— Кто сказал тебе такую чушь? Он его у меня изъял, пока я была без сознания. Прям как ты. И вернул, после долгих уговоров. Хочешь сказать, что тебя тоже нужно долго уговаривать? — девушка распахнула глаза и уставилась на Зиги. Сердце в груди было готово вырваться. Нельзя показывать своё волнение. Иначе кулон он не вернёт.

Несса сама не понимала, зачем ей кулон. Вронежский, если бы захотел, уже давно бы пришёл за ней. Ни для кого не было особым секретом расположение лаборатории. Но отчего-то отчаянно хотелось вернуть подвеску с зелёным янтарем.

Зиги нехотя приподнялся над столом и протянул руку к ящику, который всегда запирал на ключ. В последний момент он замешкался.

— Обещаешь вести себя хорошо?

Несса с трудом подавила желание закатить глаза. В этот раз по-настоящему. Она хлопнула ресницами и кивнула, пытаясь не выдать своё нетерпение:

— Обещаю.

Зиги вздохнул и выдвинул ящик, некоторое время он копошился внутри, а затем с видом победителя протянул цепочку с подвеской.

— Мир?

— Мир, — у Нессы получилось выдавить вполне убедительную дружелюбную улыбку. Пряча трясущиеся пальцы, она распутала узелок на цепочке и застегнула замочек. Зиги со своей привычной мечтательной полуулыбкой наблюдал за ней.

— Странные вы существа, женщины, — хмыкнул он.

— Армия отстаёт в оснащении.

— Армия Императора тоже не может похвастаться изобилием техники.

— Луки против ружей? Так мы не отстоим независимость республики.

— Наша вера приведёт нас к победе.

Дэниел едва не выругался, но сдержался и сохранил лицо непроницаемым. Он уже целый час пытался донести до этих фанатиков, что их стратегические идеи фатальны. Председатель с завидной невозмутимостью на каждый разумный аргумент отвечал отменной около-религиозной ересью. Зигениа, чьё лицо было подозрительно знакомым, сохранял молчание и лишь странно улыбался, прислушиваясь к перепалке.

Баронесса опаздывала уже на полчаса, а Дэниел начинал терять терпение в обществе двух личностей сомнительного происхождения. Они ожидали в крохотной душной гостиной в доме Баронессы. Собрание проводилось в условиях полной секретности, однако даже едва умеющий говорить ребёнок знал, что «спасительница» приехала в Воронец.

Дэниела порядком утомило постоянное считывание чужих мыслей и влезание в головы всякого сброда, а потому он был особенно раздражён, когда не смог найти в голове Зигениа ответа, где скрывается Несса. Этот лаборант был настолько же фанатично увлечён своими разработками, как Председатель идеей, что вера победит даже новейшее оружие. И последний действительно считал, что вышел из спора победителем.

«Отправить бы тебя самого на поле боя, вооружённого лишь собственной верой», — злобно подумал Дэниел и услышал наконец медленные шаги на лестнице. Баронесса величаво прошла мимо них и опустилась в кресло. Впервые она не стала надевать под платье никаких кольчуг и брони, и оттого казалась непривычно худощавой и даже хрупкой.

— Приветствую Вас, мои дорогие защитники, — глухо раздалось из-под совиной маски. — Я слышала Ваш спор, — она жестом остановила подорвавшегося с места Председателя. — Обсудим позднее, сейчас есть более важные дела. Дэниел…

Совиная маска развернулась к графу Вронежскому.

— Я разочарована, что ты не справился с моим маленьким поручением, и передала эту задачу Зигениа.

Этих маленьких поручений за последние недели было столько, что Дэниел потерял им счёт. Он даже приблизительно не представлял, о каком из них идёт речь, но благоразумно промолчал.

— И хотя Зигениа пока не сообщил мне никакой информации, где находится пришедшая с востока беглянка, ему удалось точно установить, что она уже в Соснопене. А это значит… — Баронесса сделала многозначительную паузу и тихо откашлялась, прежде чем продолжила: — А это значит, что Вы, граф Вронежский, с треском провалили свою задачу. Надеюсь, я всё ещё могу Вам доверять.

Баронесса отвернулась, и Дэниел со смешанными чувствами осознал, что последнюю минуту не дышал. Эта взбучка была неожиданной для него, потому как после его переназначения из лагеря на фронт, он считал, что все сопутствующие поручения с него сняты. Сложно было представить, как бы ему удавалось искать погибель «спасительницы» и контролировать ситуацию на фронте. Откровенно говоря, он вообще не верил в страшное пророчество о гибели, пришедшей с востока, и попросту забыл о нём.

Тем временем Баронесса распекала Председателя за несвоевременно выпущенные законы, которые никто не позаботился предварительно согласовать с ней:

— Вы подписали своё законотворческое рвение моим именем, однако я узнаю о нововведениях из выпущенного Вами же жалкого подобия газеты! В будущем я бы Вам крайне рекомендовала интересоваться моим мнением, иначе наши пути могут разойтись, — Баронесса взмахом руки прерывала каждую жалкую попытку Председателя оправдаться и продолжала глухо отчитывать его, сидя в кресле. — Подобные законодательные нормы влекут за собой необратимые последствия, о которых Вы почему-то решили не думать и создали проблему мне! Нет, я не говорю, что Ваши законы неправильные! Я говорю о том, что они несвоевременные! В доме главнокомандующего проживают три незамужние девицы!

— Две, — тихо вставил Зигениа, но его реплика осталась незамеченной никем, кроме Дэниела. Граф упёрся взглядом в лаборанта, но тот с улыбкой продолжил слушать речь Баронессы:

— Это вопиющее неприличие! Ни одна из этих девиц не является невестой графа Вронежского. Прежде чем выпускать такие законодательные нормы следовало бы озаботиться тем, как мои приближённые выглядят в глазах народа. А если графа Вронежского прозовут развратником, то тень падёт на мою репутацию. Почему я должна рагребать проблемы, возникшие из-за того, что Вы не посчитали нужным уведомить меня и посоветоваться?

Баронесса глубоко вздохнула, расправила руками ткань платья и сложила руки на коленях. Вронежский проследил за этим движением, поднял глаза, пытаясь заглянуть за прорези маски, и слегка приподнял брови.

— Зигениа, — вновь заговорила Баронесса, и Дэниелу показалось, что он расслышал знакомые нотки в голосе, — будь добр поясни, что за самодеятельность ты устроил с изъятием детей из семей? Вы чего добиваетесь? Бунта? Идёт война за свободу и независимость, а вы снова и снова подрываете мой авторитет в глазах народа. Верните детей в семьи. И в дальнейшем прошу все свои решения утверждать со мной!

Дэниелу на мгновение показалось, что Баронесса собралась встать и тем самым закончить собрание. После продолжительного молчания, пока Председатель то и дело подергивал плечами и разминал свою калечную ногу, Зигениа странно улыбался, а Вронежский хмуро оглядывал всех присутствующих, из-под маски раздался глухой голос с жесткими нотками:

— Обсудим ситуацию на фронте.

Не успел Дэниел начать, как его перебил Председатель и заговорил, словно решил прочитать очередную проповедь о доблести воинов, силе веры и храбрых сердцах. Вронежский набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул, даже не считая нужным слушать бредовые мысли. Спустя пару минут Зигениа зевнул, даже не пытаясь скрыть это. Лишь фигура Баронессы была недвижима и казалась сосредоточенной. Когда Председатель закончил свою пламенную речь, совиная маска качнулась.

— Я услышала твою позицию, дорогой мой Шелия, но предполагаю, что мой главнокомандующий лучше разбирается в этом вопросе.

Вронежский приподнял брови, услышав настоящее имя Председателя, лицо которого покрылось пятнами. Мелисса Вронежская неоднократно рассказывала сыну о хромоногом личном слуге старого графа Вронежского Шелии. У Шелии была заветная мечта стать служителем церкви, но нужда заставила пойти в услужение иного рода и содержать на графское жалованье своих малолетних сестёр и овдовевшую мать. Отчего-то Председатель стыдился своего прошлого и никогда не называл своё имя. Даже молодому графу ни разу не обмолвился, что служил его деду, напротив, вёл себя крайне вызывающе с ним, то и дело пытался поддеть и зацепить.