Я протянул ему кольцо Алверона.

Стейпс положил его в карман.

— И эти два тоже, — я вернул ему кольца, которые дал мне он сам. Одно блестящее серебряное, второе белое костяное. — Не хочу, чтобы у вас были неприятности с новой женой вашего господина.

Стейпс кивнул и взял серебряное кольцо.

— Если вы оставите его себе, неприятности действительно будут, — сказал он. — Я ведь на службе у маэра и вынужден считаться с придворными играми.

Потом он взял мою руку и вложил в нее костяное кольцо.

— Но тут мой долг перед маэром ни при чем. Это долг между двумя людьми. И придворные игры над этим не властны.

Стейпс посмотрел мне в глаза.

— Я настаиваю, чтобы вы оставили его себе.

Поздно вечером я ужинал один у себя в комнатах. Стражники по-прежнему терпеливо ожидали снаружи, пока я в пятый раз перечитывал письмо маэра. Я всякий раз надеялся найти между строк какую-то надежду на милость. Но ничего подобного там не было.

На столе лежали бумаги, присланные маэром. Я вытряхнул рядом с ними свой кошелек. У меня было два золотых рояла, четыре серебряных нобля, восемь с половиной пенни и почему-то один-единственный модеганский стрелаум — я, хоть убей, не мог вспомнить, откуда я его взял.

На круг выходило чуть меньше восьми талантов. Я сложил их рядом с бумагами Алверона. Восемь талантов, помилование, разрешение выступать перед публикой и оплата обучения в Университете. Довольно внушительная награда.

Тем не менее я невольно чувствовал, что меня изрядно обделили. Я спас Алверона от отравления, разоблачил предателя у него при дворе, добыл ему жену, избавил его дороги от такого количества опасных типов, что мне даже считать было лень…

И все равно остался без покровителя. Хуже того: в письме не было ни слова об амир, никакого упоминания о поддержке, которую он обещал оказать мне в поисках.

Однако я бы ничего не выиграл, подняв шум, а потерять мог многое. Я ссыпал деньги в кошелек и затолкал бумаги Алверона в потайное отделение в футляре лютни.

Кроме того, я присвоил три книги, которые принес из библиотеки Кавдикуса, поскольку никто не знал, что они у меня, и ссыпал кольца из вазочки в мешочек. В моем гардеробе было два десятка великолепно пошитых костюмов. Они стоили приличных денег, но унести их с собой было бы сложно. Я прихватил два лучших костюма, остальные оставил на месте.

Наконец я опоясался Цезурой и сделал из шаэда длинный плащ. Эти два предмета напомнили мне, что время, проведенное в Винтасе, все же не было потрачено впустую, хотя я и заработал их сам, без помощи Алверона.

Я запер дверь, задул лампы и выпрыгнул из окна в сад. Потом воспользовался куском гнутой проволоки, чтобы запереть окно и закрыть за собой ставни.

Мелкая пакость? Быть может, но будь я проклят, если позволю, чтобы меня выпроводили из дворца маэра под стражей! К тому же мысль о том, как они станут гадать, куда я делся, заставила меня рассмеяться, а смех — он полезен для пищеварения.

Я выбрался из дворца, не замеченный никем. Мой шаэд был отлично приспособлен для того, чтобы пробираться незамеченным в темноте. После часа поисков я отыскал в Северене-Нижнем одного засаленного книготорговца.

Это был противный мужик с нравственностью бродячей шавки, но его и впрямь заинтересовала пачка кляуз, которые присылали в мои покои придворные. Он предложил мне четыре золотых реела за все и пообещал десять пенни с каждого проданного экземпляра после того, как книга будет напечатана. Я выторговал у него шесть реелов и шесть пенни за экземпляр, и мы ударили по рукам. Выйдя из его лавчонки, я сжег договор и дважды помыл руки. Деньги, однако, оставил себе.

Потом я продал оба красивых костюма и книги Кавдикуса, кроме одной. С теми деньгами, что я сумел собрать, я провел следующие несколько часов в порту и нашел судно, которое на следующий день уходило в Джанпуй.

Пока на город опускалась ночь, я бродил по богатым кварталам Северена, надеясь повстречать Денну. Разумеется, я ее не встретил. Я чувствовал, что ее тут давно нет. Город, где есть Денна, выглядит иначе, а Северен казался пустым, как скорлупа разбитого яйца.

Через несколько часов бесплодных поисков я забрел в припортовый бордель и провел несколько часов за выпивкой в общем зале. Клиентов было мало, дамы скучали. Так что я купил выпивку на всех, и мы принялись болтать. Я рассказал несколько историй, они послушали. Я сыграл несколько песен, мне похлопали. Потом я попросил их об услуге, они расхохотались от души.

И я опорожнил мешочек с кольцами в вазочку и оставил вазочку на стойке. Вскоре дамы вовсю примеряли кольца и ссорились из-за того, кому достанутся серебряные. Я еще раз поставил всем выпивку и ушел. Настроение у меня несколько улучшилось.

После этого я бесцельно блуждал по городу и наконец нашел небольшой публичный садик у края Крути, с видом на Северен-Нижний. Внизу горели оранжевые фонари, там и сям попадались редкие газовые фонари или симпатические лампы, светящие зеленовато-голубым или малиновым. Зрелище было такое же захватывающее, как и в первый раз, когда я это увидел.

Я сидел и смотрел в течение некоторого времени, а потом обнаружил, что я не один. Пожилой мужик прислонился к дереву в нескольких метрах от меня и тоже любовался огнями. От него слабо и довольно приятно тянуло пивом.

— Красотища, а? — сказал он. Судя по выговору, это был портовый грузчик.

Я согласился. Некоторое время мы молча смотрели на мерцающие внизу огоньки. Я стащил с пальца деревянное кольцо, подумывая бросить его вниз с утеса. Но теперь, когда за мной наблюдали, я невольно подумал, что этот жест будет выглядеть ребячески.

— Говорят, что аристократ может обмочить отсюда половину Северена, — заметил мимоходом докер.

Я сунул кольцо в карман шаэда. Пусть останется на память.

— Это ленивый аристократ, — ответил я. — Те, которых я встречал, мочатся куда дальше.

На обратном пути в Университет судьба мне благоприятствовала. Ветер был попутный, путешествие оказалось приятным, без приключений. Матросы прослышали, что я встречался с Фелуриан, так что я пользовался умеренной славой до конца плавания. Я сыграл им песню, которую сочинил об этом, и рассказывал, как это было, немногим реже, чем меня просили.

Кроме того, я рассказал им о своем путешествии к адемам. Поначалу они не поверили ни единому слову, но потом я показал им меч и уложил их лучшего борца три раза подряд. После этого со мной стали обходиться иначе, более уважительно, и между нами завязались новые, грубовато-дружеские отношения.

По пути я довольно много узнал от матросов. Они рассказывали мне морские байки и называли имена звезд. Они говорили о ветрах, течениях и девках — простите, о женщинах. Они пытались научить меня вязать морские узлы, но эта наука мне не давалась, хотя я ловко научился их развязывать.

В общем, было довольно здорово. Дружба с моряками, пение ветра в снастях, запах пота, соли и смолы. День за днем все это мало-помалу разгоняло горечь, которую я испытывал из-за дурного обращения маэра Алверона и его любящей супруги.

И вот наконец мы пристали в Тарбеане, и матросы помогли мне найти дешевую каюту на ветроходке, которая отправлялась вверх по течению в Анилен. Через два дня я сошел на берег в Имре и отправился в Университет, как раз когда небо начало наливаться рассветной голубизной.

У меня никогда в жизни не было ничего похожего на дом. Мальчишкой я рос в дороге, непрерывно путешествуя с места на место со своей труппой. Не было такого места — дом. Дом — это были люди и фургоны. Потом, в Тарбеане, у меня было потайное место, где три крыши сходились вместе, давая мне укрытие от дождя. Там я спал и прятал кое-какие ценные вещи, но все равно это не имело ничего общего с домом.