Фела вытянула свой жребий, и мы отошли от стола.

— А у тебя что? — спросил я.

Она показала мне свою плашку. Возжиганье, после четвертого колокола.

Это был на редкость удачный жребий в самом конце экзаменов.

— Ух ты! Поздравляю.

Фела пожала плечами и сунула плашку в карман.

— Мне-то все равно. Я и готовиться особо не буду. Чем дольше я занимаюсь, тем хуже сдаю. Только нервничать начинаю.

— Ну так поменяйся с кем-нибудь! — сказал я, указывая на слоняющихся вокруг студентов. — За такое время наверняка кто-нибудь отвалит целый талант. Если не больше.

— Да ты знаешь, я и торговаться-то особо не умею, — ответила она. — Я просто считаю, что любой жребий, который мне попадется, — счастливый, за него и держусь.

Теперь, когда мы отстояли очередь, у нас уже не было причин оставаться вместе. Однако мне хотелось побыть с ней, да и она, похоже, не спешила уходить. Так что мы принялись бесцельно бродить по двору, в толпе.

— Слушай, я просто умираю с голоду! — сказала вдруг Фела. — Ты не хочешь сходить куда-нибудь пообедать?

Я мучительно осознал, насколько тощ мой кошелек. Будь там несколькими монетами меньше, пришлось бы положить в него камень, чтобы он не развевался на ветру. У Анкера меня кормили бесплатно, за то, что я играю там на лютне. И тратить деньги на еду где-то еще, в особенности накануне экзаменов, было бы непростительным безрассудством.

— Да я бы с удовольствием, — честно ответил я. А потом солгал: — Но мне придется еще немного потолкаться здесь, чтобы попробовать с кем-нибудь поменяться жребиями. Я-то обожаю торговаться.

Фела порылась в кармане.

— Если тебе нужно лишнее время, пожалуйста, можешь взять мой.

Я посмотрел на костяную плашку, которую она держала в руке, испытывая большое искушение. Лишних два дня на подготовку — это же дар небес! С другой стороны, можно будет ее продать и заработать целый талант… А то и два…

— Да нет уж, — улыбнулся я, — не хочу я отбирать у тебя твою удачу. Ну а моя удача тебе и подавно ни к чему. Ты и без того была весьма щедра со мной.

И я многозначительно поправил плащ у себя на плечах.

Фела улыбнулась и провела костяшками пальцев по вороту плаща.

— Я рада, что он тебе нравится. Но я лично по-прежнему считаю, что я у тебя в долгу.

Она нервно прикусила губу и опустила руку.

— В общем, ты мне скажи, если передумаешь, ладно?

— Ладно.

Она снова улыбнулась, слегка махнула рукой и пошла прочь со двора. Смотреть, как она идет сквозь толпу, было все равно что наблюдать за порывом ветра, бегущим по глади пруда. Только ее сопровождала не рябь на воде, а головы мужчин, оборачивающихся ей вслед.

Я все еще провожал ее взглядом, когда ко мне подошел Вилем.

— Ну что, на сегодня с флиртом покончено?

— Да я с ней вовсе не флиртовал, — возразил я.

— Ну что же ты так? — сказал он. — Зачем же я тогда вежливо ждал в сторонке и не мешал, если ты упускаешь такой счастливый случай?

— Да ладно тебе, — сказал я. — Мы просто болтали по-дружески.

— Ну да, конечно, — ответил Вил. Его сильный сильдийский акцент делал насмешку еще более язвительной. — Тебе какое время выпало?

Я показал ему свою плашку.

— На день позже меня! — он показал свою. — Готов поменяться за йоту.

Я призадумался.

— Давай меняться! — настаивал он. — Ты же все равно не можешь заниматься в архивах как мы.

Я гневно зыркнул на него исподлобья.

— Твое сочувствие бьет через край!

— Сочувствие я лучше приберегу для тех, кому хватает ума не доводить до бешенства магистра архивов, — ответил он. — А для таких, как ты, у меня найдется только йота. Ну что, по рукам?

— Я предпочел бы получить две йоты, — ответил я, осматривая толпу в поисках студентов с безумно-ищущим взглядом. — Если, конечно, удастся.

Темные глаза Вилема сузились.

— Йота и три драба! — предложил он.

Я поглядел на него и решился.

— Хорошо, йота и три. И плюс еще ты возьмешь в партнеры Симмона в следующий раз, когда мы сядем играть в уголки!

Он расхохотался и кивнул. Мы обменялись плашками, и я сунул деньги в свой кошелек. «Талант и четыре йоты». Все-таки на шажок ближе. Немного поразмыслив, я сунул свою плашку в карман.

— Что, дальше меняться не будешь? — спросил Вил.

Я покачал головой.

— Да нет, пожалуй. Оставлю это время за собой.

Он нахмурился.

— А зачем? Что ты будешь делать целых пять дней, кроме как дергаться да ковырять в носу?

— То же, что и все, — ответил я. — К экзамену готовиться буду.

— Как? — спросил он. — Тебе ведь до сих пор запрещено работать в архивах, разве нет?

— Ну, готовиться можно по-разному, — с таинственным видом ответил я.

Вилем фыркнул.

— Сплошные тайны, — заметил он. — А ты еще удивляешься, отчего о тебе столько болтают!

— Что болтают — это меня совершенно не удивляет, — ответил я. — А вот интересно, что именно они обо мне говорят?

Город, разросшийся за прошедшие века вокруг Университета, был невелик. Так себе, небольшой городишко.

Несмотря на это, торговля на нашем конце Большого Каменного тракта процветала. Купцы телегами везли сюда сырье: смолу и глину, ульмарит, поташ и морскую соль. Везли предметы роскоши: ленаттский кофе, винтийское вино. Везли отличные черные чернила из Аруэха, чистый белый песок для наших стеклодувных работ и ювелирно изготовленные сильдийские пружины и винты.

Когда купцы отправлялись в обратный путь, они увозили полные телеги товаров, которые можно было купить только в Университете. Лекарства, изготовленные в медике. Настоящие лекарства, а не подкрашенную гнилую воду или грошовые чудо-снадобья. Алхимики производили свои собственные диковинки, о которых я слышал только краем уха, а кроме того — сырье: нафту, сернистую обманку и двойную известь.

Быть может, я предвзят, но, думаю, справедливо будет сказать, что большая часть зримых чудес Университета происходила из артефактной — линзы матового стекла, вольфрамовые слитки и гланская сталь, сусальное золото, тонкое, как бумажная салфетка.

Но мы создавали не только это. Симпатические лампы и телескопы. Теплоемы и жар-винты. Соляные насосы. Триметаллические компасы. Десятки разновидностей теккамова ворота и вала Делевари.

Все это изготавливали мы, артефакторы; и когда торговцы их приобретали, мы получали свои комиссионные: шестьдесят процентов по продаже. Это был мой единственный источник доходов. И, поскольку занятий во время экзаменов не было, я мог целыми днями работать в артной.

Я пришел в «хранение», кладовую, где артефакторы получали инструменты и материалы для работы, и увидел в окошке высокого бледного студента с выражением крайней скуки на лице.

— Джаксим? — удивился я. — Ты что тут делаешь? Это же не твоего уровня работа!

Джаксим угрюмо кивнул.

— Килвин все еще… несколько недоволен мной, — сказал он. — Ну, ты знаешь. Из-за пожара и всего прочего.

— Сочувствую, — сказал я. Джаксим был полноправный ре'лар, как и я сам. Он имел право самостоятельно работать над любым количеством проектов. И рутинная работа вроде этого дежурства была не просто скучна: для Джаксима это было публичное унижение, и, кроме того, он терял на этом деньги и возможность продолжать свои опыты. В целом наказание вышло весьма и весьма суровое.

— Чего нам сейчас недостает? — спросил я.

Выбирать, над чем стоит работать, тоже надо было уметь. Сделать самую яркую симпатическую лампу в истории артефакции или самый эффективный жаропровод еще мало. Пока их кто-нибудь не купит, ты на этом и пенни ломаного не заработаешь.

Для многих других артефакторов это была не проблема. Они могли позволить себе подождать. Мне же необходимо было что-то, что можно быстро продать.

Джаксим облокотился на разделявшую нас стойку.

— Только что ушел обоз, который увез все наши трюмные лампы, — сказал он. — Осталась только та, уродская, Вестоновой работы.