Водная Сеча была другой, тогда у меня в подчинении находились тридцать боевых фрегатов Лидора, и я руководила битвой как стратег, а не рядовой боец.

А вот теперь я чувствовала страх. Высоченные стены Академии казались хрупкими перед жуткими громадами требушетов, а нас, неопытных магов — слишком мало против такой армии. За секунду до того, как армия врага двинулась на нас, я успела подумать — что же скажет отец? Пойдет войной на тех, кто меня убил или же только пуще прежнего разозлится на непутевую дочь? Что подумают мои братья? Порадуются ли сестры моей смерти? А что если каким-то чудом выживет Натаниэль? Эта самая последняя мысль кольнула меня, как отравленное копье. Он пережил свой народ, пережил свою смерть, сможет ли пройти и через этот ад? Потерять ту, которую любит всей душой?

Как только армия врага пошла в наступление, я подняла посох, привлекая внимание магов. Выждав удобный момент, я громко крикнула:

— Огонь по осадным!

Темнеющий воздух прочертили ослепительно-яркие вспышки, оставившие след перед взором на несколько секунд. Четкие и мощные струи огня, больше напоминающие падающие звезды, устремились вниз, к катапультам, и дальше, к стоящим у самой границы леса требушетам. Огонь жадно впился в деревянные крепления и стал пожирать хрупкие осадные машины. Их части сыпались на головы атакующим, рассыпая яркие искры.

Из моего горла, словно повинуясь генам моей семьи, вырвался боевой клич — не клич даже, а страшный крик, который подхватили все Звездные и другие ученики Академии. Над головой просвистели стрелы наших Воинов, стреляющих навесом с нижнего парапета. Атака косила ряды наступающих.

Мы, Звездные, подпустили их ближе и атаковали во всю мощь. Дальность и одновременно сила — плохо совместимые для магии вещи. Мы выбрали мощь, но с близкого расстояния.

Элька пронзительно и нежно запела на родном, таком трепетном и властном языке, и ее песнь потянулась над долиной, куда-то вдаль, к морю и темному лесу. Я тоже затянула долгосрочное заклинание и вновь поймала на себе взгляд Натаниэля. Мой голос сплелся с сопрано Эльки и накрыл атакующих.

Маги огня поливали врагов шквальным потоком, отчего не только палили противника, но и слепили. Те, кому подчинялась земля — вырывали ров за рвом перед стенами Академии, а затем, когда трещина заполнялась кричащими противниками, смыкали ее края, превращая ров в братскую могилу. Маги воздуха бросали пыль в глаза, не давали сориентироваться, отклоняли стрелы врага, срывали со стен тех, кто все же успел закинуть лестницу.

Мимо свистели стрелы, и наши, и врагов, иногда мы ощущали под ногами дрожь каменных стен — от прямых попаданий уцелевших орудий или от слишком резкой работы магов земли. С боковых стен на головы противника летели легкие копья, а шквал стрел из-за наших спин несся почти непрерывным стальным дождем. Мы атаковали и били, читали все знакомые заклинания, но чаще просто использовали посохи, чтобы усилить те стихии, что подчинялись нам лучше всего.

Когда армия врага подошла вплотную, пусть и поредевшая, но все еще сильная, вперед с башен вышли деканы. Настал черед профессионалов защищать Академию. Они замерли в воздухе на краткий миг, а затем взмахнули посохами, почти синхронно.

Внизу разверзся ад.

Огонь волнами накрывал долину, земля ходила ходуном, а тучи стрел летели из-за наших спин вниз, на врага. Натаниэль походя превратил легкие стрелы в мерцающие белым огнем снаряды, и орды внизу взвыли от боли и страха. Фредерик призывал молнии, ослепительные и беспощадные, они выжигали все внизу. Огромные шары, взрывающиеся белоснежными искрами, катились с холмов на вражескую конницу.

Мы тоже атаковали согласно изученному и вдолбленному в нас материалу, слаженно и четко. Мы вывели из строя осадные орудия, затем по одной все большие лестницы. Атакующие могли воспользоваться теперь только веревками с крюками, но становились при этом легкой мишенью из-за медлительности. Мы с опозданием уничтожили артбаллисты, правда, мы заметили их в темноте, лишь когда в опасной близости от нас в стену впился огромный болт.

Вокруг свистели стрелы, раздавались полные боли крики, я бы даже не смогла сказать чьи они — наши или врагов. Я не смогла бы заметить и распознать даже свой собственный вопль в этом хаосе битвы. Огонь и лед метались вокруг, сплетаясь в безумный клубок, а там, ближе к врагу, парили в воздухе наши деканы, Высшие Архимаги, плетя поразительные заклинания над головами врагов. Половины магии я даже не смогла распознать. Они использовали все стихии, свет, тьму и десятки других, мне совершенно неизвестных… школ? Сил? Не знаю, но могу сказать точно — ничего страшнее и прекраснее одновременно я прежде не видела. И не уверена, видел ли хоть кто-нибудь?

Битва закончилась ближе к рассвету, когда парапет, на котором мы стояли, стал мокрым и скользким. С запозданием, я поняла, что от крови. И лишь еще через пару минут — что от нашей крови, так как ни один враг не дошел до нашей высоты и никто из Звездных ни разу не воспользовался оружием ближнего боя. Почти все были ранены, кроме троих старшекурсников. Шальные стрелы, острые колючие снаряды, похожие на морских ежей, осколки камня, что задевали нас при попадании в стены Академии, исполосовали наши руки и ноги, наградив десятками легких и не очень ран.

Я оглядела долину внизу без признаков жизни, стоящих, пошатывающихся, но живых Звездных, и разом лишившись сил рухнула на колени. Все вокруг пошатнулось и подернулось темной пеленой, кто-то подхватил меня под руки и оттащил подальше от края парапета. Я увидела мельком кусок металла, испещренный древними письменами, и успокоившись, что Мет не ранен, провалилась в темноту.

Я очнулась перед самым рассветом, когда воздух за витражным окном уже не казался таким темным. Во рту отчетливо чувствовался острый привкус горечи. Я должны была победить, я обязана была выстоять. А вместо этого рухнула в обморок, как какая-то накрахмаленная принцесска. Я не проверила степень ранений среди моих людей. Даже вид собственного бока, покрытого окровавленными бинтами не смог утихомирить мою совесть и гордость. Чья-то ледяная ладонь легла на мой лоб, отчего я сразу ощутила, что у меня жар. К тому же, вместе с прикосновением пришло ощущение покоя. И я снова провалилась в темноту, так и не успев ничего спросить у окружающих.

… Стрелы были отравлены… я нашел противоядие… Сколько раз я требовал ввести защиту на первом курсе⁈… Фредерик, бедные дети бы лопнули!…Конечно, пусть лучше они сейчас сдохнут без навыков построения защитных блоков!.. Георг не мог удержать защиту, так как сам был дважды ранен!.. попрошу соблюдать тишину, господа… приехали их родители, да, я сказал, что все хорошо… они уже ушли… Почему еще не очнулись?.. Очнулись-очнулись, у них просто нет сил реагировать, дай время…

Среди тяжкого бреда, когда уже не осознаешь себя отдельным, и самое главное, мыслящим существом, а время тянется медленно и мучительно, я слышала лишь обрывки фраз, и эти слова отдавались болезненным эхом в горящей огнем голове. Иногда я проваливалась в немую тьму, но чаще существовала где-то на границе между реальностью и бредом, словно дрейфуя в штормящем море. Волны шума и боли поднимались и опадали, лишая последних сил. Лишь иногда я ощущала у себя на лице чьи-то легкие прикосновения, которые наполняли меня живительным теплом, несмотря на то, что руки, гладящие мой лоб были холодны.

Я проснулась туманным утром, когда языки холодной и белой сырости лизали стекла лазарета с другой стороны. Казалось, что они почти живые и лишь хрупкое окно не позволяет этим кольцам и белесым щупальцам проникнуть внутрь. Палаты для больных находились на первом этаже, поэтому туман был особенно силен, завиваясь кольцами и наполняя внутренний двор Академии до самого второго этажа главного корпуса.

Туман. Погода сильно изменилась. В последнее время было очень жарко и ничего не предвещало дождя. В тумане удивительно стоять дозором на стене. В белесой пелене тают предметы и стены и лишь освещенные окна мерцают квадратами словно бы посреди пустоты. Я лежала, повернув голову набок, и смотрела на стекло, долго-долго, почти ни о чем не думая. Словно я точно знала — если начну мыслить здраво, это ощущение покоя растает и уйдет, к тому же будет непременно болеть голова. Поэтому я словно висела в нескольких ладонях от постели, ничего не чувствуя, и просто любовалась разноцветными витражами у самого потолка и однотонными окнами, за которыми извивались кольца тумана.