— Какие еще фрагменты?

— Ваше письмо жене, притворный отказ от работы, — стал неспешно перечислять Бруно. — Своевременный отъезд в Мексику…

— Вы сумасшедший!

— Нет, Гай, это вы ведете себя неразумно! — В тоне Бруно послышались истеричные нотки, он повысил голос, чтобы перекричать включившийся рядом с ними музыкальный автомат. — Клянусь, вы мне симпатичны! Ни к чему нам ссориться!

Гай сидел неподвижно, чувствуя под собой острый край стула.

— Мне не нужна ваша симпатия.

— Если вы заявите в полицию, то в тюрьму попадем мы оба. Вы что, не понимаете?

На самом деле Гаю и раньше это приходило в голову. Если Бруно станет упорно лгать, судебный процесс будет долгим. Возможно, он будет продолжаться до тех пор, пока Бруно не скажет правду — а он не скажет, понятно по его маниакальному взгляду. От этого психа лучше держаться подальше. Не трогать его. Если попытаться что-то сделать, он и убить может.

— Вы не сдали меня в Меткалфе, потому что я вам тоже нравлюсь. Ведь нравлюсь же.

— Вы мне совершенно не нравитесь.

— Но вы меня не сдадите?

— Нет, — процедил Гай сквозь зубы. Его поражало спокойствие Бруно — этот человек ничуть его не боялся. — Больше ничего не заказывайте, я ухожу.

— Погодите. — Бруно расплачивался с официантом.

Гай ждал. Он чувствовал, что разговор не окончен.

— Хороший костюм, — произнес Бруно с улыбкой.

На Гае был новый серый фланелевый костюм в белую полоску, купленный на деньги от «Пальмиры» — так же как новые ботинки и новый портфель крокодиловой кожи, лежащий на соседнем стуле.

— Куда вам сейчас?

— В центр.

Гай встречался с представителем потенциального клиента в семь часов в отеле «Пятая авеню». Он поймал тяжелый взгляд Бруно и понял: тот уверен, что он сейчас поедет к Анне.

— Что вам от меня нужно?

— Сами знаете, — тихо ответил Бруно. — Мы с вами все обсудили в поезде. Обмен жертвами. Вы убьете моего отца.

Гай презрительно хмыкнул. Именно это он и ожидал услышать — с того самого дня, как узнал о смерти Мириам. Он пристально смотрел в немигающие глаза Бруно, завороженный их спокойным безумием. Ему вспомнилось, как однажды в детстве он ехал в трамвае с умалишенным азиатом и разглядывал его с бесстыдным любопытством. С любопытством и страхом.

— Как я и обещал, я сам продумаю все в деталях. — Бруно улыбнулся одними уголками губ. — Вам будет несложно.

«Он меня ненавидит, — вдруг понял Гай. — Он и меня хотел бы убить».

— А если откажетесь, сами знаете… — Бруно изобразил щелчок пальцами, беззвучный, потому что рука его на столе была небрежно расслабленной. — Я натравлю на вас полицию.

«Нельзя идти у него на поводу! Нельзя!»

— Вам меня не запугать. В полиции быстро поймут, что вы невменяемы.

— Ошибаетесь!

В итоге первым попрощался Бруно, мать где-то ожидала его в семь часов.

Следующая их встреча получилась гораздо более короткой. В ней Гай тоже потерпел поражение, хотя вначале ему казалось, что победил. Бруно хотел перехватить его на выходе из офиса. Гай прошел мимо, сел в такси и поехал к Анне. Однако ощущение, что он позорно сбежал, подрывало чувство собственного достоинства, которое ему до этого момента удавалось сохранять. Не стоило уходить молча. Надо было поставить Бруно на место.

С тех пор каждый день Бруно поджидал его на улице после работы — либо напротив офиса, либо напротив дома, неизвестно откуда узнавая, в какие дни у Гая нет планов на вечер. Он не пытался заговорить, не делал никаких знаков. Просто стоял, сунув руки в карманы длинного, похожего на шинель пальто, сидящего на нем как влитое. Гай спиной чувствовал его взгляд, хотя никогда не оборачивался. Так продолжалось две недели.

А затем пришло первое письмо.

Два листка бумаги. Первый — карта дома и окрестностей, на ней маршрут аккуратным пунктиром. Второй — подробнейшие инструкции, как убить хозяина дома, мелким шрифтом отпечатанные на машинке. Гай разорвал листки и тут же пожалел об этом. Письмо было уликой против Бруно, его следовало сохранить, так что пришлось собрать и припрятать обрывки.

Вскоре стало ясно, что в этом не было никакой необходимости. Такие же письма начали приходить раз в два-три дня. Судя по штемпелю, отправлялись они из Грейт-Нека. Очевидно, Бруно засел там — он не попадался Гаю на глаза с тех пор, как началась история с письмами. Возможно, набивал их на отцовской машинке. Иногда в нетрезвом виде — это было заметно по обилию опечаток и эмоциональным всплескам в последних абзацах. Если Бруно садился за машинку трезвым, то в конце дружески подбадривал Гая, что, мол, задача перед ним стоит несложная. Если же пьяным, то послания завершал либо уверениями в вечной братской любви, либо угрозами преследовать Гая всю жизнь и положить конец его карьере и «любовной интрижке», а также напоминанием, что козыри не у Гая. Каждое письмо содержало подробный план убийства. Бруно явно догадывался, что Гай мог разорвать предыдущие, не читая. Гай действительно каждый раз собирался изорвать в клочья нераспечатанный конверт, но в итоге все равно вскрывал письмо — полюбопытствовать, что будет в последнем абзаце. Бруно предлагал три варианта убийства. Один из них — проникнуть в дом через заднюю дверь и произвести выстрел из пистолета — фигурировал в письмах чаще других, хотя каждый раз Бруно оговаривался, что полностью оставляет выбор за Гаем.

Собственную реакцию на письма Гай находил странной. Первое стало для него шоком, второе и последующие не вызвали почти никаких эмоций. После десятого он начал чувствовать, что письма давят на его совесть и нервы, но как именно — понять не мог. Сидя в одиночестве у себя дома, он подолгу анализировал свои чувства, пытаясь обнаружить, в чем суть душевного недомогания. Он убеждал себя, что нет никаких оснований для беспокойства, разве что Бруно разозлится и захочет его убить. Но это маловероятно. Бруно никогда не угрожал ему убийством. И все же голос разума не мог ни унять, ни притупить тревогу.

В двадцать первом письме упоминалась Анна. «Вы же не хотите, чтобы Анна узнала о вашей роли в убийстве Мириам? Какая девушка пойдет замуж за убийцу? Уж точно не Анна. Время поджимает. Надо успеть до середины марта. Потом будет гораздо сложнее».

Затем пришел пистолет. Хозяйка дома принесла Гаю большой сверток, упакованный в коричневую бумагу. Гай коротко усмехнулся, обнаружив внутри свертка черный пистолет — большой «люгер», блестящий и новенький, разве что на рукояти в диагональных насечках заметен был скол.

Повинуясь непонятному импульсу, Гай достал из верхнего ящика собственный маленький револьвер с перламутровой рукоятью и взвесил в руке, глядя на лежащий на кровати «люгер». Улыбнулся своему ребячеству, поднес револьвер к глазам. В пятнадцать лет он увидел этот револьвер в заваленной хламом витрине ломбарда и купил на деньги, которые заработал, разнося газеты. Купил не потому, что хотел иметь револьвер, а потому что это была очень красивая вещица, радовала глаз компактным размером, аккуратностью короткого ствола. Пятнадцать лет револьвер вместе с Гаем кочевал по съемным квартирам и комнатам, всякий раз попадая в верхний ящик. Он был заряжен тремя пулями, Гай вынул их и шесть раз нажал на спусковой крючок, полностью прокрутив барабан. Ему нравилось слушать глухие щелчки прекрасного механизма. Он вернул пули в барабан, убрал револьвер в чехол из фланели лавандового цвета и спрятал обратно в ящик.

Как теперь избавиться от «люгера»? Швырнуть с набережной в реку? Сунуть в урну на улице? Или просто выбросить с домашним мусором? Все, что приходило ему в голову, либо выглядело подозрительно, либо отдавало мелодрамой. В конце концов он решил спрятать «люгер» в нижнем ящике комода под носками и бельем, пока не придумает что-то получше. Он вдруг впервые представил Сэмюэля Бруно живым человеком, впервые сопоставил его и уготованную ему смерть. Здесь, в этой самой комнате, сейчас находилось полное жизнеописание этого человека, по версии Бруно, план его убийства в очередном еще не распечатанном письме и пистолет. Гай достал одно из старых писем Бруно из ящика стола.