— Вот ведь шимов гад, — ошарашенно протянул я. — Он продал мне крашеную лошадь.

— Разве имя не предупредило тебя? — ухмыльнулся трактирщик. — Кетх-Селхан? Господи, парень, кто-то, вспоминая тебя, сейчас здорово веселится.

— Его имя означает «сумрак», — сказал я.

Лудильщик покачал головой:

— Твой сиару порядком заржавел. «Кетх-Селем» будет «начало ночи»! «Селхан» значит «носок». Его имя — «один носок».

Я припомнил реакцию барышника, когда выбирал имя. Неудивительно, что парень так разнервничался и запросто сбросил цену. Он решил, что я разгадал его маленький секрет.

При виде моего лица лудильщик расхохотался и похлопал меня по спине.

— Да не мучайся так, парень. Это время от времени случается даже с лучшими из нас. — Он отвернулся и начат рыться в своих тюках. — Думаю, у меня есть кое-что, что тебе понравится. Позволь предложить тебе сделку.

Он снова повернулся ко мне и протянул что-то черное и скрученное, как кусок обточенного водой дерева.

Я взял это у него и осмотрел. На ощупь оно было тяжелое и холодное.

— Кусок шлака? — спросил я. — У тебя кончились волшебные бобы?

Лудильщик показал булавку, зажатую в другой руке. Он поднес ее на пол-ладони к камню и отпустил. Вместо того чтобы упасть, булавка рванулась вбок и прилипла к гладкому куску черного металла.

Я уважительно присвистнул.

— Лоденник? Я никогда их не видел.

— Формально это требонник, — просто сказал он. — Поскольку вблизи Лодена он никогда не бывал, а Требон совсем радом. В Имре этой красотой многие могут заинтересоваться…

Я рассеянно кивнул, вертя камень в руках. Мне всегда хотелось увидеть тяговик — с самого детства. Я оторвал булавку, чувствуя странное притяжение, которое влекло ее к гладкому черному металлу. Поразительно: в моей руке кусочек звездного железа.

— Сколько, ты считаешь, он стоит? — спросил я.

Лудильщик втянул воздух сквозь зубы.

— Ну, я считаю, что прямо здесь и сейчас он стоит как раз одного чистокровного кхершаенского вьючного мула…

Я повернул камень боком, оттянул булавку и позволил ей снова прилипнуть.

— Беда в том, лудильщик, что я влез в долги у опасной женщины, чтобы купить эту лошадь. Если я не продам ее хорошо, то попаду в отчаянное положение.

Он кивнул.

— Если ты возьмешь за кусок звездного железа такого размера меньше восемнадцати талантов, то прорежешь дыру в собственном кошельке. Его купят ювелиры или богатеи — как диковинку. — Он постучал себе по носу. — Но если ты отправишься в Университет, то поступишь еще лучше. Артефакторы просто обожают лоденники, и алхимики тоже. Если ты поймаешь кого-нибудь из них в хорошем настроении, получишь еще больше.

Это была хорошая сделка. Манет рассказывал, что лоденники высоко ценятся и их трудно достать. Не только из-за их гальванических свойств, но и потому, что кусочки небесного железа часто содержат примеси редких металлов. Я протянул руку.

— Буду рад заключить сделку.

Мы торжественно пожали руки, затем, когда лудильщик потянулся к поводьям, я спросил:

— А что ты дашь мне за седло и сбрую?

Я немного беспокоился, что лудильщик обидится на мое выманивание, но он расплылся в улыбке.

— Вот ушлый паренек, — хохотнул он. — Мне нравятся ребята, которые не боятся добиваться большего. А что ты хочешь? У меня здесь есть прекрасное шерстяное одеяло. Или хорошую веревку? — Он вытащил моток из одного из своих тюков. — Всегда полезно иметь при себе кусок веревки. Или как насчет этого? — Он повернулся ко мне с бутылкой в руках и подмигнул. — У меня есть немного великолепного авеннийского фруктового вина. Я отдам тебе все три бутылки за сбрую.

— Мне бы не помешало запасное одеяло, — признался я. Но тут мне пришла в голову мысль. — У тебя есть одежда примерно моего размера? За последнее время я поистратил кучу рубашек.

Старик помедлил, держа веревку и бутылку вина, потом пожал плечами и начал рыться в тюках.

— А ты слышал что-нибудь про свадьбу в этих краях? — спросил я. Лудильщики всегда в курсе всех событий.

— Про маутеновскую-то? — Он завязал один тюк и начал рыться в другом. — Не хочу тебя огорчать, но ты ее пропустил. Вчера была.

Мой желудок сжался от его небрежного тона. Если там случилось побоище, то лудильщик наверняка должен был об этом слышать. Я оцепенел от ужасной мысли: я влез в долги и проехал полпути до гор, гоняясь за призраками.

— А ты там был? Ничего странного не случилось?

— Ага, вот оно! — Лудильщик повернулся и протянул мне рубаху из простого домотканого холста. — Боюсь, не особенно роскошная, зато новая. Ну, почти.

Он приложил рубашку к моей груди, чтобы проверить, подходит ли она.

— Свадьба-то? — подсказал я.

— Что? А, нет, я там не был. Хотя вполне себе событие, насколько я понимаю. Единственная дочь Маутенов, и они хорошо ее провожали. Несколько месяцев планировали.

— Так ты не слышал, чтобы там произошло что-нибудь странное? — спросил я, чувствуя, как сердце мое падает.

Он пожал плечами.

— Да я уж сказал, что там не был. Я был около литейных заводов последнюю пару дней. — Он кивнул на запад. — Торговал с промывщиками и народом высоко в горах. — Он постучал себя по виску, словно вспомнив что-то. — Это напомнило мне: я нашел кое-что в холмах. — Он снова покопался в вещах и вытащил плоскую бутыль толстого стекла. — Если не хочешь вина, может, чего-нибудь покрепче?

Я начал было качать головой, но тут понял, что домашним брендом можно промыть бок сегодня вечером.

— А что… — сказал я. — Смотря по остальному предложению.

— Вот это серьезный юный джентльмен, — торжественно провозгласил он. — Я отдам тебе одеяло, обе бутылки и моток веревки.

— Ты щедр, лудильщик. Но я лучше возьму рубашку вместо веревки и вина. Они будут просто мертвым грузом в моей сумке, а мне еще надо много пройти.

Лудильщик немного скис, но пожал плечами.

— Твой выбор, конечно. Одеяло, рубашка, бренд и три йоты.

Мы пожали руки, и я помог ему загрузить Кетх-Селхана, смутно чувствуя, что обидел его, отвергнув предыдущее предложение. Десятью минутами позже лудильщик направился на восток, а я на север, через зеленые холмы — к Требону.

Я был рад пройти последние полкилометра пешком, разминая затекшие ноги и спину. Перевалив через холм, я увидел Требон, раскинувшийся внизу, зажатый в глубокой чаше между холмами. Городок оказался невелик по любым меркам — пожалуй, не больше сотни строений, раскиданных по сторонам десятка петляющих утоптанных земляных улочек.

Еще в детстве, в труппе, я научился оценивать города. Это очень похоже на «просчитывание» публики, когда играешь в таверне. Ставки, конечно, повыше: сыграй в таверне не ту песню, и тебя освищут, но недооцени целый город — и все может пойти куда хуже.

Итак, я оценивал Требон. Стоит в стороне от наезженных дорог, примерно посередине между фермерским и шахтерским городками. Вряд ли люди здесь сразу подозрительно относятся к незнакомцам, но город достаточно мал, поэтому все с первого взгляда поймут, что ты не из местных.

Я удивился, увидев, что люди выставляют у своих домов соломенные пугала. Это означало, что, несмотря на близость к Имре и Университету, Требон — действительно отсталая и захолустная община. В каждом городе есть какой-нибудь свой праздник урожая, но в наши дни большинство довольствуется зажиганием костра и обжираловкой. То, что здесь, в Требоне, люди следовали старой народной традиции, значило, что они более суеверны, чем я предположил поначалу.

Но все равно мне было приятно увидеть соломенные пугала. Я питаю склонность к традиционным праздникам урожая, суевериям и всему такому — это немного смахивает на театр.

Тейлинская церковь оказалась самым красивым зданием в городке; в три этажа высотой, она была сложена из блоков тесаного камня. Ничего странного, но такого огромного железного колеса, как прибитое над парадным входом высоко над землей, я, пожалуй, никогда раньше не видел. Кроме того, оно было из настоящего железа, а не из раскрашенного дерева, и при высоте в три метра наверняка весило не меньше тонны. В любом другом месте такая нарочитость встревожила бы меня, но, поскольку Требон был шахтерским городком, я предположил, что колесо является скорее городской гордостью, чем символом фанатичной веры.