— Вернись. Вернись. Мне еще так много надо тебе сказать! Ну куда же ты? Вернись!
* * *
Прошло несколько часов, прежде чем я вернулся на прогалину Фелуриан. Даже не знаю, как я нашел дорогу. Я только помню, что внезапно увидел среди деревьев ее беседку. При виде этой беседки безумный круговорот моих мыслей наконец-то замедлился, и я вновь обрел способность соображать.
Я спустился к озерцу, как следует напился, плеснул водой себе в лицо, чтобы прийти в себя и смыть следы слез. Немного поразмыслил, потом встал и направился к беседке. И только теперь обнаружил, что все бабочки куда-то делись. Обычно вокруг порхало хотя бы несколько штук, а теперь ни одной не осталось.
Фелуриан была там, но ее вид только сильнее выбил меня из колеи. Это был первый и единственный раз, когда она не выглядела безупречно прекрасной. Она лежала среди подушек, изможденная и усталая. Как будто я отсутствовал не несколько часов, а несколько дней и все это время она не спала и не ела.
Услышав мои шаги, она устало подняла голову.
— Готово, — сказала она. Но, когда она посмотрела на меня, глаза у нее расширились от изумления…
Я опустил взгляд и увидел, что я весь изодран колючками и окровавлен. Я был заляпан грязью, весь левый бок у меня был в травяной зелени. Должно быть, я упал, пока без памяти убегал прочь от Ктаэха.
Фелуриан резко села.
— Что с тобой стряслось?
Я рассеянно соскреб с локтя запекшуюся кровь.
— Я мог бы спросить о том же у тебя.
Мой голос звучал глухо и хрипло, как будто я сорвал его криком. Подняв глаза, я увидел, что она смотрит на меня с неподдельной озабоченностью.
— Я пошел в сторону Дня. И нашел на дереве какое-то существо. Оно называет себя Ктаэх.
Услышав это имя, Фелуриан замерла.
— Ктаэх? Ты говорил с ним?
Я кивнул.
— Ты задавал вопросы?
Но не успел я ответить, как она издала негромкий отчаянный возглас и ринулась ко мне. Она принялась ощупывать мое тело, словно проверяла, не ранен ли я. Через минуту она взяла мое лицо в ладони и заглянула мне в глаза так, словно боялась того, что может там увидеть.
— С тобой все в порядке?
Ее забота заставила меня слабо улыбнуться. Я хотел было заверить ее, что все отлично, но тут вспомнил то, что говорил Ктаэх. Вспомнил огонь и человека с черными как смоль глазами. Подумал о Денне, распростертой на полу, с кровью на губах. На глаза навернулись слезы, и я захлебнулся рыданиями. Я отвернулся и потряс головой, плотно зажмурившись, не в силах вымолвить ни слова.
Она погладила меня по затылку и сказала:
— Все хорошо. Боль уйдет. Он тебя не укусил, глаза у тебя ясные, значит, все хорошо.
Я отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Глаза?
— Ктаэх говорит такие вещи, что это может сломать человеку голову. Но если бы это произошло с тобой, я бы увидела. Ты по-прежнему мой Квоут, мой нежный поэт.
Она подалась вперед с несвойственной ей нерешительностью и ласково поцеловала меня в лоб.
— Он лжет людям и сводит их с ума?
Фелуриан покачала головой.
— Ктаэх никогда не лжет. Он обладает даром прозрения, но говорит только то, что может ранить. Только деннерлинг станет разговаривать с Ктаэхом.
Она коснулась моей шеи, чтобы смягчить свои слова.
Я кивнул, понимая, что это правда. И разрыдался.
ГЛАВА 105
ИНТЕРЛЮДИЯ
НЕ ЛИШЕНЫ ПРИЯТНОСТИ
Квоут подал Хронисту знак, чтобы тот пока не писал.
— С тобой все в порядке, Баст? — он озабоченно взглянул на своего ученика. — У тебя такой вид, словно ты кусок железа проглотил.
Баст был явно потрясен. Его лицо стало бледным, почти восковым. И привычное веселое выражение сменилось ужасом.
— Реши, — прошелестел он голосом сухим, как палая листва, — ты мне никогда не рассказывал, что говорил с Ктаэхом!
— Мало ли о чем я тебе не рассказывал, Баст! — легкомысленно ответил Квоут. — Именно потому ты и находишь грязные подробности моей жизни столь захватывающими.
Баст усмехнулся и вздохнул с облегчением.
— Так, значит, этого не было! Я имею в виду, ты же с ним не разговаривал, да? Так просто, присочинил для красочности?
— Ну, знаешь ли, Баст! — Квоут явно обиделся. — Моя история и без того достаточно красочна, чтобы я еще что-то присочинял!
— Не ври! — внезапно рявкнул Баст — он аж подпрыгнул на стуле от ярости. — Не ври мне об этом! Не смей!
Он с размаху врезал ладонью по столу, опрокинул свою кружку, чернильница Хрониста упала и покатилась в сторону.
Хронист в мгновение ока схватил недописанный лист и ногами оттолкнулся от стола, чтобы спасти рукопись от брызг чернил и пива.
Баст подался вперед, тыча пальцем в Квоута, лицо у него побагровело.
— Мне плевать, из какого еще дерьма ты тут делаешь конфетку! Но на этот счет врать не смей, Реши! Только не мне!
Квоут указал в сторону Хрониста, который сидел, обеими руками сжимая спасенный листок.
— Баст, — сказал он, — это мой шанс честно и полностью поведать историю моей жизни. И все, что я говорю…
Баст зажмурился и замолотил кулаками по столу, точно капризный ребенок.
— Заткнись! Заткнись!!! Заткни-и-ись!!!
Он указал на Хрониста.
— Реши, мне трижды наплевать, что ты рассказываешь ему. Он все равно будет писать, что я скажу, а не то я сожру его сердце на рыночной площади!
Он снова указал на трактирщика и яростно потряс пальцем.
— Но мне ты расскажешь правду, и немедленно!
Квоут посмотрел на своего ученика, и его улыбка медленно растаяла.
— Баст, мы с тобой оба знаем, что я не против того, чтобы приукрасить хорошую байку. Но эта история — дело другое. Это мой шанс записать все как было. Это та правда, которая стоит за байками.
Черноволосый юноша сгорбился на стуле и закрыл глаза ладонью.
Квоут посмотрел на него озабоченно.
— С тобой все в порядке?
Баст потряс головой, по-прежнему прикрывая глаза.
— Баст, — мягко сказал Квоут, — у тебя рука в крови.
Он выдержал долгую паузу, потом спросил:
— Баст, в чем дело?
— Вот именно! — выпалил Баст пронзительным, истеричным тоном, раскинув руки. — Я, кажется, наконец-то понял, в чем дело!
И Баст разразился хохотом, но хохот его звучал натужно и неестественно и завершился чем-то похожим на рыдание. Баст задрал голову к потолку, глаза у него блестели. Он сморгнул, словно сдерживал слезы.
Квоут подался вперед и положил ему руку на плечо.
— Баст, прошу тебя…
— Ты просто столько всего знаешь! — сказал Баст. — Слишком много всего такого, чего тебе знать не положено. Про берентальту знаешь. Про белых сестер, про путь смеха. Как же ты можешь не знать про Ктаэха? Это же… это же чудовище!
Квоут приметно расслабился.
— Боже милосердный, Баст, и это все? Ты ж меня в пот вогнал. Мне доводилось встречаться с вещами похуже…
— Хуже Ктаэха ничего нет и быть не может! — выкрикнул Баст и снова грохнул стиснутым кулаком по столешнице. На этот раз послышался треск, как будто толстая доска не выдержала и проломилась. — Слушай, Реши, заткнись и слушай! Я серьезно.
Баст на миг опустил голову, тщательно подбирая слова.
— Ты знаешь, кто такие ситхе?
Квоут пожал плечами.
— Одна из фракций фейе. Могущественные, благонамеренные…
Баст взмахнул руками.
— Ничего ты о них не знаешь, раз зовешь их "благонамеренными"! Но да, если кто из фейе и трудится во имя блага, то это они. Их древнейшая и важнейшая задача — это не давать Ктаэху общаться ни с кем. Ни с кем!
— Никакой охраны я там не видел, — сказал Квоут тоном человека, успокаивающего испуганное животное.
Баст взъерошил волосы у себя на голове.
— Клянусь всей солью, что во мне, я не могу понять, как ты их миновал, Реши! Если кому-то удается вступить в контакт с Ктаэхом, ситхе его убивают. Их боевые луки из рога бьют на километр. Они убивают и оставляют труп гнить. И если на труп опустится ворона, они убивают и ворону тоже!