Том кивнул в сторону оранжереи, и вскоре они оба оказались под ее сводами, полностью укрытые от посторонних глаз.
— В этой газетенке есть кое-что о тебе, — сказал Том, протягивая Фрэнку газету. Он стоял спиной к дому, откуда все еще доносились музыкальные пассажи. — Думаю, тебе будет полезно это прочесть.
Фрэнк схватил газету, и по тому, как сжались его пальцы, Том понял, что парнишка смертельно испуган.
— Черт! — вырвалось у него. Он читал и все сильнее стискивал зубы.
— Как думаешь — твой брат действительно может решиться приехать сюда?
— Да. Хотя насчет того, что «семья в отчаянии», они, конечно, перехватили.
— Что, если бы Джонни сейчас появился на пороге со словами: «Ага, вот ты где, оказывается!»?
— С чего бы это ему сюда являться?
— Ты когда-нибудь говорил обо мне с кем-либо из родных? Может, упоминал мое имя в разговоре с Джонни?
— Нет, что вы!
— А о работах Дерватта примерно год назад разве у вас не говорили? Припомни, пожалуйста, — переходя на шепот, допытывался Том.
— Вспомнил. Отец как-то упомянул, об этом писали газеты. Правда, там писали вообще, а не о вас лично.
— Но ты же сам сказал давеча, что вычитал про меня в газетах.
— Так это я читал в городской библиотеке в Нью-Йорке несколько недель назад.
Видимо, он имел в виду архивный отдел прессы.
— И ты ни с кем из близких не поделился сведениями?
— Нет, конечно, — ответил Фрэнк. Он поднял глаза на Тома, но затем уставился на что-то за его спиной, и лицо его приняло испуганное выражение.
Том оглянулся — и увидел приближавшегося вразвалочку человека: это был не кто иной, как сам старина Анри, или, как его чаще называли, Медведь Анри, — высоченный и широченный, как великан из детской сказки.
— Это наш приходящий садовник, — шепнул он Фрэнку. — Не убегай и не дергайся. Только волосы немножко взъерошь, и пускай они отрастают, это тебе вскоре пригодится. Не говори с ним, только скажи «бонжур». В полдень он кончает работать.
Тем временем великан-француз подошел совсем близко, и они услышали его густой бас:
— Здрасьте вам, месье Рипли!
— Здорово, — отозвался Том. — Это Франсуа. Будет сорняки выдергивать.
Фрэнк буркнул свое «бонжур». Он успел взъерошить волосы и как бы с ленцой направился туда, где уже начал прополку, — к дальнему концу лужайки. Том остался доволен тем, как ловко Фрэнк сумел разыграть этот маленький спектакль. В своей заскорузлой синей куртке он вполне мог сойти за местного паренька, которого наняли на пару часов, — тем более что на Анри никак нельзя было положиться, о чем он и сам прекрасно знал. Для него что вторник, что четверг — все было едино, он никогда не являлся в обещанный срок. Анри не проявил ни малейшего удивления при виде паренька, на его губах, едва заметных из-за пышных каштановых усов и буйной бороды, застыла рассеянная улыбка. Одет он был в мешковатые синие брюки, синюю с белым клетчатую рубаху, какие обычно носят лесорубы, и голубенькую полосатую шапку с помпоном, похожую на форменную кепку американских железнодорожных рабочих. Глаза у него тоже были голубые. Он производил впечатление человека, который всегда под хмельком, но Том никогда не видел его пьяным в стельку и думал, что это просто последствия неумеренного потребления алкоголя в прошлом. Теперь Анри было около сорока. Том платил ему по пятнадцать франков в час — независимо от того, что тот делал; платил даже в том случае, если они с Анри просто стояли и обсуждали, какую землю и с какими добавками класть в тот или иной цветочный горшок, или же говорили о способах сохранения клубней георгинов в зимнее время.
Сейчас Том предложил Анри обработать стометровую полосу лужайки, примыкающей к лесу, — ту самую, где трудился и Фрэнк; правда, Фрэнк был на ее противоположном конце, возле дорожки, ведущей в чащу. Том вручил Анри секаторы, а сам взял прочные металлические грабли.
— Поставили бы здесь невысокую каменную ограду и горя бы не знали! — жизнерадостно пробасил Анри, берясь за лопату.
Эту фразу Том слышал от него много раз и не стал утруждать себя ответом, что они с женой предпочитают, чтобы казалось, будто сад незаметно переходит в лес, потому что на это услышал бы давно надоевшие слова о том, что тогда лес вскоре поглотит сад.
Через четверть часа Том прервал работу и, оглянувшись, увидел, что Фрэнка нет. «Ну и ладно, — подумал он. — Это даже к лучшему. Если Анри о нем спросит, можно будет сказать, что парню, видимо, стало лень работать и он ушел». Анри, по счастью, ни о чем не спросил. Через заднюю дверь для прислуги Том прошел на кухню. Мадам Аннет что-то мыла под краном.
— У меня к вам небольшая просьба, мадам.
— Да, месье? Какая?
— Видите ли... Этот молодой человек... ну, который сейчас у нас, очень тяжело переживает свою первую размолвку с любимой девушкой-американкой. Они путешествовали по Франции небольшой группой. Сейчас он не хочет ни с кем из них общаться, и я предложил ему пожить у нас несколько дней, чтобы успокоиться. Я был бы вам очень признателен, если бы вы не говорили в деревне о том, что он здесь, понимаете?
— О, разумеется!
По ее лицу было видно, что мадам Аннет считает сердечные дела предметом сугубо личным, мучительным и полным драматизма — особенно когда речь идет о таком юном существе, как Билли.
— Надеюсь, вы никому о нем не говорили? — спросил Том. Он знал, что мадам Аннет, как и другие слуги, часто посещает кафе-бар Жоржа. Она обычно садится за маленький столик и заказывает себе чай.
— Что вы, месье!
— Ну и хорошо.
Наступил полдень, Анри пробормотал что-то насчет того, что стало жарковато, и хотя Тому так не казалось, он ничего не имел против того, чтобы закончить работу. Они отправились в оранжерею где в углублении цементного пола для слива излишков воды Том устроил нечто вроде холодильника и всегда держал про запас полдюжины бутылок «Хейнекена». Он достал две бутылки и откупорил их.
Том не помнил точно, что отвечал на бормотанье Анри по поводу урожая малины, его мысли были заняты тем, куда исчез Фрэнк. Анри меж тем неторопливо расхаживал, потягивая пиво из маленькой бутылки и время от времени наклоняясь то над одним, то над другим растением. На нем были башмаки на шнуровке до середины икры с толстой гибкой подошвой. Шика в них не было, зато чувствовалось, что они на редкость удобны. Судя по размеру обуви, у Анри были самые большие ноги, какие Тому когда-либо приходилось видеть. И ручищи у него были такие же огромные.
— Нет уж, давайте тридцатку, — заявил Анри, когда Том протянул ему пятнадцать франков. — Неужто не помните? Прошлый раз вы мне пятнадцать недодали.
Том не стал спорить, и Анри отчалил, пообещав появиться на следующей неделе. Анри получал пособие по инвалидности, которую заработал на некоем вредном производстве несколько лет назад. «Существованию Анри, лишенному забот о хлебе насущном, можно, наверное, позавидовать», — подумал Том, глядя вслед могучей фигуре, скрывающейся за украшенным башенкой углом особняка. Том ополоснул руки и вошел в дом через парадный вход. Из гостиной доносились звуки квартета Брамса, но на сей раз это была пластинка. Скорее всего, в той же комнате находилась и Элоиза. Том поднялся наверх. Дверь в комнату Фрэнка была прикрыта, но, когда Том постучал, ему ответили, и он вошел. Оказалось, что Фрэнк уже упаковал чемодан и переоделся. В ногах кровати виднелось аккуратно сложенное постельное белье. Мальчик был на грани нервного срыва, он едва сдерживал слезы, но старался держаться бодро.
— В чем дело? — тихо спросил Том, затворяя за собой дверь. — Ты что, испугался Анри?
Он знал, что дело совсем не в Анри, но ему было важно, чтобы Фрэнк начал говорить. Газета все еще торчала из заднего кармана его брюк.
— Если не Анри, то кто-нибудь другой меня обязательно узнает, — проговорил Фрэнк низким дрожащим голосом.
— Что тебя тревожит? Ведь ничего плохого не случилось, — сказал Том и добавил: — Пока не случилось.