Ночью, перед заутреней, она привстала на ложе и решила вновь сотворить молитву, но так ослабела, что совершить ее не сумела. Не желая бросать, она принялась читать ее еще раз и тут услышала голос, говоривший ей с великой любовью: «Успокойся и позволь Мне дать тебе знать, о чем подобает просить». Она ужаснулась, ибо боялась, что это обман, но голос повторил те же слова. И тогда она замолчала и прислушалась, а голос снова сказал: «Моли о своих забытых грехах, и о своих неисповеданных грехах, и о своих неизвестных грехах, и о грехах, которые Ты боишься назвать. Молись также о том, чтобы стать с Ним единой, как Он и Отец были едины, еще до того, как Он стал человеком. Молись, чтобы между тобой и Отцом не осталось никакого посредничества. Проси, чтобы как Он ныне присутствует и является вечной пищей всего христианства, так Он тебе соприсутствовал и был твоей вечной трапезой. Проси, чтобы Он Сам пришел к кончине твоей, всё совершил и утвердил в вечности». Из этих слов она стяжала великую и непомерную радость, обрела силы в сердце и в теле, но снова сочла себя недостойной благодати и радости и не могла быть вполне уверенной в том, от Бога ли это. А когда служили заутреню, она же, оставшись в своем покое одна, была в нерешительности, то ей снова послышался голос над головой. Он пел по-немецки настолько дивно и сладостно, что ни то, ни иное: ни голос, ни словеса — нельзя было сравнить ни с одной из телесных вещей. Она встала и попыталась прислушаться, не сумеет ли как-нибудь понять эти слова. Но голос стал удаляться, и она уже не могла различить ни единого слова, и, куда бы ни обращалась на звук, ей неизменно казалось, что он доносится из другого конца. И тогда ей подумалось: «Господи Боже, я не могу представить себе, чтобы это было чем-то еще, кроме как вечной Твоей благостыней, которой Ты хочешь меня убедить, дабы у меня не осталось никакого сомнения». И больше она не слышала голоса, но искушение у нее было полностью отнято... С этих-то пор с ней всякий день случались новые знамения. Она стяжала новое ведение Бога, так что познала все чудеса до конца, которые Бог когда-либо сотворил в Царстве Небесном и на земле.
Тем же голосом она искусилась во всём, так что стала сведущей и преуспела во всяком искусстве, будь то в Писании или во внешних делах, разбираясь в них лучше, нежели все мастера, которые им обучались каждому по отдельности. А еще несомненно уяснила себе, как вечное Слово стало плотью в девическом теле. И узнала не менее ясно, в какой любви Он всё сотворил, сколь велико было блаженство и благо людей по причине Его рождества, и созерцала воочию, как мы стали Его членами, присоединились и прикрепились к Нему, словно сучья к стволу.
Она также познала, какие дары[205] человек имеет в том, что касается красоты, мудрости и любой благодати, какая у него бывает еще, и что сии возвращаются в Бога обратно, когда человек умирает, и как они из Него истекали. Она познала, с каким умыслом Он заключал Ветхий и Новый Завет, как Он сие сотворил человеку на благо и во спасение, сообразуясь с наилучшим и наивысшим, так что никакой ангел, никакой святой и никакое творение не сумели бы отыскать высшего и лучшего способа, а равно как мы все друг другу подобны и суть, подлинно, нечто единое, и как один человек обязан другому всяким благом, как себе самому.
Ведение, какое она имела во всём, что Бог когда-либо творил и еще сотворит, было ей дано несомненно, о всякой вещи в отдельности, подобно ангелам в Царстве Небесном. И она видела всякую вещь так же явно, как ее надлежало бы видеть в вечности, после сей жизни. Едва каждое из этих узрений заканчивалось, оно миновало помимо того, чтобы ее сердце на нем могло задержаться либо извлечь из него хоть какую-то радость, словно бы его никогда не бывало.
Она также особо узнала, как Бог пребывает во всякой вещи и во всяком творении, что ничто не может исполниться, коль скоро в том Своей силой не присутствует Бог. То же и в телесных вещах.
Она также узнала, как Бог находится в каждой травинке, в каждом цветочке и листике и как Он всюду — вокруг нас и в нас.
Она познавала и овладевала в такие часы всеми искусствами, всяким в отдельности — не одновременно, но каждым после другого и наивысшим путем. Во всём этом преуспела она больше, чем все мастера, которые когда-либо сие изучали.
Однажды, тяжело заболев и сидя на ложе своем, она ощутила сильный прилив любви и благодати, очутилась в тесной близости к Богу и возжелала от Него великих вещей. Оные были изобильными и несказанными. Оставаясь в томлении, она услышала голос, который изрек: «Что знаешь ты, [и] для того ль тебя избрал Бог?» Услышав его, она так испугалась, что пришла в совершенное небрежение себя самой, воистину обратилась в ничто и узнала, что она меньше, нежели червь, и от себя ничего не имеет, кроме грехов. В этом-то сугубом уничижении себя самой она, однако, узнала, что есть Бог, и не нашла ни единого места: ни в самой себе, ни в аду, ни в Царстве Небесном, о котором могла бы сказать, что достойна его, разве что на самом дне ада. Туда бы она засадила себя ради вечного пребывания, ибо была так объединена с Богом, что не могла ничего пожелать, кроме того, чего хочет Бог. В таком созерцании она находилась до утра, до самой мессы. И снова услышала внутри себя голос, вещавший и дававший ей ясно уразуметь слово, изреченное раньше и звучавшее во время молитвы: что Он и Отец были одно, прежде чем сотворить человека и Самому стать человеком, и сие не иначе, как то, что Он — одна воля [с Отцом] и одна [с Ним] любовь, и что ей равным образом надлежит стать единой с Ним волей и единой любовью. Тогда она вошла в неизменное пребывание [в Нем] и объединила с Ним свою волю.
Она также познала, что от Бога ничто не может сокрыться и что самый малый комарик не может поставить свою лапку без того, чтобы Бог ясно оного не узрел — подобно тому, как невозможно, чтобы один человек проткнул глаз и вырвал его у другого и чтобы этот другой о том не узнал. Так вот, в тысячу раз невозможней, чтобы Бог не знал всех вещей.
Еще же она несомненно узнала, как Он нам дал Свое тело, Бог и человек, и в какой это было любви. [Но] сколь велики познание, чудо и благодать, каковые мы посредством того получаем, она не умела поведать, хотя и отчетливо видела. Она узнала, что любой человек получает Бога подлинно, каков Он есть. Узнала, что по Страшном Суде, когда мы войдем в Небесное Царство, всякий человек будет иметь Бога и человека столь же подлинно, как он здесь Его принимает из священнических рук. Но один будет иметь много больше другого и с большей любовью, насколько и любовь его здесь была больше.
Однажды она услыхала голос в себе, который вещал: «Проси, чтобы тебе жить во Мне, как Мне в душе у тебя». Тотчас она была восхищена в Царство Небесное, где узрела Бога и человека, каков Он есть, сидящим на троне. Узрела двух братьев проповедников в белых одеждах орденского облачения, бывших пред Ним. Они стояли перед Его ликом, дивясь, а потом пали ниц и восславили Бога, и опять поднялись, и вновь созерцали чудесное в Боге. Увидев всё это, она также приблизилась, ибо пожелала узреть то же, что те, но, куда бы ни двинулась, рядом ли с Ним или пред Ним, никак не могла разглядеть того, что видели те, ибо Он всё время держал свою десницу пред ней, так что лик Его не был ей виден... А потом сей образ исчез.
Затем она узрела воочию, что тысячи и тысячи лет в Царстве Небесном — не что иное как миг, и узрела в Боге все вещи. Смотрела и видела, что в Нем беспрерывно созерцаются всё новые и новые чудеса и что сии чудеса неизменны во веки веков.
Она также познала отличие друг от друга ангелов и душ, узнала, какие дары благодати Бог сообщил святым, претерпевшим за Него муки, и как Бог в них это соделал.
А еще познала она великие чудеса, сотворенные Богом с младенцами, которых загубил Ирод ради Него. Он им сообщил столь великую благодать, что они обретаются в вышних.
Она также познала, что сто тысяч душ требуют не больше телесного места, чем острие у иглы. Как часто она восходила в Царство Небесное и как получалось, что она отчетливо видела подобные чудеса, о том она говорила: «Сего не знаю, Бог сие ведает»[206].
