Item на Троицу, явившись на заутреню в хор, я была связана снова и восседала в столь великой и сладостной благодати, что даже не могу о том написать. Особенно же мне было дано [знать о] людях, которые мне были близки и являлись на помощь, что Бог их никогда не оставит, ни в этом мире, ни в том. Он мне также пообещал, что при моей кончине будет Он Сам вкупе со Своей Матерью и моим господином святым Иоанном. И ведомо Господу моему Иисусу Христу: мне в это время было так хорошо, что я сама себя спрашивала, как это ученики нашего Господа сумели вынести Духа Святаго[934]. Все те три дня я оставалась неизменно в великой благодати. Потом, в среду, вновь пришла скорбь, о которой я писала выше, но с ужасными болями, и продолжалась несколько дней до кануна солнцеворота[935]. Затем скорбь стала сильнее, и я пребывала в тоске от того, что мне пришлось остаться без нашего Господа, ибо по причине скорби я не могла Его принимать. В скорби я и уснула. А проснувшись, испытала сильнейшую, сладостно-благодатную тягу к телу нашего Господа. Я разбудила всех спавших подле меня, чтобы они мне помогли с Господом нашим. И вот мне было дано священное тело нашего Господа. Я же его приняла с немалою благодатью. Но скорбь ни разу не отпускала меня целый год. А конец ей был положен тем, что пришла речь с великой, сладостной благодатью. Сия продолжалась у меня три дня и три ночи.
Item in die assumpcionis beate virginis Marie[936][937] сидела я опять в связанном молчании во всей той благодати, о которой писала прежде, но с большей речью и со многими ответами. В той же благодати сидела я и in die nativitatis beate Marie virginis[938][939].
Item in octava beati Augustini[940][941] я пожелала принять нашего Господа, ночью же была ласково связана нежной и сладостной перевязью Его благодати и не могла собою владеть. В ней-то и приняла я Господа нашего, ибо, как бы крепко ни бываю повязана благодатью, не ощущаю препятствий к принятию священного тела нашего Господа. Вот так и лежала я до полудня, будучи над собою не властна.
In festo exaltatione sancte crucis[942][943] я пролежала вплоть до первого часа в тех же оковах и в той же благодати.
Item in festo omnium sanctorum[944][945] сидела я сызнова в хоре во благодати, как писала о том прежде, и испытывала страстное томление по почившим и ныне живущим и особенно из-за напастей, которые обрушились на христианство вследствие всеобщей смерти людей, и хотела узнать, виновны ли в этом жиды[946]. Тогда мне было отвечено, что оно так и есть, но что Бог сие попустил из-за великих пороков и грехов христианства. И такое дается мне знать во всякое время, если я о том любопытствую. Еще я часто имею вопросы касательно некоторых лиц. На сие мне дается ответ: «Я живу в них, а они живут во Мне». А о других открывается: «Я их ни за что не оставлю, ни здесь, ни там». О прочих же: «Если бы жили они для Меня, Я устроил бы то, что они пожелают». Я была вопрошаема неким духовным лицом — его должность приносила ему немало забот, — есть ли на то Божья воля, чтобы он оставил ее. Мне же было отвечено: «Нет, ибо сей живет для Меня в любви, в смирении, в истине».
Item у меня опять возникло желание узнать о судьбе души императора Людвига. И мне был ответ, что он обретается в великом мучении, «однако он не долго будет лишен вечной жизни по окончании сих страшных мук».
Item у меня было желание узнать о двух душах, и вот каков был ответ: «Как Люциферу никогда не выйти из преисподней, так и им ни за что не оставить ее». Я и раньше не могла молиться о них.
Item в день Всех душ[947] со мною было во сне, что я как бы явилась в некое неизвестное место. Там я обнаружила нескольких знакомых мне человек, ныне умерших. И они горячо просили меня, чтобы я помолилась Богу о них. Потом я явилась в некое прекрасное место, там всё было в зелени: стояли высокие дерева, а с тех деревьев падали прекрасные яблоки. Тут я увидела нескольких мне близко знакомых людей. Они — несомненно знаю и верую — обретаются в вечной жизни. Двое из них приступили ко мне, то были сестры из нашего конвента, и дали мне пару яблок из тех, что имелись у них, одно кислое, а другое сладкое, чтобы я съела их. Я взяла яблоки, откусила и восприняла от них столь великую благодать, что изрекла: «Никто на земле не сумеет съесть оба яблока». Они отвечали: «И ты тоже не сможешь, отдай же их нам». Когда я ела те яблоки, то пробудилась. Благодать была столь сладостна и обильна, что я не могла изречь слова, перевести дух, едва не теряла сознание. Сие продолжалось долго со мной, а потом я читала заутреню, ничего не в силах понять.
Item в ночь на праздник святого Мартина[948] мне было во сне, как будто в нашу обитель явился епископ во главе многолюдной процессии. У меня была великая склонность и тяга к епископу, его слугам, а особенно к одному из них, и я всюду следовала за ними. Епископ воссел средь народа и стал подавать из кубка темное питие. Я сидела рядом с епископом, а служитель, что был мне люб, сидел за мною. Епископ сказал, обращаясь к нему: «Напои и сию». И тот протянул мне в склянке из стекла некое по цвету весьма светлое питие. Отпив от него, я вернула склянку обратно. Служитель сказал: «Заметь себе, епископ мне повелел и заповедал тебе: если пребудешь с ним при смерти, то и он пребудет с тобой при кончине твоей». И вот епископ со своими прислужниками удалился. Я пробудилась, сердце и душа у меня были исполнены самой сладостной благодати, о которой даже не могу написать. И в сладостной благодати, сообщенной мне из того пития и обретенной мной в присутствии епископа и служителей, я начала мою обычную речь... Господу моему, конечно, известно, что той благодати, сообщаемой мне в снеди и питии, я получала больше и больше — и всё в сладостной радости. Особенно если читаю мой Paternoster и когда подхожу к Paternoster господина моего святого Иоанна[949], то узнаю в сладчайшей благодати, кем был подавший мне питие.
Item за три дня до праздника святого Андрея[950] освободилась я от оков, связывавших меня целый год, с такой сладостной благодатью, словно у меня каждый из членов сделался свободным, и притом особенным образом. Из-за сугубой, мощной благодати Адвента (сие, несомненно, известно Господу моему Иисусу Христу) я не могу ни читать, ни писать. Еще же ведомо Господу моему, что многое из милосердной Его благостыни дается мне в [виде] ответов и в столь явной благодати, что я даже не знаю, как о ней написать. Я то и дело сие опускаю по причине сильной болезни, которая утесняет меня, а равно из страха говорить о благодати, которую обретаю между мной и моим Господом Богом, Он же есть свет чистой истины. Ибо Ему, несомненно, известно, что я принимаю Его дарования и благодать, нося их в подлинном страхе по причине моего сугубого недостоинства.
Item имя «Иисус Христос» — сие Истине, несомненно, известно — процветает во мне в течение Адвента с особенно сладостной благодатью. И я не могу ничего, кроме того, что мне сообщается с Иисусом, из Иисуса и в Иисусе[951].