Гай застыл, готовясь защищаться — как защищается тот, кто виноват. И снова ему приходится защищать Бруно! Он знал, что не Бруно сказал ей о письме, она догадалась сама. Как Джерард, она собирала фрагменты головоломки. Джерард сдался, но Анна не сдастся никогда. Она находит неосязаемые фрагменты, именно из них и сложится цельная картина. Но пока еще не сложилась, потребуется время, еще немного мучительного времени. Гай устало повернулся к окну, слишком мертвый даже для того, чтобы опустить голову или закрыть лицо руками. Он не стал выяснять у Анны, о чем они с Бруно говорили. Чутье подсказывало ему, что именно она узнала. Неминуемый конец откладывался, и агония продолжалась слишком долго, гораздо дольше, чем следовало, — как иногда продолжается жизнь при смертельной болезни.

— Расскажи мне, — тихо произнесла Анна.

Ее голос звучал ровно, как колокол, отбивающий время.

— Хорошо, — ответил Гай, по-прежнему глядя в окно, однако уже ощущая необычайную легкость внутри.

Наверняка Анна заметила, как изменилось выражение его лица. Ему не терпелось поделиться наполнившей его легкостью с Анной, но он никак не мог отвести глаз от света, заливающего подоконник. Легкость и свет против тьмы и тяжести. Да, он расскажет Анне.

— Иди сюда. — Анна протянула к нему руки.

Он сел рядом, обнял ее и крепко прижал к себе.

— У нас будет ребенок, — проговорила она. — Давай будем счастливы. Ты будешь счастлив?

Гаю захотелось смеяться — от счастья, от удивления, от того, как робко она это сказала.

— Ребенок, — прошептал он.

— Что будем делать, пока ты здесь?

— Анна, когда?

— О, еще не скоро. Думаю, в мае. Что будем делать завтра?

— Обязательно выйдем в море. Если тебе не слишком тяжело.

И услышав глупые заговорщицкие нотки в собственном голосе, он расхохотался.

— О, Гай…

— Ты что, плачешь?!

— Я так давно не слышала твой смех!

Утром в субботу позвонил Бруно — поздравить Гая с назначением в комитет Альберты и пригласить их с Анной к себе на вечеринку.

— Я тут выяснил по своим каналам, что Джерард убрался в Айову. — Бруно отчаянно умолял разделить с ним веселье. — Приезжайте, покажу новый дом. Дай трубку Анне.

— Ее нет дома.

Гай знал, что расследование прекращено. Полиция и Джерард известили его об этом с благодарностью.

Он вернулся в гостиную, где они с Бобом заканчивали поздний завтрак. Боб прилетел в Нью-Йорк на день раньше, и Гай позвал его к себе на выходные. Говорили о плотине, о коллегах по комитету, о канадском ландшафте, о ловле форели и вообще о всякой всячине. Гай хохотал над анекдотом Боба на франко-канадском диалекте. Стояло прохладное и солнечное ноябрьское утро, они ждали Анну, отправившуюся за покупками, а затем планировали доехать до Лонг-Айленда на автомобиле и устроить морскую прогулку. У Гая было восторженное настроение, как у ребенка в преддверии праздника. Боб для него символизировал Канаду, работу, проект, который открыл перед ним новое, обширное пространство собственной души, куда Бруно хода не было. А их с Анной секрет волшебным образом приподнял его над миром, и Гай взирал на все вокруг с безмятежным благодушием.

Не успела Анна появиться в дверях, как телефон снова зазвонил. Гай встал, но Анна уже взяла трубку. Почему-то Бруно всегда точно знал, когда позвонить… Гай недоверчиво слушал их разговор, который неумолимо клонился к сегодняшней морской прогулке.

— Так приезжайте. Да ничего не надо. Ну, если настаиваете, возьмите пива.

Гай поймал на себе озадаченный взгляд Боба.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего. — Гай сел.

— Это Чарльз. — Анна бодро прошагала с пакетами в кухню. — Напросился с нами. Гай, ты не очень возражаешь? На самом деле в четверг он так загорелся идеей пойти на яхте, что я, можно сказать, сама его пригласила.

— Я не возражаю, — ответил Гай, не сводя с нее глаз.

С утра она пребывала в эйфорически приподнятом расположении духа, в котором, скорее всего, любому уступила бы в чем угодно, но Гай понимал, она позвала Бруно не просто по широте душевной. Решила свести их вместе и посмотреть, что будет. Именно сегодня, даже подождать не могла. В нем всколыхнулась волна обиды, однако Гай тут же одернул себя. Анна не знает, не может знать, что делает, и все вина за эту безнадежную ситуацию лежит на нем. Так что он подавил в себе обиду, не стал задумываться, какими безобразными выходками Бруно может шокировать гостей, и твердо решил держать себя в руках.

— Не стоит нервничать понапрасну, старик, — посоветовал Боб и с удовольствием осушил чашку кофе. — Ну, по крайней мере ты уже не такой кофейный маньяк. Сколько ты раньше пил, десять чашек в день?

— Вроде того.

Гай завязал с кофе, когда страдал от бессонницы, и теперь вообще терпеть его не мог.

Они заехали в Манхэттен за Хелен Хэйберн, затем по мосту Трайборо добрались до Лонг-Айленда. Скудные лучи зимнего солнца заливали берег прозрачным морозным светом, нервно играли на зыбкой водной глади. «Индия» белела, как айсберг на приколе, а ведь еще недавно в ее белизне Гай находил квинтэссенцию лета. Едва он вырулил на парковку, как заметил автомобиль Бруно — длинный ярко-синий кабриолет. Бруно говорил, что на карусели в Меткалфе катался на лошади василькового цвета, наверное, потому он и выбрал такую машину. Бруно стоял под навесом на пирсе, и Гаю был виден он весь, кроме головы, — длинное черное пальто, маленькие ботинки, руки, спрятанные в карманы, знакомая поза нетерпеливого ожидания.

Бруно подхватил упаковку пива и пошел им навстречу, застенчиво улыбаясь, но даже издалека Гай заметил распирающий его восторг. Шею он повязал ярко-синим шарфом, в цвет своему автомобилю.

— Добрый день. Привет, Гай. Вот, хотел пообщаться с тобой, пока ты не уехал. — Он покосился на Анну, ища поддержки.

— Мы вам очень рады! — воскликнула Анна. — Знакомьтесь. Мистер Тричер. Мистер Бруно.

Бруно пожал Бобу руку.

— Может, все-таки вечером доберетесь до моей вечеринки? Будет много гостей. Я вас приглашаю. — Он с надеждой смотрел на всех, включая Хелен и Боба.

Хелен ответила, что с радостью приехала бы, но у нее дела. Закрывая автомобиль, Гай видел, как она опирается на руку Бруно, переобуваясь в мокасины. Бруно вручил Анне упаковку пива и как будто собрался прощаться.

Хелен вскинула светлые брови.

— А вы что же, не с нами?

Бруно стал вяло отнекиваться.

— Да я не так одет…

— Не волнуйтесь, мы найдем для вас плащ, — заверила Анна.

От пирса к яхте пошли на шлюпке. Гай и Бруно поспорили, кому грести, — вежливо, но упрямо, — и спорили, пока Хелен не предложила грести им обоим. Гай делал длинные взмахи веслами, и Бруно старательно подстраивался под него. По мере приближения к «Индии» Бруно все сильнее охватывало странное волнение. Его шляпу дважды сорвало ветром, в конце концов он вскочил и картинно вышвырнул ее в море.

— Всегда ненавидел шляпы! — пояснил он и бросил взгляд на Гая.

Плащ на борту «Индии» он надеть отказался, хотя брызги то и дело долетали до рубки. Ветер был слишком сильный, так что шли на моторе. У штурвала стоял Боб.

— За Гая! — выкрикнул Бруно, однако без обычной удали. — Мои поздравления!

Он вообще как-то сник, и язык его плохо слушался, Гай обратил на это внимание еще с утра. Бруно хлебнул из красивой серебристой фляжки, украшенной орнаментом из фруктов, и ни с того ни с сего протянул ее Анне — неуклюже, как механизм, который никак не может раскочегариться.

— Коньяк «Наполеон». Пять звездочек.

Анна пить не стала, замерзшая Хелен сделала глоток, и Боб тоже. Гай сжимал руку Анны под штормовкой и пытался не думать ни о чем — ни о Бруно, ни о канадском проекте, ни о море. Он видеть не мог Хелен, которая поощряла Бруно, и Боба, который улыбался вежливо и смущенно, глядя вперед над штурвалом.

— Кто-нибудь знает «Туманную росу»? — спросил Бруно, стряхивая брызги морской воды с рукава.