истинного? — в его голосе прозвучала неуверенность, даже страх.

Я посмотрела на свою руку, где под рукавом скрывалась метка с рунами.

— Да, — просто ответила я, не вдаваясь в подробности.

Нолан сглотнул, его кадык дёрнулся.

— И как он? Он… хороший человек?

Я чуть не рассмеялась от абсурдности этого вопроса. Хороший человек? Райт? Он даже не человек, строго говоря. Он искажённый. И “хороший” — последнее слово, которым я бы его описала.

— Он такой, какой есть, — уклончиво ответила я. — Послушай, Нолан, мне правда пора идти.

— Конечно, — он отступил, давая мне пройти. — Я просто… я хотел, чтобы ты знала, что я сожалею. О том, как всё вышло.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Не потому, что боялась разрыдаться от нахлынувших чувств — нет, их странным образом не было. Но что-то во мне всё же дрогнуло при виде его расстроенного лица. Может быть, эхо прежней влюбленности. Может быть, просто человеческое сочувствие.

— Прощай, Нолан, — сказала я тихо и пошла прочь, чувствуя странную пустоту там, где раньше была любовь.

Дорога домой казалась бесконечной. Я брела, погружённая в свои мысли, в воспоминания о прошлом и тревоги о будущем. Встреча с Ноланом не всколыхнула прежних чувств, но заставила задуматься — что со мной происходит? Почему человек, которого я так любила, теперь вызывает лишь смутное сожаление о прошлом?

Дома я помогала маме с обедом, стараясь вести себя как обычно, быть прежней Лирой — весёлой, беззаботной дочерью. Но внутри меня бушевала буря эмоций. Встреча с Ноланом, тревожные новости от Ванды, ссора с Райтом — всё это смешалось в моей голове в хаотичный клубок.

Вечером, когда дом погрузился в тишину, и родители отправились спать, я сидела у окна своей комнаты, глядя на звёзды. Метка на руке покалывала всё сильнее, напоминая о связи, которую я так отчаянно хотела разорвать. Но я решила не идти в церковь. Пусть Райт ждёт меня там — я не приду. Я не позволю ему контролировать мою жизнь.

С этой мыслью я легла в постель, и, к моему удивлению, быстро заснула, измученная событиями дня.

Утро принесло странное облегчение — он не призвал меня ночью, как я боялась. Метка продолжала покалывать, но это было терпимо. Я провела день, помогая маме по дому, работая в саду, стараясь отвлечься от мыслей об Райте и о нашей связи.

Вторую ночь я тоже провела в своей постели, но сон был беспокойным. Мне снился он — тёмная фигура в тенях, глаза, которые, казалось, светились в темноте, голос, произносящий моё имя. Я просыпалась в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и ощущением, что мне чего-то не хватает, что я потеряла что-то важное.

К утру третьего дня мне стало хуже. Тело ломило, словно после тяжёлой болезни. Меня то бросалась в жар, то я дрожала от холода. Голова раскалывалась, а метка на руке пульсировала, как открытая рана. Мама заметила моё состояние и встревожилась.

— Лира, ты совсем бледная, — она приложила ладонь к моему лбу. — И горячая. Думаю, ты заболела.

Она уложила меня в постель, принесла куриный суп и тёплый чай с мёдом, заботливо подоткнула одеяло.

— Отдыхай, дорогая, — сказала она, поглаживая меня по волосам. — Тебе нужно поспать, и завтра ты почувствуешь себя лучше.

Но я знала, что это не обычная болезнь. Это была реакция на разлуку с истинным. Моё тело, моя сущность требовали его присутствия, и чем дольше я сопротивлялась, тем хуже мне становилось.

День тянулся бесконечно. Я металась в постели, не находя себе места от боли и жара. Метка пылала огнём, и я кусала подушку, чтобы не кричать. С наступлением сумерек стало ещё хуже. Перед глазами всплывали образы — Райт, скрытый в тенях, его силуэт, его голос, его имя. Я представляла, как его руки касаются моей кожи, как его дыхание согревает мою шею, как его губы…

Нет! Я не должна так думать! Он искажённый, он враг, он высокомерный, безразличный… Но эти мысли не помогали. Моё тело предавало меня, требуя его присутствия, его прикосновений.

Когда ночь окончательно опустилась на мир, я не выдержала. Дождавшись, пока дом затихнет, я выбралась из постели, морщась от боли при каждом движении. Одеваться было мучительно, но я стиснула зубы и продолжала. Мне нужно было к нему. Сейчас. Немедленно.

Выскользнув из дома, я побрела в сторону церкви, чувствуя, как с каждым шагом метка пульсирует всё сильнее, словно указывая путь. Будет ли он там? Ждёт ли он меня? Или, может быть, он тоже страдает от нашей разлуки где-то в своём мире искажённых?

Я ненавидела эту зависимость, эту потребность. Но не могла сопротивляться.

Ноги сами несли меня знакомой дорогой к старой церкви на границе между мирами. Я не сопротивлялась больше — это было бессмысленно. Что-то более сильное, чем моя воля, чем моя гордость, чем мой страх, вело меня к нему. И впервые за все эти дни я не чувствовала гнева — только усталость и странное смирение.

Церковь возникла передо мной, тёмная и молчаливая в свете луны. Я остановилась у входа, глубоко вдохнула и толкнула тяжёлую дверь. Она открылась с привычным скрипом, и я шагнула внутрь.

Холодный воздух внутри заброшенного здания обнял меня своими невидимыми руками, заставляя поежиться.

— Райт? — тихо позвала я, вглядываясь в темноту.