— Хороший радиоприемник, — похвалил Райдел.

Это была громоздкая деревянная коробка с блестящими медными ручками. Звуки лились из круглого отверстия, задрапированного темно-красной тканью.

Анна, не сказав ни слова, включила радио на максимальную громкость и повернулась к Райделу, ожидая комплиментов.

— Здорово! Замечательно! Сделай тише.

Анна убавила звук.

— Мы можем ловить Англию! Представляешь?! Англию! Это Англия. — Она показала на приемник, снова игравший тихо.

— Правда?

Райдел подумал о том, что Анна теперь слушает подряд все программы Би-би-си, включая радиопьесы и поэтические чтения, хотя понимала лишь отдельные слова. Анна боготворила все английское, при том что никогда не была в Англии, а старания овладеть языком расширили ее словарь лишь до десяти-двенадцати слов. Он пожалел, что забыл купить Анне пару пачек «Плейера». Надо будет сделать это в следующий раз. Хотя Анна не была курильщицей, но ей нравились английские сигареты, именно потому, что они английские, и нравилось выкурить сигарету после еды.

Анна налила ему еще бренди. Райдел посмотрел на часы. Было одиннадцать тридцать семь. Он кашлянул.

— Анна, я уже разговаривал с Нико. Думаю, мне лучше остаться у вас на пару дней. Во всяком случае, переночевать сегодня. А завтра будет видно.

— Конечно оставайся. Ты ведь знаешь, Райдел, тебе здесь всегда рады. Вот тахта. — Она показала на прогнувшуюся тахту возле кухонного уголка.

Райдел никогда еще не оставался у них на ночь, хотя Нико и Анна приглашали его «остаться на недельку» главным образом потому, что считали, будто с него слишком много берут в гостинице «Мельхиор кондилис».

— Ты позвонишь Женевьеве? — спросила Анна, и в глазах ее вспыхнул озорной огонек.

Женевьева. Райдел устало улыбнулся. Она была дочерью археолога из французской школы археологии в Афинах. Ей было двадцать четыре года, и она закончила отделение антропологии. Однажды, гуляя после ужина, Райдел предложил ей зайти в гости к Нико и Анне. Он и Женевьева тогда встречались. Анна воображала, будто между ними был страстный роман, который должен непременно закончиться свадьбой. Женевьева питала к нему симпатию. Но любила ли она его по-настоящему? Скорее всего, нет. Женевьева была самой красивой девушкой из всех, кого он встретил в Афинах. Они целовались несколько раз, а однажды обнимались минут пятнадцать на софе у нее дома, пока не было родителей. Райдел собирался предложить ей выйти за него замуж и уехать с ним в Штаты (впрочем, он мог поискать работу в Париже в качестве юридического консультанта в какой-нибудь американской фирме), но колебался. Что-то подсказывало ему, что Женевьева совсем не тот идеал, который он ищет, что лучше подождать. И теперь, после Колетты, он окончательно уверился в этом. Женевьева вдруг показалась ему далекой, чужой. Не более чем приключением, за которое он испытывал стыд и вину. Конечно, он не мог уехать из Афин, не повидав Женевьеву, не попрощавшись с ней.

— Ну так как? — Анна ждала. — Или ты встретил кого-то еще?

Анна, видимо, уже забыла о Колетте. А может, его рассказ был неубедительным или же из него следовало, что Колетта больше увлеклась Райделом, чем он ею? Райдел вдруг ощутил щемящее чувство одиночества.

— Ты права, мне следует поговорить с Женевьевой. — Он залпом допил бренди. — Видишь ли, Анна, сегодня вечером мое имя может появиться в газетах. Меня ведь подозревают в убийстве миссис Чемберлен.

Анна нахмурилась, выразив подобающую серьезность.

Райдела охватило мучительное ощущение беспомощности, какое приходит, когда пытаешься объяснить ребенку то, что слишком сложно для его понимания.

Анна заметила состояние Райдела. Взяла бутылку бренди и с радушием хозяйки наполнила его маленькую рюмку до краев.

— Я знаю. Но вот увидишь, все уладится.

— Дело в том, что я виновен в… — Он замолчал, подыскивая нужные слова на греческом. — Я виноват в том, что добровольно помогал убийце. Я имею в виду убийство агента греческой полиции в той гостинице. Виновен в помощи и содействии преступнику, если перевести буквально известное английское выражение. Не знаю, что заставило меня тогда помочь ему. Теперь Честер заявит, что это я убил его жену, и у меня нет доказательств моей невиновности.

— Честер?

— Да. Это его настоящее имя.

Честер остановился в гостинице «Эль Греко», расположенной на пересечении улиц Ликургус и Афинской, возле площади Омониа. Это была пыльная и довольно простоватая площадь в сравнении с площадью Конституции. Честера не покидало ощущение, будто он оказался на рабочей окраине. Но как бы то ни было, здесь он был далеко от гостиницы «Кингз-палас». Водитель такси проследовал едва ли не всю улицу Стадиу, прежде чем оказался на площади Омониа. Здесь, в гостинице «Эль Греко», в номере, выглядевшем как образцовая спальная секция из мебельного гарнитура «Мэйси», Честер еще раз перечитал «Дейли пост», которую купил, когда останавливался поговорить с Нико. Тело Колетты все еще не опознали. Он просмотрел содержимое ее чемоданов, отобрав то, что можно оставить себе. Он взял лишь пакет бумажных салфеток и зубную пасту. Его руки дрожали. Он спешил поскорее закончить, боясь, что если будет перебирать ее вещи медленно, то может потерять над собой контроль: расплачется, бросится на чемоданы, закатит истерику и начнет перекладывать в свой чемодан самые дорогие ему вещи Колетты: его любимый шарф, ее духи или еще что-то. Два чемодана Колетты он закрыл ключами, которые висели на ручках, ключа к третьему не оказалось. Пусть об этом позаботится «Американ экспресс». Честер собирался послать чемоданы Джесси Доути в Нью-Йорк на хранение. Он не знал, что еще можно с ними сделать.

Без двадцати час, выпив у себя в номере виски, Честер вышел из гостиницы и направился на встречу с Нико к условленному месту: на углу улиц Стадиу и Гомера. Честер записал названия улиц на полях «Дейли пост». Он был уверен, что Нико не придет, если с ним успел переговорить Райдел. А Райдел наверняка уже встретился с Нико. В Пирее Честер видел из такси, как полиция отпустила Райдела. Честер попросил водителя подождать, пока наблюдал, что происходило возле сходней. Он был уверен: Райдела арестуют. Полицейские продержали его довольно долго. Но затем Райдел спустился с чемоданом по сходням, и Честер испытал странное, непонятное для него облегчение, пока не осознал, что, если бы Райдела арестовали, он мог бы рассказать полиции все, что знал о Честере Макфарланде, выдававшем себя за Уильяма Чемберлена. Честеру сразу нужно было покинуть страну или попытаться перейти границу нелегально, без паспорта. Да, это могло оказаться кошмаром. Зато теперь ему грозил другой кошмар, имя которому — Райдел. Скорее всего, он остановится не в гостинице, а у какого-нибудь приятеля. Честер почувствовал некоторое удовлетворение оттого, что Райдел будет испытывать неудобства. Но Честер готовил ему кое-что похуже.

Честер не сразу узнал Нико. На нем было новое темно-синее пальто и новая, без сальных пятен, серая шляпа. Он узнал его лишь по грязным теннисным туфлям, выглядевшим довольно нелепо. Нико улыбнулся, и Честер заметил коронку, а рядом с ней щербинку.

— Здравствуйте, Нико, — поздоровался он.

— Здравствуйте, сэр, — ответил Нико так, словно «сэр» было имя.

Честер огляделся и, заметив на противоположной стороне улицы кафе, предложил поговорить там.

Перейти улицу Стадиу оказалось непросто, и они застряли на некоторое время посреди потока машин, обтекавшего их с двух сторон. На Нико было более приличное пальто, чем в прошлый раз, когда они встречались. Наверняка оно куплено на его, Честера, деньги. Кафе оказалось вполне пристойным, и все время, пока они в нем сидели, Честер испытывал неловкость из-за теннисных туфель Нико.

— Полагаю, вы уже виделись сегодня с Райделом? — спросил наконец Честер.

— Да, виделись, в это утро сразу после вас.

Нико взял предложенную Честером американскую сигарету.