— Однако если какая-нибудь женщина согласится выйти за меня замуж, у меня может родиться сын. Благодаря заемной силе человек может быть стремителен как конь, могуч как вол. Способны ли вы добиться всего этого с помощью своей врожденной силы?

Тут уж я спорить не мог.

— Я склоняюсь перед вашими аргументами, ваша светлость.

— А я склоняюсь перед вашей мудростью, позволившей вам признать мою правоту.

Он хихикнул, и в это же время до нас донесся слабый звон часового колокола.

— Вот зараза, — сказал маэр, и лицо у него вытянулось. — Мне придется пойти принять это свое гнусное снадобье, а не то с Кавдикусом целый оборот сладу не будет.

Я взглянул на него недоумевающе, и он пояснил:

— Он уже каким-то образом обнаружил, что я выплеснул вчерашнюю порцию в ночной горшок.

— Вашей светлости следует больше заботиться о своем здоровье.

Алверон насупился.

— Вы забываетесь! — бросил он.

Я смутился и покраснел, но прежде, чем я успел извиниться, он махнул рукой.

— Да нет, вы правы, конечно. Я знаю, это мой долг. Но вы говорите точно таким же тоном, как он. Довольно с меня одного Кавдикуса!

Он умолк и кивнул приближающейся паре. Мужчина был высок и хорош собой, на несколько лет старше меня. Дама — лет под тридцать, темноглазая, с изящным и злым ротиком.

— Добрый вечер, леди Хешуа. Надеюсь, вашему батюшке лучше?

— О да! — ответила дама. — Лекарь обещает, что он встанет на ноги еще до конца оборота.

Она перехватила мой взгляд, и ее алые губки многозначительно ухмыльнулись.

Потом мы разошлись. Я обнаружил, что несколько вспотел.

Если маэр что-то и заметил, он не обратил на это внимания.

— Ужасная женщина! Меняет кавалеров каждый оборот. Ее отец был ранен на дуэли со сквайром Хайтоном из-за "неподобающего" замечания. Вообще-то замечание было справедливым, но когда в дело идут шпаги, это уже не имеет значения.

— А что сквайр?

— А сквайр скончался на следующий день. Жаль, право. Хороший был человек, да язык за зубами держать не умел.

Он вздохнул и поднял глаза на часовую башню.

— Ладно, как я уже говорил, одного врача с меня довольно. Кавдикус хлопочет надо мной, точно наседка. А я терпеть не могу пить лекарства, когда я уже пошел на поправку.

Похоже, сегодня маэру и впрямь было лучше. По правде говоря, он не нуждался в том, чтобы опираться на мою руку. Я чувствовал, что он делает это лишь в качестве предлога, чтобы иметь возможность беседовать со мной вполголоса.

— Однако, мне кажется, улучшение вашего здоровья как раз доказывает, что его рекомендации вам помогают, — заметил я.

— Ну да, ну да. Его зелья прогоняют мою болезнь на целый оборот. А иногда даже на несколько месяцев…

Он с горечью вздохнул.

— Но она все равно возвращается. Неужто мне до конца своих дней придется пить лекарства?

— Быть может, со временем нужда в них минует, ваша светлость.

— Да я и сам на это надеялся. В своих недавних путешествиях Кавдикус собрал какие-то травки, которые произвели просто чудодейственный эффект. После последнего лечения я чувствовал себя здоровым почти целый год. Уже думал было, что наконец-то избавился от болезни…

Маэр, насупив брови, бросил взгляд на свою трость.

— И вот пожалуйста, опять!

— Если бы я мог вам чем-то помочь, ваша светлость, я был бы рад оказать вам услугу!

Алверон повернул голову и посмотрел мне в глаза. Через некоторое время он кивнул.

— Надо же, я вам верю, — сказал он. — Удивительное дело!

За этой встречей последовало еще несколько подобных бесед. Я видел, что маэр меня прощупывает. Со всем искусством, приобретенным за сорок лет придворных интриг, он тонко направлял разговор, выясняя мое мнение по разным поводам и решая, достоин ли я его доверия.

Я, конечно, был не столь опытен, как маэр, но вести беседы я тоже умел. Я был всегда осмотрителен в ответах, неизменно любезен. Через несколько дней мы мало-помалу начали проникаться уважением друг к другу. Это не была дружба, как с графом Трепе. Маэр никогда не предлагал мне забыть о его титуле или садиться в его присутствии, и тем не менее мы сделались довольно близки. Трепе был мне другом, маэр же был как малознакомый дедушка: добрый, но старый, строгий и сдержанный.

У меня сложилось впечатление, что маэр очень одинок и поневоле вынужден держаться в стороне от своих подданных и придворных. Я начинал подозревать, что он писал к Трепе, чтобы отыскать себе товарища. Кого-то достаточно умного, но при этом не имеющего отношения к придворным интригам, с кем можно было бы время от времени побеседовать по душам.

Поначалу я отмел эту мысль как невероятную, но дни шли за днями, а маэр по-прежнему ни словом не упоминал о том, для чего я ему понадобился.

Будь у меня моя лютня, я мог бы приятно проводить время, но лютня по-прежнему лежала в Северене-Нижнем, и у меня оставалось всего семь дней до того срока, когда она перейдет во владение ломбардщика. Так что музыки у меня не было — только пустые гулкие комнаты и опостылевшее безделье.

По мере того как вокруг меня распространялись слухи, ко мне начали являться с визитом разные придворные. Некоторые делали вид, будто рады со мной познакомиться. Другие притворялись, что хотят посплетничать. Я подозревал даже, что несколько раз меня пытались соблазнить, но я тогда так плохо разбирался в женщинах, что был неуязвим для подобных заигрываний. Один господин пытался даже занять у меня денег. Я с трудом удержался, чтобы не расхохотаться ему в лицо.

Все они говорили разное и вели себя по-разному, более или менее тонко, однако всем им нужно было одно: вытянуть сведения обо мне. Однако, поскольку маэр распорядился, чтобы я ничего о себе не сообщал, все эти разговоры были короткими и бестолковыми.

Все, кроме одного, надо сказать. Но исключение лишь доказывает правило.

С Бредоном я познакомился на четвертый день своего пребывания в Северене. Было довольно рано, но я уже бродил по своим комнатам, сходя с ума от скуки. Завтрак миновал, до обеда оставалось еще несколько часов.

За сегодняшний день я успел побеседовать с тремя придворными, явившимися выведать, кто я такой. Я ловко избавился от них, пользуясь любым случаем завести разговор в тупик. "Откуда же вы приехали, мой мальчик?" Ой, ну, знаете, как это бывает, я столько путешествую… "А ваши родители?" А что родители? Ну да, у меня были родители. Даже двое. "А как вы попали в Северен?" Ну, как-как. Приехал. В основном в почтовой карете. Хотя частично и пешком. Прогулки так полезны для легких… "А что вы делаете здесь?" Как что? Наслаждаюсь приятными беседами. Встречаюсь с интересными людьми. "Вот как? И с кем же?" Ой, да с кем только я не встречаюсь! Вот хотя бы и с вами, лорд Превек. Вы весьма занятная личность, не правда ли?

И так далее и тому подобное. Рано или поздно даже самый назойливый разносчик сплетен уставал и уходил восвояси.

Хуже всего было то, что эти недолгие беседы были моим единственным развлечением за день, если, конечно, меня не позовет маэр. Пока что мы встречались за легким обедом, трижды — на прогулках в саду и один раз — поздней ночью, когда все разумные люди давно спят. Дважды посыльный Алверона будил меня от крепкого сна еще до того, как небо принималось голубеть перед рассветом.

Я прекрасно вижу, когда меня испытывают. Алверон желал удостовериться, что я в самом деле готов быть в его распоряжении в любое время дня и ночи. Он следил и ждал, не рассержусь ли я на такое небрежное обращение.

И я старательно подыгрывал ему. Я был обаятелен и безукоризненно вежлив. Я приходил по первому зову и убирался, как только он давал понять, что я больше не нужен. Я не задавал неуместных вопросов, ничего не требовал, а остальное время суток проводил, скрежеща зубами, расхаживая по своим чересчур просторным апартаментам и пытаясь не думать о том, сколько дней у меня осталось, прежде чем истечет оборот, отведенный мне на то, чтобы выкупить лютню.