Нонна крепко зажмурилась, постояла и нехотя приоткрыла глаза. Уши улавливали тихое грудное мычание. Кружащаяся в коридоре девочка никуда не исчезла.

— Томира, — ещё раз попыталась привлечь внимание малышки Нонна. Напрасно. Томира игнорировала её и продолжала кружиться. Она издавала низкий грудной звук, который сложно было назвать мелодией.

Нонна медлила. Она имела лишь отдалённое представление, как вывести из этого состояния девочку или хотя бы завести в комнату и не привлечь ничье внимание. А потом… а потом пусть Аглая сама разбирается с…. особенностями своей дочери.

Глубокий вдох не помог успокоиться. Нехотя Нонна оторвала подошву кожаной туфли от пола и переставила ногу чуть дальше. Ещё шаг.

— Томира, детка, — ласково протянула девушка. Ей едва удавалось сдерживать желание вжаться в стену, закрыть глаза и просто пройти мимо.

Нонна едва не завизжала, когда девочка выпустила подол платья и засунула обе руки в рот. Кружение остановилось, но от вида покачивающейся Томиры стало ещё страшнее. Прикрыв глаза, Нонна сглотнула и медленно наклонилась. Трогать малышку не следовало — был призрачный шанс, что она сама успокоится и придёт в норму.

— Томира, — медленно повторила Нонна, всё ещё пытаясь привлечь внимание девочки, и посмотрела в остекленевшие тёмно-серые глаза. Её взгляд сместился чуть ниже. Томира вгрызалась мелкими зубками в собственные пальчики, продолжая мычать и раскачиваться с пятки на носок.

Растерянность овладела Нонной. Что делать с девочкой в таком состоянии, знала только её мать. Но искать Аглаю на огромной территории лагеря не было времени.

— Томира, солнышко, давай пойдем в комнату? — обратилась Нонна к девочке, надеясь, что её голос звучит достаточно уверенно и спокойно. — Давай поиграем? Покажешь мне свои игрушки? Томира…

Девочка дёрнула головой и мазнула взглядом где-то рядом с ней. Нонна отчаянно надеялась, что это хороший знак. Она продолжала нести любую чепуху, которая приходила ей в голову.

К счастью, это действовало. Томира даже высунула изо рта искусанные руки. Мотнула головой и моргнула.

— Томира, ты меня слышишь? Давай пойдем в комнату и посидим там, хорошо? Ты дашь мне руку?

Нонна не была уверена, что это хорошая идея, но протянула руку девочке. Та посмотрела на неё и чему-то улыбнулась.

Внизу хлопнула дверь.

Нонна вздрогнула, в панике уставившись на замершую Томиру.

Нет-нет-нет!

Томира истошно завизжала.

Нонна закрыла лицо руками. Больше всего она хотела оказаться где-то далеко отсюда. Подальше от лагеря, войны, проблем, Томиры…

Томира продолжала орать. Но сквозь этот разрывающий барабанные перепонки звук Нонна услышала спасительный голос Аглаи, которая подбежала к девочке и подхватила её на руки. От этого Томира заголосила ещё громче и начала брыкаться, пиная мать по рёбрам и вцепившись в волосы.

Нонна беспомощно наблюдала, как Аглая с трудом втащила на кровать извивающегося и орущего ребёнка, накрыла одеялом и вцепилась в его края. Спустя несколько напряжённых минут истошный визг перетёк в монотонное завывание, а безудержные брыкания — в копошение.

Аглая с шумом втягивала воздух сквозь стиснутые зубы и также громко выдыхала. Нонна видела, как подрагивает её спина. Аглая напоминала сжатую до предела пружину, готовую распрямиться в любой момент.

У Нонны онемели пальцы рук, которыми она вцепилась в дверное полотно, а ещё сводило судорогой икры на ногах — ей так и не удалось отдохнуть. Всё это время девушка стояла на пороге в комнату старшей санитарки, практически не шевелясь. Она чувствовала, что одна из двух длинных деревянных шпилек, которыми был заколот пучок под затылком, вот-вот выпадет, но не решалась даже поднять руку.

Томира постепенно засыпала, и Нонна всем телом ощущала, как остывает раскалённый воздух в комнате. Она выждала ещё четыре минуты, старательно отсчитывая про себя каждую секунду, а затем ещё раз отсчитала, но уже в обратном порядке.

— Почему ты не хочешь признать, что с Томирой что-то не так? — Нонна шёпотом попыталась начать разговор на неудобную обеим тему. Аглая обернулась и зло смерила взглядом на стоящую в дверях. Она лишь на полминуты оторвалась от уже уложенной спать дочери.

— С Томирой. Всё. В порядке! — медленно и с расстановкой процедила сквозь зубы Аглая и, подтолкнув одеяло, провела по нему рукой. Хотя Томира давно спала, она продолжала делать вид, будто укачивает девочку.

— Нет, она не в порядке! Нормальные дети так себя не ведут! Нормальные дети не кружатся часами и не мычат, как это делает Томира! — Нонна сорвалась с шёпота на голос и едва не топнула ногой. Щека её снова начала неприятно дёргаться.

— Ты мне сейчас разбудишь ребёнка! Выйди отсюда! — зашипела в ответ Аглая, снова оборачиваясь.

— Да мне прекрасно известно, что когда она спит, её невозможно разбудить, — тихо и быстро проговорила Нонна. — А ты сейчас просто прикрываешься ребёнком, чтобы не обсуждать со мной проблему!

— С моей дочерью всё в порядке! — вскочила на ноги Аглая и подлетела к двери, собираясь захлопнуть её. Но ей помешала вовремя подставленная нога и крепко вцепившаяся в полотно рука.

Они оказались лицом к лицу.

— Почему ты не хочешь замечать и признать это? Томире нужна помощь! Её необходимо показать врачу!

— Зачем мелочиться, давай сразу вызовем жрецов и заклинателей⁈ Давай! Отдадим мою дочь на опыты! — теперь уже сорвалась с шёпота Аглая, голос её опасно задрожал.

Нонна оторопела от неожиданного хода мыслей подруги, — причём здесь жрецы и заклинатели? — но быстро взяла себя в руки и предприняла ещё одну попытку открыть Аглае глаза на происходящее с её дочерью:

— Она даже не разговаривает, только мычит. А ей уже три года! В три года все дети уже разговаривают!

— А! — ощетинилась Аглая. — Теперь ты хочешь сказать, что я — плохая мать и совершенно не слежу за своим ребёнком?

— Да причём тут это? — растерялась Нонна, но блондинку уже было не остановить. Сверкая глазами и покраснев от шеи до начала корней волос, та быстрой скороговоркой выговаривала, не оставляя попыток вырвать дверь:

— То есть ты сейчас обвиняешь меня в том, что я плохая мать? Когда от всех вокруг только и слышно: Аглая, пойди туда, Аглая, срочно сюда, Аглая, принеси, Аглая, Аглая, Аглая, Аглая!.. Никто из вас не думает о моей дочери, и что у меня совершенно нет на неё времени. Всем на это плевать! И тебе, и Вронежскому, и… всем! С чего бы ей говорить, если она целыми днями сидит одна в комнате и тихо играет? Из-за этой грёбанной войны мой ребенок всегда один, а ты говоришь, что с ней что-то не так? Кружится в коридоре? Она обычный ребёнок, она так играет!

— Она не играет, — печально произнесла Нонна, — и ты сама это прекрасно знаешь, но не хочешь признавать. Дети так не играют, Аглая. Я просто хочу тебе помочь.

— А мне не нужна твоя помощь! — Аглая в бешенстве вырвала дверное полотно из рук Нонны и с громким стуком закрыла дверь.

От ещё одного стука — тихого — Нонна вздрогнула и посмотрела под ноги. Её деревянная шпилька выпала из узла волос и ударилась об пол.

Нонна уставилась на неё. Она чувствовала себя полностью опустошённой.

Мишель заметила из окна возвращавшегося поздно вечером сына и поторопилась спуститься вниз. Но не успела: когда её шуршащая юбка показалась наверху лестницы, тень сына уже исчезла в гостиной.

Стефан снял на ходу бордовый плащ советника, отбросил дипломат с рабочими документами и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Хотелось курить. Он уже потянулся к портсигару во внутреннем кармане сюртука, когда за спиной услышал шорох платья матушки.

— Много работы, сынок? — тихим обеспокоенным голосом спросила Мишель, сев в кресло напротив. Она предусмотрительно промолчала о брошенном на ковре плаще и выпавших из дипломата документах, хоть и не одобряла подобного поведения.

Юный барон Ашпер сдержал желание скривиться и сухо кивнул. Оценив взглядом сидящую в кресле напротив мать, он выдохнул сквозь зубы. Его раздражало всё, а особенно — платье матери по последнему писку моды с множеством шуршащих юбок. Нужно найти способ избавиться от её присутствия. Стефану не хотелось обижать матушку, но она спустилась с явным намерением поговорить крайне не вовремя.