— Такие кольца делаются из того, что нетрудно добыть простому человеку. Юный влюбленный может подарить девушке, за которой ухаживает, колечко, сплетенное из молодой травки. Кожаное кольцо означает обещание услуги. И так далее.

— А роговое?

— Роговое кольцо означает вражду, — объяснил Бредон. — Сильную, непреходящую вражду.

— А-а… — сказал я, несколько застигнутый врасплох. — Понятно…

Бредон улыбнулся и поднял белое кольцо повыше.

— Однако это не рог, — сказал он. — Структура не та, и к тому же Стейпс никогда бы не вручил вам роговое кольцо вместе с серебряным.

Он покачал головой.

— Нет. Если не ошибаюсь, это кольцо костяное.

И он протянул его мне.

— Замечательно, — угрюмо сказал я, вертя его в руках. — А что означает костяное кольцо? Что он пырнет меня ножом в печень и спихнет труп в пересохший колодец?

Бредон улыбнулся своей широкой, теплой улыбкой.

— Костяное кольцо означает, что он ваш большой и вечный должник.

— Понятно… — я потер кольцо пальцем. — Должен сказать, что я бы предпочел обещание услуги.

— Это не просто услуга, — сказал Бредон. — По традиции, такое кольцо вырезается из кости усопшего члена семьи.

Он приподнял бровь.

— Сомневаюсь, что этот обычай сохранился до наших дней, тем не менее это позволяет понять общую идею.

Я поднял взгляд, все еще несколько ошеломленный всем происходящим.

— А именно?

— Что такими штуками просто так не разбрасываются. Это не те игры, в которые играют дворяне, и не то кольцо, которое стоит выкладывать напоказ.

Он взглянул на меня.

— На вашем месте я бы спрятал его подальше и хранил получше.

Я бережно опустил кольцо в карман.

— Я вам очень обязан, — сказал я. — Если бы я только мог отплатить…

Он вскинул руку, прервав меня на полуслове. А потом, медленно и торжественно, опустил один палец вниз, сжал кулак и постучал костяшкой по столику для тэка.

Я улыбнулся и достал фишки.

— Думаю, я наконец начинаю осваивать эту игру, — сказал я час спустя. Я снова проиграл, но на этот раз Бредон обошел меня совсем ненамного.

Бредон отодвинулся от стола и глянул на меня со снисхождением опытного игрока.

— Отнюдь, — сказал он. — Как раз напротив. Вы овладели основами, но самую суть вы упускаете.

Я принялся разбирать фишки.

— Суть в том, что я наконец-то близок к тому, чтобы одолеть вас!

— Нет, — ответил Бредон. — Дело совсем не в этом. Тэк — игра тонкая. Потому-то мне так трудно отыскать людей, которые способны в него играть. Пока что вы прете напролом, как уличный громила. Можно сказать, вы играете даже хуже, чем пару дней назад.

— Нет, ну признайтесь же, — сказал я, — на этот раз я почти что вас одолел!

Он только насупился и властно указал на столик.

Я охотно уселся, улыбаясь и мурлыча себе под нос, будучи уверен, что уж теперь-то я наконец его обыграю.

Ничего подобного. Бредон ходил решительно и безжалостно, не колеблясь ни секунды. Он разнес меня так непринужденно, как вы могли бы разорвать в клочки листок бумаги.

Партия завершилась столь стремительно, что у меня дух захватило.

— Еще раз! — сказал Бредон таким властным тоном, какого я у него еще никогда не слышал.

Я собрал все силы, но следующая партия была еще хуже прежней. Я чувствовал себя щенком, борющимся с волком. Нет, мышонком в когтях у совы. Я даже не пытался бороться. Все, что я мог, — это отступать.

Но даже отступал я недостаточно проворно. Игра окончилась быстрее прежней.

— Еще раз! — потребовал Бредон.

И мы сыграли еще раз. На этот раз я вообще не чувствовал себя живым существом. Бредон был спокоен и бесстрастен, как мясник, орудующий разделочным ножом. И игра длилась примерно столько времени, сколько нужно, чтобы выпотрошить и разделать цыпленка.

Под конец партии Бредон нахмурился и отряхнул руки, словно только что помыл их и хотел стряхнуть с них капли.

— Ну хорошо, — сказал я, откидываясь на спинку стула. — Я все понял. Прежде вы просто играли со мной в поддавки.

— Нет, — ответил Бредон с мрачным видом. — Я хотел вам показать совсем не это.

— Тогда что же?

— Я пытаюсь заставить вас понять эту игру, — сказал он. — Всю игру в целом, не просто баловство с фишками. Суть не в том, чтобы играть лучше всех. Суть в том, чтобы быть отважным. Чтобы быть грозным. Чтобы быть изящным.

Он постучал по доске двумя пальцами.

— Любой, кто в своем уме, способен увидеть расставленную для него западню. Но отважно шагнуть в нее, заранее заготовив план, как ее разбить, — вот что воистину замечательно.

Он улыбнулся, хотя лицо его осталось все таким же серьезным.

— А приготовить западню, заранее зная, что тот, кто в нее попадет, будет настороже и заготовит свои собственные хитрости и уловки, и все-таки обыграть его — это замечательно вдвойне!

Лицо Бредона смягчилось, и голос его стал почти вкрадчивым.

— Тэк отражает тонкое устройство мира. Он — зеркало жизни. В танце нельзя выиграть, юноша! Весь смысл танца — в движениях, которые совершает тело. А хорошая партия в тэк демонстрирует движения ума. И это прекрасно — для тех, кто имеет глаза, чтобы видеть.

Он указал на следы жестокого разгрома, лежащие между нами.

— Смотрите сами! Чего ради мне одерживать победу в такой игре?

Я посмотрел на доску.

— Так смысл не в том, чтобы выиграть?

— Смысл в том, — величественно произнес Бредон, — чтобы сыграть в блестящую игру!

Он развел руками, пожал плечами, лицо его расплылось в блаженной улыбке.

— Чего ради мне одерживать победу, если игра не будет блестящей?

В тот же вечер я сидел в одиночестве там, где, по идее, была моя гостиная. Или салон. По правде говоря, я так и не понял, в чем разница.

Я с изумлением обнаружил, что на новом месте мне изрядно нравится. Не потому, что тут просторнее. Не потому, что из окон открывался куда лучший вид на сад. Не потому, что мозаика на мраморном полу была приятнее для глаз. И даже не потому, что в этих апартаментах имелся свой собственный бар с приличным набором вин, хотя это, конечно, было приятно.

Нет. Новые апартаменты были лучше потому, что тут было несколько мягких стульев без подлокотников, идеально подходящих для игры на лютне. Подолгу играть в кресле с подлокотниками неудобно. В прежних своих комнатах я в конце концов усаживался на пол.

Я решил, что комната, где стоят удобные стулья, будет моим залом для репетиций. Или моей лютневой… Я пока не нашел достаточно подходящего названия.

Нет нужды говорить, что я был очень рад тому, как все обернулось. Чтобы отпраздновать новоселье, я откупорил бутылку хорошего темного фелорского вина, расслабился и достал свою лютню.

Я решил начать с чего-нибудь быстрого и проворного и сыграл "Тим-тиририм", чтобы размять пальцы. Потом заиграл что-то нежное и легкое, мало-помалу заново осваиваясь с лютней. К тому времени, как я уговорил примерно полбутылки, я сидел, задрав ноги на стол, и музыка, льющаяся с моих струн, звучала разнеженно, как кот, греющийся на солнышке.

И тут я услышал у себя за спиной какой-то шум. Я резко оборвал мелодию и вскочил, ожидая увидеть Кавдикуса, или стражу, или еще какую-нибудь смертельную опасность.

Но это был всего лишь маэр. Он смущенно улыбался, точно ребенок, только что разыгравший шутку.

— Я так понимаю, на новом месте вам нравится?

Я взял себя в руки и отвесил небольшой поклон.

— Для такого, как я, эти апартаменты, пожалуй, чересчур роскошны, ваша светлость.

— Они довольно скромны, учитывая, чем я вам обязан, — возразил Алверон. Он уселся на ближайший диван и любезным жестом дал понять, что я тоже могу садиться. — Что это вы сейчас играли?

Я снова сел на стул.

— Да так, ничего, ваша светлость. Я просто развлекался.

Маэр приподнял бровь.