— Саша, уймись! — вмешался Геннадий Петрович. — Это же всего лишь программа!

— Всего лишь программа?! — Я отпустил парня и посмотрел на отца остекленевшими глазами. — Программа, говоришь?! Да как ты… — Меня буквально подкосило. Ноги подогнулись сами собой, и я упал на колени. В ушах шумело, а в голове раз за разом крутилось одно и тоже. — «Не справился! Не справился! Я не справился! Почему?! За что?!»

Лида вызвала дежурного врача, который сделал укол успокоительного, после чего меня уложили обратно в постель. Остальные коротко попрощались с Мартином и удалились, давая ему время прийти в себя. Выйдя в коридор, Геннадий Петрович, несколько мгновений стоял молча, после чего достал из кармана телефон.

— Алло! Привет, это я! — негромко поздоровался с абонентом он. — Можно подскочить к тебе, есть дело.… Когда? Да прямо сейчас. Устроит? … Отлично, через полчаса буду.

Полковник повесил трубку и, посмотрев на лежавшие на ладони флэшки, быстро пошёл к выходу.

Число ключей — 0

Осталось 0 месяцев 0 часов 0 минут

…

(Москва. Квартира Александра Воронова. Две недели спустя)

В замочной скважине заскрежетал ключ и дверь открылась. Гостя встретил аромат затхлости и исходящих изнутри винных испарений.

— Саша, ты дома? — войдя, переспросил Геннадий Петрович. — Есть тут кто?

Ему никто не ответил. Закрыв за собой дверь, Воронов старший пошёл в гостиную, но тут же споткнулся об валяющиеся на полу бутылки из-под водки и виски.

— Ну что же, это хотя бы не «три топора», — негромко прошептал полковник, продолжив осмотр.

Зайдя на кухню, он увидел моё тело, лежащее без движения на столе со стаканом в руке. Рядом стояли несколько полупустых бутылок спиртного. Недалеко находилось блюдо с недоеденным хлебом и несколькими колечками колбасы.

— Саш, просыпайся! Подъём! — Ответом ему было ишь неразборчивое бормотание.

Отец подошёл ближе и потряс меня за плечо, но в ответ услышал лишь какое-то невнятное бормотание. — М-да! Похоже, без тяжёлой артиллерии тут не обойтись. — Он взвалил на плечо пьяное, полуживое тело и потащил в ванную. Бросив меня в ванну, он взял душевой шланг, направив его мне в лицо. — Прости, сынок, но ты сам напросился! — и включил кипяток.

(Десять минут спустя)

- Ну как, взбодрился? — переспросил отец, когда через какое-то время мне удалось самостоятельно прийти на кухню.

— Пап, ты меня что, сварить пытался? — уселся за стол я.

— Контрастный душ — лучший способ протрезветь, — спокойно ответил он, разливая по чашкам свежий кофе. — Главное, вовремя переключиться с горячей воды на холодную.

— Ну, спасибо! Мне теперь с такой красной рожей и на улицу не выйти.

— Как будто ты собирался! — Отец протянул мне чашку. — Когда последний раз из своей берлоги вылезал?

— Не помню, — негромко ответил я, прихлёбывая обжигающий напиток. — Какая разница?

— Большая! — оборвал меня его голос. — Мне звонили из института. С момента выписки, тебя так там и не видели. Ты что, хочешь вылететь?

— Плевать! Я туда больше не вернусь!

— Что значит «не вернусь?»

— А то и значит! — встал из-за стола я. — Один мой друг предложил отправиться с ним вахтой на буровую. Деньги обещают неплохие. Мне не хотелось рассказывать, чтобы лишний раз не волновать маму. Ты же знаешь, она вечно из-за всего переживает. Так что не говори ей, ладно?

— Сын, ты в своём уме?! — уставился на меня отец. — Какая к чёрту вахта?! Какая буровая?! Ты что, хочешь загубить себе жизнь?

— Мне всё равно! — Отрезал я, даже не повернувшись. — Не могу я здесь находиться, понимаешь? Не могу!

— То есть это всё из-за того случая? — Уже начал заводиться он. — Бросаешь всё под откос из-за кучки пикселей на экране! Совсем сдурел?!

— Не смей так говорить о Серас! — уже взорвался я. — Ты её даже не знал!

— Да приди уже в себя! — Тоже перешёл на крик он. — Ты вообще соображаешь, что делаешь? Развёл сопли на пустом месте! Мы с мамой тебя не так воспитывали!

— Разве? — подошёл к нему я. — Тогда вспомни-ка, кто говорил мне, что дорогих людей нужно хранить и беречь, во что бы то ни стало. Или уже забыл?

— Не передёргивай! Это другое! Она всего лишь машина! Даже не человек.

— Я любил её! Любил, понимаешь! Ты хоть представляешь, какого потерять того, кто для тебя важнее всего на свете? Вот представь, если…. если бы это была мама? Чтобы ты сделал?

— Заткнись! — Геннадий Петрович сжал кулаки. — И не смей такое говорить!

— Почему это? Давай, включи фантазию! Что будет, если мама вдруг умрёт по твоей вине?!

Отец резко, без замаха, врезал под дых, заставив меня согнуться и повалиться на пол.

— Не смей такое произносить! Будь ты хоть трижды мой сын! Не смей!

— Вот видишь! — кое-как поднявшись на ноги, глухо рассмеялся я. — А вот мне некого бить, так как во всём этом виноват я один! Понимаешь? Серас мертва! Знаешь, каково это — просыпаться каждый день, и осознавать, что это всё моя вина? — Я нетвёрдой походкой подошёл к холодильнику и достал бутылку пива. — Когда будешь уходить, дверь на ключ можешь не закрывать.

Отец несколько минут стоял молча, а потом пошёл в прихожую и стал собираться.

— Знаешь, — уже накинув куртку, зашёл накухню он, — пусть мне и неприятно видеть, как ты гробишь себя, но если это твоё решение, я его приму. Однако сперва, хочу показать тебе кое-что. Я покажу тебе иной путь и дам шанс всё исправить! Выбирай, либо и дальше оставаться тут, продолжая жалеть себя и губить своё будущее, либо отправиться со мной. Не знаю, обретёт ли твоя жизнь новый смысл, но в любомслучае ты не пожалеешь. Обещаю! На сборы у тебя три часа. Я буду ждать внизу!

Он вышел из квартиры, прикрыв за собой дверь. Я ещё какое-то время сидел один, не выпуская банку пива, так и не сделав ни одного глотка. Мы с отцом прежде так не разговаривали. Он всегда считал, что человек должен сам решать свои проблемы и отвечать за то, что сделал. Никогда раньше мне не доводилось слышать от него ничего подобного. Голова буквально опухла от вопросов. Что он имел ввиду говоря про новый смысл? Исправить всё? Как? Ясно было только одно — с бухлом надо завязывать! Я направился в ванную и начал приводить себя в порядок. Отмывшись и побрившись, ещё несколько раз ополоснулся холодной водой и принял несколько таблеток «Алказельцера», вскоре полностью придя в себя. Через три часа я спустился вниз, где у подъезда уже стояла машина отца. Стоило мне сесть, как заработал мотор, и автомобиль в полной тишине вырулил со двора.

(…)

- Куда едем-то? — уточнил я, когда мы выехали из Москвы.

— На смотрины! — коротко ответил он, явно даже не думая шутить.

— Чего?! Пап, ты что, издеваешься?!

— Ничуть! Мы едем знакомиться с моей будущей невесткой.

— Так, останови машину! — Я попытался открыть дверь, но отец только прибавил газу.

— Не советую, — всё тем же спокойным голосом добавил он. — Скорость больше ста двадцати, так что вряд ли тебе повезёт, и ты останешься жив, если рискнёшь выйти на ходу.

— Пап, что за шутки?

— Никаких шуток, — оборвал меня голос старого офицера. — Мы едем на военный аэродром под Кубинкой. Там всё и узнаешь.

— Аэродром? Так он же закрыт уже давно.

— Для обычных посещений, да, — усмехнулся Геннадий Петрович, — но у нас с тобой будет «особая» экскурсия. Тебе понравится! Просто прибереги пока свои вопросы, хорошо?

Ничего не понимая, я решил не пороть горячку и посмотреть, что же будет дальше. Поведение отца всё больше и больше удивляло, но что-то подсказывало, что он действительно хочет мне помочь. Значит нужно подождать и увидеть всё самому. Остаток пути мы ехали молча. Вскоре мы доехали до КПП аэродрома. Отец показал какое-то удостоверение и дежурный, взяв под козырёк, поднял шлагбаум. Машина въехала на территорию и остановилась у одного из ангаров. Кивком указав мне следовать за ним, папа не оборачиваясь, направился внутрь.