Почти все прочие дома в городе — построенные из грубой древесины, с крышами из кедровой дранки — жались поближе к земле. Трактир, однако, выглядел весьма респектабельно: высотой в два этажа, с оштукатуренными стенами и красной глиняной черепицей на крыше. Там просто обязан был найтись кто-то, побольше знающий о свадьбе.
В трактире сидела лишь горстка людей — неудивительно, ведь страда была в самом разгаре и оставалось еще пять или шесть часов дневного света. Я напустил на лицо как можно более встревоженное выражение и направился к стойке, где был трактирщик.
— Извините, — сказал я. — Мне очень неприятно вас беспокоить, но я кое-кого ищу.
Темноволосый трактирщик отозвался привычно хмуро:
— И кого?
— Мою кузину, — объяснил я. — Она была здесь на свадьбе, и я слышал…
При слове «свадьба» хмурое лицо трактирщика совершенно закаменело. Двое мужчин, сидевших за стойкой чуть поодаль, отвернулись. Я чувствовал, как они стараются не смотреть в мою сторону. Значит, все правда: случилось что-то ужасное.
Трактирщик вытянул руку вперед и впечатал пальцы в стойку. Я целую секунду пытался понять, зачем это, пока не заметил, что он касается железной головки гвоздя, загнанного в доски стойки.
— Дурное дело, — коротко ответил он. — Больше ничего не скажу.
— Пожалуйста, — взмолился я, подпуская в голос еще тревоги. — Я навещал семью в Темфолзе, когда дошел слух о том, что случилась какая-то беда. Там все заняты уборкой последней пшеницы, так я пообещал, что схожу сюда и узнаю, что за беда такая.
Трактирщик смерил меня взглядом с ног до головы. Он мог выпроводить охотника за новостями, праздного зеваку, но не мог отказать мне в нраве узнать, что случилось с моей родственницей.
— Наверху есть одна из тех, кто там был, — коротко сказал он. — Не отсюда. Может быть, твоя кузина.
Свидетель! Я открыл рот, чтобы задать еще один вопрос, но трактирщик покачал головой.
— Я ни шиша об этом не знаю, — отрезал он. — И не собираюсь, так-то. — Он отвернулся, внезапно заинтересовавшись пробками своих пивных бочонков. — Наверху, в дальнем конце коридора, слева.
Я пересек зал и поднялся по лестнице, чувствуя, как все они отвернулись. Их молчание и тон трактирщика объяснили, что человек, сидевший наверху, был не одним из многих, а единственным. Единственным выжившим.
Я прошел в конец коридора и постучал в дверь, сначала тихо, потом громче. Затем открыл дверь — медленно, чтобы не напугать того, кто находился внутри.
Открылась узкая комната с узкой кроватью. На ней лежала женщина, одетая, с перевязанной рукой. Ее голова была повернута к окну, так что я видел только профиль.
И все же я узнал ее: Денна.
Должно быть, я издал какой-то звук, потому что она повернулась и посмотрела на меня. Ее глаза расширились, и впервые слов не нашлось у нее, а не у меня.
— Я прослышал, что ты в беде, — невозмутимо сообщил я. — И решил приехать помочь.
Глаза Денны снова расширились на мгновение, потом сузились.
— Ты лжешь, — сказала она, скривив губы.
— Да, — признал я. — Но это красивая ложь. — Я вошел в комнату и закрыл дверь. — Я бы приехал, если бы узнал.
— Всякий бы поехал, если бы услышал новости, — с облегчением ответила она. — Но только редкий человек может прийти, не зная, что случилась беда.
Денна села и повернулась ко мне, свесив ноги с кровати.
Теперь, увидев ее ближе, я заметил кровоподтек у нее на виске — вдобавок к перевязанной руке. Я сделал к ней еще шаг.
— Ты в порядке? — спросил я.
— Нет, — отрезала Денна. — Но могла быть куда в большем беспорядке. — Она медленно поднялась на ноги, словно не была уверена в своей устойчивости, сделала пару осторожных шагов и вроде бы осталась довольна. — Отлично. Я могу ходить. Давай выбираться отсюда.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
РОДНИК
Выйдя из комнаты. Денна повернула налево, а не направо. Сначала я подумал, что она плохо ориентируется, но, выйдя на черную лестницу, понял: она просто хочет исчезнуть, не проходя мимо трактирщика. Денна нашла дверь в переулок, но та оказалась крепко заперта.
Так что мы отправились через переднюю дверь. Как только мы спустились, я остро почувствовал направленное на нас всеобщее внимание. Денна пошла прямо к двери, с медлительной неостановимостью грозовой тучи.
Мы уже почти вышли, когда трактирщик заорал из-за стойки:
— Хой! Эй, вы там!
Взгляд Денны метнулся в сторону. Ее губы сложились в тонкую линию, и она продолжила путь, будто не слышала.
— Я договорюсь с ним, — тихонько сказал я. — Подожди меня. Я только на секунду.
Я подошел к хмурому трактирщику.
— Так это твоя кузина? — спросил он. — А констебль говорил, что она может идти?
— Я думал, вы не хотите ничего об этом знать, — удивился я.
— Знать-то не хочу. Но она занимала комнату, да еще еда, да я доктора позвал, чтоб зашил ее.
Я смерил его тяжелым взглядом:
— Если в этом городишке есть доктор, стоящий больше полпенни, тогда я — король Винта.
— Я истратил полталанта, — настаивал трактирщик. — Повязки тоже не бесплатные. А еще сиделка при ней была, ждала, когда она очнется.
Я очень сомневался, что он потратил хотя бы половину этого, но не хотел никаких задержек. Зная наклонности Денны, я беспокоился, что, если потерять ее из виду больше чем на минуту, она растает, как утренний туман.
Я вынул из кошелька пять йот и бросил их на стойку.
— Навар живодера с чумы, — язвительно заметил я и вышел.
Я почувствовал огромное облегчение, увидев, что Денна ждет меня снаружи, прислонившись к коновязи, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Она удовлетворенно вздохнула и повернулась на звук моих шагов.
— Все так ужасно и было? — спросил я.
— Поначалу они были довольно добры, — признала Денна, пошевелив перевязанной рукой. — Но эта старуха, что все время за мной следила! — Она нахмурилась и откинула длинные черные волосы, открыв моему взгляду наливающийся пурпуром кровоподтек, шедший от виска до линии волос. — Ну, ты знаешь такой тип: чопорная старая дева с губками, сложенными кошачьей задницей.
Я расхохотался, и внезапная улыбка Денны была как луч солнца, пробившийся из-за туч. Потом ее лицо снова помрачнело, и она продолжила:
— Она все время на меня так смотрела… Словно мне следовало иметь совесть и помереть вместе со всеми. Как будто это все моя вина.
Денна покачала головой.
— Но она была лучше старикана. Констебль лапал меня за ногу! — Она передернулась. — Даже мэр пришел и кудахтал надо мной, делая вид, что заботится, а на самом деле только изводил меня вопросами: «Что ты здесь делала? Что произошло? Что ты видела?..»
Насмешка в голосе Денны заставила меня проглотить мои собственные вопросы так быстро, что я чуть язык не прикусил. Такова уж моя натура: задавать вопросы — да и целью этого сумасшедшего броска в пригорье было разузнать, что случилось.
Однако тон Денны не оставлял сомнений: она была совершенно не в настроении давать сейчас ответы. Я забросил дорожную сумку повыше на плечо, и тут до меня дошло:
— Погоди. Твои вещи. Ты их все оставила в комнате.
Денна колебалась не более удара сердца.
— Не думаю, чтобы там было что-то мое, — сказала она, словно эта мысль раньше не приходила ей в голову.
— Ты уверена, что не хочешь вернуться и проверить?
Она решительно покачала головой:
— Я ухожу оттуда, где мне не рады. Все остальное можно добыть по пути.
Денна пошла вниз по улице, и я пристроился рядом с ней. Она повернула на узкую боковую улочку, ведущую на запад. Мы миновали старуху, которая вешала пугало, сделанное из снопов овса. На пугале красовалась грубая соломенная шляпа и пара дерюжных штанов.
— Куда мы направляемся? — спросил я.
— Мне нужно посмотреть, остались ли мои вещи там, на ферме Маутенов, — ответила Денна. — После этого я открыта для предложений. Куда ты собирался направиться перед тем, как нашел меня?