Каждый из этих троих имел свои мотивы, свои цели, и я была лишь пешкой в их игре. Но пешка, дошедшая до конца доски, становится ферзем — самой сильной фигурой. И, кажется, никто из них этого не предвидел.

Гэллен положил руку на плечо Арло, останавливая его. Его пальцы впились в плечо молодого чистого с такой силой, что тот поморщился.

— Спокойнее, друг мой, — сказал он негромко. — Мы все здесь стремимся к одной цели. Просто… планы немного изменились.

— К какой цели? — я не могла больше молчать. — Что происходит?

Мой вопрос повис в воздухе, тяжёлый и неудобный, как старое проклятие. Гэллен смотрел на меня с каким-то странным выражением — почти с жалостью, словно я была неразумным ребёнком, задавшим не вовремя сложный вопрос.

— Баланс должен быть сохранён, — произнёс он наконец. — Истинные пары нарушают его. Они всегда его нарушали. Связь между чистым и искажённым… она неправильна. Противоестественна. Она разрушает границу между нашими мирами, делает нас… слишком похожими.

Что-то холодное скользнуло по моему позвоночнику, когда я начала понимать. Гэллен… он не просто искал нас. Он охотился на истинные пары. Но зачем? Что такого в нас, что делало нас угрозой?

— Ты боишься, — прошептала я, глядя на него. — Боишься, что если таких пар, как мы с Райтом, станет больше, разделение между чистыми и искажёнными перестанет существовать.

На его лице мелькнуло удивление, быстрое, как тень от облака в солнечный день. Он не ожидал, что я пойму так быстро. Но затем его губы растянулись в улыбке — неприятной, как у хищника, загнавшего добычу в угол.

— Ты умна, девочка, — сказал он. — Умнее, чем я предполагал. Искажённые и чистые должны оставаться разделёнными. Так было всегда, так должно быть и впредь. Истинные пары… вы аномалия. Ошибка природы, которую нужно исправить.

Охрана уже разогнала большую часть гостей. В зале остались лишь ключевые фигуры этой драмы.

— Отпустите её, — голос Райта прорезал тишину. В нём больше не было ярости — только холодная, смертоносная решимость, от которой по спине бежали мурашки. — Или, клянусь, ты пожалеешь, что породил меня, отец.

Слово “отец” он произнёс с таким презрением, что оно прозвучало как ругательство. Я видела, как дёрнулась щека Вэрейнга — единственный признак эмоции, который он позволил себе показать.

Саймон Вэрейнг смотрел на сына долгим, оценивающим взглядом. Что-то в этом взгляде заставило меня содрогнуться — так смотрят на ценный, но неисправный инструмент, решая, стоит ли его чинить или проще выбросить.

— Ты всегда был проблемным ребёнком, Райт, — произнёс он наконец, и в его голосе было столько холодного разочарования, что даже мне стало не по себе. — Всегда шёл против течения. Непокорный. Упрямый. Я надеялся, что брак с Мелиссой исправит это… недоразумение. Сделает тебя более… предсказуемым. Но, видимо, судьба распорядилась иначе.

По его знаку двое охранников отделились от группы и направились ко мне. Я попыталась отступить, но ноги отказывались повиноваться, словно превратились в камень. Страх сковывал движения, делал мысли вязкими, как патока.

Сильные руки схватили меня, грубо вздёргивая на ноги. Боль в шее вспыхнула с новой силой, и я не смогла сдержать тихий стон. От стражников пахло металлом и кожей, их хватка была жёсткой, но не жестокой — они просто выполняли приказ.

— Ты пожалеешь об этом, — процедил Райт, и в его голосе было столько яда, что даже стражники, державшие его, вздрогнули.

Я видела, как что-то меняется в нём. Его глаза, обычно тёмные, начали светиться изнутри странным, потусторонним светом, как угли в почти погасшем костре. По его лбу, по шее, даже по рукам, видимым под закатанными рукавами, побежали тёмные вены.

Стражники, державшие его, переглянулись с тревогой. Они чувствовали это изменение, эту трансформацию, которая происходила прямо у них на глазах. Один из них даже отступил на полшага.

— Ведите её, — приказал Вэрейнг охране, державшей меня. — В восточное крыло.

Восточное крыло. Что там было? Тюрьма? Лаборатория? Комната для пыток? Моё воображение рисовало самые мрачные картины, подогреваемое страхом и болью.

Меня потащили к выходу, но я не могла отвести взгляда от Райта. Его лицо… оно менялось, черты заострялись, становились более хищными, более опасными. Вены на его лбу вздулись, пульсируя под кожей, как живые существа. Его губы искривились в оскале, обнажая зубы, которые казались острее, чем раньше.

Внезапно Райт дёрнулся с такой силой, что один из державших его стражников отлетел в сторону, врезавшись в стену с глухим стуком. Звук был таким, словно разбилась глиняная ваза — влажный, хрустящий. Стражник сполз по стене, оставляя на белой поверхности тёмный след, и остался лежать неподвижно.

Второй попытался удержать его, но Райт схватил стражника за запястье с такой силой, что я услышала хруст костей даже через весь зал. Стражник закричал, высоким, почти женским голосом, и упал на колени, зажимая повреждённую руку.

— Схватите его! — закричал Вэрейнг, и в его голосе впервые прозвучала паника. Он видел то же, что и я — его сын превращался во что-то, чего даже он не ожидал.

Но было поздно. Райт был свободен, и его глаза горели адским пламенем, освещая его лицо снизу, делая его похожим на демона из старых гравюр. Он огляделся, оценивая ситуацию, и его взгляд нашёл отброшенный кинжал Арло. Одним плавным движением он подхватил оружие и, прежде чем кто-либо успел среагировать, полоснул себя по ладони, глубоко, до кости.

Кровь, тёмная, почти чёрная, хлынула из раны. Райт поднял руку над головой, и его кровь, вопреки всем законам физики, не потекла вниз, а начала собираться в воздухе, формируя странные, искажённые символы, которые дрожали и пульсировали, как живые.

Воздух вокруг него начал искажаться, словно под воздействием сильного жара. Символы, созданные его кровью, вспыхнули тёмным, багровым светом, и на мгновение мне показалось, что сами стены зала дрогнули, как если бы весь мир был лишь тонкой тканью, натянутой на каркас реальности, и кто-то потянул за нити, из которых она соткана.

Стражники, державшие меня, замешкались, ошеломлённые происходящим. Их хватка ослабла, и я почувствовала, как могу двигаться свободнее.

Райт двигался так быстро, что казалось, он телепортировался — в один момент он был на другом конце зала, в следующий — уже рядом со мной, отбрасывая стражников с такой лёгкостью, словно они были тряпичными куклами, а не тренированными воинами в полной экипировке.

Его рука, всё ещё кровоточащая, сомкнулась вокруг моего запястья. Его кожа была горячей, почти обжигающей, и я чувствовала, как его пульс бьётся в такт с моим — слишком быстро, слишком сильно.

— Держись крепче, — его голос звучал странно, словно несколько голосов говорили одновременно, создавая жуткий, потусторонний хор. — И что бы ни случилось, не отпускай мою руку.

Я едва успела кивнуть, когда он рванул меня за собой, к выходу. Стражники попытались преградить нам путь, но Райт двигался как ураган — неостановимый, непредсказуемый, смертоносный. Одним ударом он отбросил первого, уклонился от выпада второго, перехватил руку третьего и вывернул её с такой силой, что я услышала хруст костей.

За нами слышались крики, топот множества ног, лязг оружия. Вэрейнг, Гэллен, Арло — они не собирались так просто отпускать нас. Но Райт, казалось, точно знал, куда бежать. Мы миновали длинный коридор, свернули налево, спустились по какой-то узкой лестнице, которая, казалось, вела в самые недра земли, и оказались в просторном гараже.

Десятки машин стояли рядами — роскошные, дорогие, словно сошедшие с обложек журналов. Их хромированные детали отражали тусклый свет ламп, создавая причудливую игру бликов на стенах и потолке. Райт без колебаний направился к одной из них — спортивной, чёрной, с хищными линиями, напоминающей затаившуюся пантеру.

— Садись, — он открыл дверь с пассажирской стороны, почти впихнув меня внутрь.

Я упала на мягкое кожаное сиденье, мои ноги подгибались от усталости и адреналина. Салон пах новой кожей, дорогим одеколоном и чем-то ещё — чем-то металлическим и солёным, что я не сразу опознала как запах крови.